Кто взял фальшивую ноту? - Абрамян Григорий Владимирович. Страница 14
Но Геннадий Максимилианович не перебивал Гришу. Он выслушал все до конца и сказал:
— А говорил, что не знаешь ни одной песни. И поешь правильно, и ритмично, и даже музыкально. Молодец! А то у меня появилось сомнение: принимать ли тебя в школу?
— А нас? — чуть ли не шепотом спросил я.
— Вы все зачислены.
Я чуть не подпрыгнул от радости.
— А когда мы начнем заниматься?
— Завтра же и начнете. Татьяна Васильевна включит вас в расписание. А пока попросите родителей зайти ко мне для исполнения некоторых формальностей. Да и познакомиться мне с ними не мешает. Что касается выбора музыкальных инструментов — все как будто ясно. Вася будет учиться на виолончели, Костя — на контрабасе, Сережа — на скрипке, Федя…
— А я? — нетерпеливо воскликнул Гриша.
— Губная гармошка отменяется. Мы тебя научим играть на скрипке…
— Не-е-тушки, — возразил Гриша. — Мне нужно обязательно на букву «Г», а то Женька заругает…
— Какой Женька?
Васька ущипнул Гришу.
Гриша ойкнул и ответил:
— Не знаю, какой. Только обязательно на букву «Г».
Геннадий Максимилианович поманил к себе Гришу и голосом, которым обычно рассказывают сказки, произнес:
— Давно-давно на Руси бытовал музыкальный инструмент на букву «Г». И называется он теперь… скрипка.
— Как так? — удивился Гриша.
— А вот так: в старину скрипку называли «гудок». Берись за скрипку. Не пожалеешь. У нее прекрасный тембр и сильное звучание…
На этом наша беседа с Геннадием Максимилиановичем кончилась.
Мы выбежали из школы.
На «Площадке встреч» нас ждал Женька.
Васька, конечно, не удержался, чтобы не похвастаться:
— Сам директор сказал про меня: «Талант!» А вы говорите — толстый. Если я был бы похудее, то, может, и таланта не было бы.
А Гриша восторженно кричал на весь двор:
— Я знал, что меня примут! Я знал, что меня примут Васька мечтательно продолжал:
— Отец обрадуется! А то все: «Полжизни на тебя тратишь, а ты бездельничаешь!» Теперь увидит, как я на виолончели буду трудиться.
— Мой дед тоже будет на седьмом небе, — протянул Сережка. И было непонятно — сам-то он рад или нет.
— Ладно, я пошел, — сказал Костя. — Некогда мне тут с вами лялякать…
Это послужило сигналом. Все заторопились домой, чтобы поделиться приятной новостью с родителями.
Лишь я не ушел. Я видел, каким одиноким и покинутым стал вдруг Женька. «Эх, — думаю, — и почему же люди у которых радость, в этот момент забывают, что другим, может, не так уж хорошо и их нельзя оставлять одних?»
А Женька, ни слова не говоря, повернулся и тоже пошел прочь.
— Женька, подожди! — крикнул я ему вдогонку и хотел последовать за ним, но вдруг вспомнил, что из-за Гришиной болтовни Геннадий Максимилианович ничего не сказал мне о моем фаготе.
И я помчался обратно в школу.
ФАГОТ ИЛИ КЛАРНЕТ?
От Геннадия Максимилиановича я узнал, что класса фагота в школе еще нет. Собираются открыть, но только на будущий год.
— Не хотелось бы тебя огорчать, — сказал он мне. — Но раз ты настаиваешь на фаготе, то придется отложить. Будущий сезон не за горами.
«Ждать целый год? Ни за что! Соглашусь играть на чем угодно, а времени терять не буду!»
— Можно мне играть на флейте? — попытал я счастья. «Какая, — думаю, — разница, все равно с „фе“».
— Класс флейты у нас переполнен, — ответил Геннадий Максимилианович.
Я огорчился не на шутку:
— А я уже с ребятами договорился…
— Ну, это я беру на себя, — ответил Геннадий Максимилианович. — Кто у вас за главного?
— Же… — начал я и осекся. — Никто.
— Тем лучше. Значит, никто и не станет возражать.
— На чем же я буду учиться?
— На кларнете.
— На кларнете?
— Замечательный инструмент. Без него не обходится ни один оркестр. Даже военный. Прекрасный тембр, сильное звучание. Словом, ты будешь доволен.
Я вспомнил, что Геннадий Максимилианович про скрипку тоже говорил, что у нее прекрасный тембр и сильное звучание. «Наверное, — думаю, — у многих музыкальных инструментов прекрасный тембр и сильное звучание. Не станет же директор школы говорить просто так. Помню, в Кремле…»
— Ну как, согласен? — перебил мои мысли Геннадий Максимилианович.
Что мне оставалось делать? Пришлось согласиться.
Но на всякий случай я спросил:
— А можно на будущий год перейти в класс фагота?
— Тебе, я вижу, ни за что не хочется расставаться с фаготом?
— Не хочется.
Геннадий Максимилианович немного подумал и сказал:
— Ну ладно. Зайди ко мне в конце недели.
Эх, если бы я знал, чем все это кончится! Но я не очень-то обратил внимание на последние его слова и стал размышлять: «А чего мне, собственно, упрямиться? Может, это единственная возможность избавиться от фагота. Может, мне просто привалило счастье. Как знать? Зачем мне настаивать? Тем более, на кларнетах и в военных оркестрах играют. Значит, кларнет очень важный инструмент…»
Я пошел к ребятам, чтобы посоветоваться. Встретил Костю, рассказал ему про кларнет. А он:
— Ничего, гудошник, дуй в свой кларнет, нам не жалко!
«Тебе-то что! — подумал я. — Ты ловко устроился.
А как отнесется к этому дирижер? Вдруг Женька заупрямится и начнет ругаться, что я нарушил уговор. А потом, чего доброго, не пустит в свой оркестр!»
Нашел Женьку.
— Жень, — говорю жалобным голосом, — с фаготом-то все покончено… До будущего года. Нет такого класса… Что я — виноват?
— А ты разве на фаготе собирался играть? — как ни в чем не бывало спросил Женька.
«Ах, вот как! — разозлился я. — Значит, никому до этого нет дела? Тогда чего я переживаю?»
И в тот же день мы с мамой отправились в магазин «Музыка».
— Ну, что я вам говорил? — проворчал продавец. — Старших надо слушать. Я же советовал вам сразу брать кларнет.
Мы обменяли фагот на кларнет, и я, очень довольный, побежал в музыкальную школу.
— Хочу тебя обрадовать, — сказал мне Геннадий Максимилианович. — Мне удалось договориться с одним музыкантом-фаготистом, который со следующей недели начнет с тобой заниматься на фаготе.
— Спасибо, — сказал я и чуть не выронил из рук футляр с кларнетом.
— Но учти: все это я затеял не только ради тебя. К концу года я решил разучить одну оркестровую пьесу, вернее, небольшую симфонию, где есть несложная, но очень важная партия для фагота. Всего несколько звуков…
— Несколько звуков разве так важно? В целом оркестре?
— А ты думал! Представь себе картину: опушка леса, дорога, речушка с маленьким мостиком, много-много солнца, а на небе крохотная, еле заметная тучка. Стоит человек и обеспокоенно смотрит на эту тучку. Может, она грозовая?.. А если мы уберем тучку? Все настроение картины изменится…
«Ну конечно! — подумал я. — Чего человеку смотреть на небо, раз там даже тучки нет… Пусть я буду маленькой тучкой и предупрежу всех, что будет гроза!»
— Смотри не подведи меня, — сказал Геннадий Максимилианович. — Заниматься тебе придется много.
Я очень обрадовался, что скоро попаду в школьный оркестр. Обменяем кларнет на фагот — и готово дело!
Об этом я сказал маме сразу же, как только вернулся домой.
— Да ты что! — возмутилась мама. — Никуда я больше не пойду. Хватит с меня. Сейчас позвоню директору школы и…
Тут раздался телефонный звонок. Я поднял трубку и услышал:
— Федя, это ты? Говорит Геннадий Максимилианович. Попроси, пожалуйста, кого-нибудь из родителей.
Я сунул трубку за пазуху и зашипел:
— Мама, ни в коем случае не возражай против фагота. В картине нужна грозовая тучка… Понимаешь? Я из-за тебя в оркестр не попаду! Ну, пожалуйста!
— Дай сюда трубку, тучка грозовая, фантазер бестолковый! — прошептала мама, а в трубку сказала громко:
— Алло, я слушаю…
Моя судьба решалась вот так:
— Бур-бур-гур-гур… — верещала трубка.
— Да, — отвечала мама. — Да-да… А-а!.. Неужели?