Чтоб не распалось время - Лайвли Пенелопа. Страница 4
Высокий буйный кустарник, отделявший его от соседнего сада, был настоящим кроличьим садком из лиственных шатров и туннелей — туда так и тянуло поиграть. Только вот играть не с кем. Мария бесцельно проползла садок насквозь, обошла вокруг и решила полазать по деревьям. Одно дерево ее особенно привлекло — то самое, большое и темное, которое она заметила из окна, — густая крона, блестящие темно-зеленые листья, мощный ствол и серые ветки, морщинистые, как ноги у слона. Такое величественное и, главное, просто создано для лазания: ветки заманчиво ведут одна к другой и встречаются у ствола размашистыми излучинами, образуя естественные сиденья. Вот это и будет отличный наблюдательный пункт, решила Мария, заметив одно такое кресло — невысоко, совсем не страшно, зато сквозь листья видно соседний сад.
Там она и устроилась и, скрытая для постороннего глаза, смотрела, как из соседнего дома выходили и входили люди; этот громоздкий нелепый дом служил теперь частной гостиницей. Аккуратно подстриженный газон украшали железные столы и стулья с зонтиками от солнца. Похоже, качелей нет и там, зато есть маленькая лужайка для игры в шары и бадминтонная сетка.
Появился кот и начал шумно точить когти о ствол дерева.
— Как, ты говорила, тебя зовут? — спросил он.
— Мария.
— В смысле Мэри?
— Нет. Мария.
— Модное имечко, нечего сказать, — фыркнул кот.
— Маме нравятся старомодные имена.
— Я бы сказал, вычурные.
Он напряженно глядел на пучок травы, поводя хвостом.
— Послушай, а где живет собака, которая лает по ночам? — спросила Мария.
Кот вздрогнул.
— Тебе-то что? Пусть себе лает.
— Я просто спросила.
В соседний сад вышли дети и с криками принялись энергично играть в бадминтон.
— Веселая компания, — заметил кот. — Не хочешь пойти к ним?
— Можно.
— Тогда давай.
— Сейчас.
— Боишься, не примут? — подковырнул кот.
Мария соскользнула с дерева и медленно направилась к дыре, выломанной в кустарнике, разделявшем их сады. Кот следил за ней из-под полуопущенных век. С минуту она постояла, глядя на детей, потом сказала:
— Вообще-то мне пора домой. Маме надо помочь.
— Как же, — съязвил кот.
На кухне мама деловито наполняла шкафы и полки фостеровскими продуктами и расставляла посуду.
— Зачем ты прогнала кота?
— Много важничает!
— Не выдумывай. Он все утро урчал и терся о мои ноги.
Неужели она не замечала, подумала Мария, что люди никогда не бывают со всеми одинаковыми? Животные, наверное, тоже. Вот, например, наша классная — миссис Хейворд: как придут родители, она рассияется, рот до ушей, зубы блестят, а как снова останется одна с детьми, лицо у нее вытягивается, прямо худеет на глазах, зубов уже не видать, да и голос совсем другой — резкий, раздраженный.
В парадную дверь позвонили.
— Кто-то пришел, — сказала миссис Фостер. — Но ведь мы здесь никого не знаем.
Она направилась к холлу. Из-за распахнутой двери донеслись голоса — чей-то незнакомый и мамин (это ее голос для чужих, подумала Мария). Голоса то нарастали, то стихали, тикали кухонные часы, вышло солнце и положило аккуратный золотой квадрат на край стола, ножки и пол. Мария вдруг спохватилась, что ее зовут, и неохотно направилась в холл.
— Это Мария, — представила ее мама, — а миссис Шэнд — наша хозяйка. Она живет через дорогу.
Миссис Шэнд была очень старая. И одета старомодно, но как настоящая леди, признала Мария, — атласное платье, броши, ожерелье и чулки, уходящие почему-то в парусиновые туфли. Она глянула на Марию и сказала:
— У моих последних жильцов было четверо. Один ребенок — это совсем другое дело. Вообще-то я не против детей.
Мне никогда еще не встречались хозяйки, не знаю, за них я или против, подумала Мария. Надеюсь, пойму со временем.
— Ну что ж, — продолжила миссис Шэнд. — Для троих здесь несомненно хватит места.
— Да, вполне, — откликнулась миссис Фостер. — Мы и не думали, что дом такой большой.
— Жильцы часто удивляются. Обстановка тоже вызывает недоумение.
— Мы любим викторианский стиль, — заверила миссис Фостер. — А вы не боитесь за мебель? С детьми все-таки, да и взрослые бывают неаккуратные.
— В этом доме всегда хозяйничали дети, — с ядовитым оттенком сказала миссис Шэнд. — Я сама в нем выросла, с братьями и сестрами. Нас было семеро детей. А до меня — моя мать. Он слишком стар, чтобы меняться, так же, как и я. Кухню я модернизировала, так это теперь говорят, — жильцов не устраивало старое оборудование.
Мария все это время разглядывала лицо на брошке с камеей, приколотой к воротничку платья миссис Шэнд, и слушала вполуха, но тут вдруг прислушалась. Как странно — жить в доме, где выросло столько детей. В ее доме выросла одна она: его построили восемь лет назад, он даже моложе нее. Она представила себе миссис Шэнд девочкой своего возраста когда-то давным-давно, в том же дверном проеме и посмотрела хозяйке в лицо, испещренное ниточками морщин, ища тень той, которой она некогда была, но не нашла. Неужели они тогда тоже носились через три ступеньки вниз по лестнице и сидели на дереве в саду?
— Мария! — пробудила ее мать. — Миссис Шэнд тебя спрашивает.
Мария подпрыгнула и уставилась на миссис Шэнд.
— Я спросила, какую комнату ты себе выбрала, — повторила миссис Шэнд.
— Дальнюю, маленькую, — ответила Мария.
— А… старую детскую. В ней всегда жили дети. Ночью из нее слышно море.
И качели, подумала Мария, ей хотелось спросить про качели, но тут снова заговорила мама. Беседа перешла на темы электросчетчика и доставки газет.
— Ну что ж, вот вроде и все, что я хотела вам сказать, — сказала миссис Шэнд. — Рояль месяц назад настроили. Пожалуйста, не стесняйтесь, пользуйтесь.
Она задумчиво поглядела на Марию.
— Спокойная малышка. Если захочешь что-нибудь спросить, милости прошу.
И вот ее серое с белым атласное платье уже исчезло между зелеными изгородями, растущими вдоль дорожки.
— Она и сама под стать дому, — сказала миссис Фостер.
— Почему она здесь больше не живет?
— Считает, что дом для нее слишком велик, и живет в гостинице через дорогу.
— Жаль, что она кота не прихватила, — заметила Мария и подумала: зря я не спросила про качели. Ну, ничего, в другой раз.
Днем пошел дождь. Миссис Фостер, довольная, что не нужно идти на пляж, устроилась читать в гостиной, почти не скрывая облегчения. Мария глядела на дождь из окна своей комнаты: он струился по стеклу жирными ручьями, и очертания темного дерева в саду, на которое она взбиралась утром (ее дерева, как она теперь считала), плыли и дрожали, словно водоросли в скальных выемках. Водоросли напомнили ей об окаменелостях — она же хотела посмотреть, как они называются, и прикрепить к ним ярлычки. Она начала их раскладывать и сравнивать с теми, из миниатюрного комодика. Некоторые оказались точно такими же, их названия она установила без труда. Красивым почерком она сделала подписи на маленьких кусочках бумаги — Promicroceras… Asteroceras — разложила их в гнезда из ваты, которую взяла в ванной. Получилось профессионально и научно. Однако одна окаменелость отказывалась называться. Во-первых, она была почти неразличима — лишь намек на рисунок в куске голубого камня, с первого взгляда — ничего особенного, но если приглядеться, проступали четкие линии и узор — каменный призрак древнего существа.
Мне нужна про них книга, вот что, подумала она. А там внизу полно книг.
Однако книги оказались на редкость незанимательными. Она водила глазами по коричневым, темно-бордовым и темно-синим рядам, которые линовали все стены от пола до потолка в библиотеке, между гостиной и столовой. Ничего веселого — ни пестрой обложки, ни иллюстрации; и когда она наугад вытаскивала одну-другую, все они пахли одинаково, как-то странно. Наверное, так пахнут книги, которые долгое время никто не доставал и не читал, решила она. И переплеты с золочеными названиями какие-то неинтересные: «Происхождение видов» Чарльза Дарвина, «Завещание скал», «Принципы геологии». Она посмотрела на них с отвращением, но тут ей в голову пришло, что слова типа «скалы» и «геология» могут быть связаны с окаменелостями. Она вытащила одну книгу, и в ней, конечно же, оказались тщательно выписанные разрезы горных пород и через несколько страниц — ракушки. А дальше опять ничего не понятно, прямо как на другом языке: глыбы тяжелых слов — не разобрать, и предложения такие длинные — не догадаешься, о чем они. А вот картинки ей понравились. По крайней мере, хоть одна книга пригодится. Она набрала небольшую стопку и отнесла ее к себе наверх.