Дмитрий Русский - Столярова Наталья. Страница 29

— Ну, по крайней мере, честно. И что, даже увидеться с матерью не захотел?

— Нет.

— А мне показалось, она из тех, что одной мыслью живут: выйти и ребёнка забрать.

— И это хуже всего. Была бы она какая-нибудь пофигистка, бог с ней. Тут другое. Я ведь в колонию запрос делала, и мне ответили, что она — редкой души человек. По просьбе начальства какие-то важные документы подписала. Вот и посадили. Бывают такие у судьбы переплёты.

— А Паша… И его понять можно. Жестокая сейчас жизнь. Он ведь и знания рвёт так, с натугой. Способности не ахти, а цель есть.

— А я боюсь. Такой по трупам пойдёт.

— Пойдёт, если — цель заставит. И доберётся до самого верха.

— Ну ладно, Инна. Не первый раз, и не последний. Сколько раз зарекалась — в сердце не брать, а не могу.

Они поднялись и пошли по тропинке к зданию. А Митяй сидел ещё некоторое время, отложив книжку.

Так получилось, что вечером на стадионе играли в футбол. Митяй, как всегда, в нападении, а Кисля стоял в воротах. Вратарём он считался отменным, потому что тренировался без конца, да и реакция — врождённая. Он всегда и всё стремился делать лучше других.

Когда возвращались, Кисля обогнал его и слегка задел плечом. Ничего особенного: дорожка узкая, а Митяй шёл медленно, не торопясь.

И что на него нашло? Будто внутри что-то лопнуло, разорвалось. От Кисли его еле оттащили. Он бил его так, будто встретился с заклятым врагом. Пришёл в себя, когда кто-то опрокинул на них ведро с водой. Над ним стояла Фрол. Завуч посмотрела на Митяя внимательно. И ушла молча. Никто об этом случае и слова не сказал. И никто не знал настоящей причины.

Это был тот, последний детдом, откуда Митяй попал в эту странную, непонятную семью. Как написала Лина? Зазеркалье…

До нового года оставалось несколько дней. В школе стоял сплошной переполох, но Митяй не принимал в нём участия. Он подтянул «хвосты» — сдал пару зачётов. Конечно, четвёрки у него водились, и он считал глупым вытягивать все предметы «на пять». Не это главное.

По русскому языку, как ни старайся, всё равно какая-нибудь заморочка, да выйдет…

Сегодня он принял решение. Уже под утро, измаявшись от бессонной ночи, нашёл в себе силы признаться: да, он боится. Боится зеркал, потому что там — отражение его уродства. Боится жалости в глазах случайного прохожего… И многое в жизни он делал только для того, чтобы побороть страх. Но тот сидел внутри настоящим хозяином и властелином. И прав был Ваня, когда говорил, что причина — в нём самом, и не поможет в этой беде даже самый сильный Оберег.

Митяй вышел к реке, постоял на пронизывающем ветру. В Ковчайске оставались ещё места, где люди почти не встречались. Зимой вся жизнь замыкалась в центре, и редко кому приходила мысль свернуть в парк или на набережную. Лежал нетронутым снег, кое-где по нему тянулись редкие цепочки следов.

Митяй направился к площади. Здесь уже поставили огромную ёлку — метров двадцать высотой. Бульдозер сгребал снег для горки, из динамиков слышался бравурный марш, и казалось, что тракторист старается попадать в такт, а машина выполняет простые, но ритмичные па.

К витрине шёл скорым шагом. Чтобы не передумать и не повернуть назад. Приблизился вплотную, достал Оберег и поднял глаза к зеркальной поверхности.

И не обрушился мир, и не загремел гром, и ничего не изменилось. Так же спешили люди и точно так же звучала с площади музыка…

Митяй вглядывался в отражение и почти забыл о цели. Сколько лет он боялся? А теперь наступил час настоящей свободы. Вся неделя стала сплошным испытанием, но такой бурлящей, неистовой радости он не чувствовал ни разу.

Спустя минуту он стоял на площади Зордарна. Навстречу шёл Зарком, подняв руку в приветственном жесте.

— Здравствуй, Митяй. Ты хотел увидеть меня?

— Да.

— Знаю. Ты справился. Я приготовил много слов, но все они будут лишними. Я горжусь тобой, потому что ты сделал ещё один шаг к свободе. Что может быть дороже?

— Мне нужен твой совет, Зарком.

— Ты говоришь об Этих?

— Да. Я не знаю, что делать дальше. Как мне бороться с ними?

— Митяй, одно могу сказать: насилие порождает насилие. Это не наш путь. Время всё расставит по своим местам.

— Но они захватывают мир, растут, идут… Их так много!

— Я думал, ты понял, что они растут только там, где есть почва. Как любое сорное растение. Ты ставишь перед собой непосильную задачу: побороть всё зло мира. Запомни: каждый борется в одиночку. С личным злом и пороком.

— Я знаю это про себя.

— Значит, должен знать и про других. Закон един для всех.

— И никого не загнать в рай пинками?

— Ни пинками, Митяй, ни пряниками. В этом всё и дело.

— Но Эти не уйдут добровольно. Неужели они останутся в нашей семье?

— Как ты сказал?

— В нашей семье…

— Я не ожидал. Ты прошёл путь, Митяй. До таких слов…

— И не остановлюсь. Мне надо идти дальше.

— Вспомни, о чём говорил Иван.

— Что мы Этим не по зубам?

— Точно. Он увидел главное. Эти — только передатчики. Они не создают зло сами, они просто поставляют его туда, где зло — главная пища.

— И всё равно я должен принять решение.

— Прими. Кому сейчас больше всех нужна помощь?

— Лине?

— Тебе видней. Прощай, Митяй. Удачи.

Митяй уже привык, что время изменило обычный ход: он стоит, как зачарованный, напротив всё той же витрины, и словно впервые смотрит в зеркальную поверхность.

Теперь нужно обдумать разговор с Заркомом, и лучшее место для этого — парк. Но на полпути он вспомнил, что в парке сделали снежный городок, и там полно народа.

Ну, что ж, пойдет и он туда. Раз смог преодолеть свой главный страх, то почему не побороться с его отголосками?

А в парке осветили даже дальние закоулки. Везде — прожекторы, мигают гирлянды, запах шашлыков в морозном воздухе.

Митяй прибавил шаг, разогнался, взбежал на центральную горку и съехал по ней на ногах. Есть такая поговорка: «как заново на свет родился». Митяй ощущал что-то похожее: будто долго брёл с тяжёлым рюкзаком, и вдруг позволили этот рюкзак сбросить. И лёгкость появилась необыкновенная…

Дом встретил теплом, и Лина, увидев Митяя, повеселела. Она оправилась после болезни и вплела в золотистые волосы какую-то яркую ленту. Митяй улыбнулся:

— Лина, ты просто королева. Или всё-таки принцесса?

— Как хочешь. Можешь обращаться ко мне: ваше Величество.

Она засмеялась и отложила в сторону любимую «Алису в стране Чудес».

— Где ты был? Расскажи.

— В парке. Там народ гуляет вовсю.

— И я хочу.

— Я, ваше Величество, как верный паж, возьму тебя с собой.

Лина взглянула на него и спросила уже серьёзно:

— Когда?

— Сегодня, Лина. Только не в парк, а в другое место.

— Я об этом и думаю.

— А ты готова?

— Мне кажется, готова. Но, как всегда, — боюсь.

— Это нормально. Конечно, боишься. Но мы пойдем вместе.

— Ну, с тобой — совсем другое дело. Я боюсь — одна. А вместе… Нам сам чёрт не страшен.

— Вспомнила своего?

— Ага, Анчутку. Неужели он есть на самом деле?

— Сегодня, Лин, узнаем. Ты поспи, если получится. Я зайду в полночь.

Кукушка завела самое длинное выступление: двенадцать «ку-ку». Митяй поднялся, нащупал на груди Оберег и пошёл к Лине. Она сидела, напряженная как струнка.

Митяй выкатил кресло в коридор, они приблизились к шкафу вплотную. Оберег засветился, и сразу распахнулась дверь. Лина вздрогнула:

— Голос… Я слышу. Он стал громче.

— Значит, всё правильно. Мы на верном пути.

Но коляска никак не проходила в двери. Митяй, наконец, сказал:

— Лина, ты должна идти сама.

В её глазах стояли слёзы:

— Ты что, Дима? Как?

— Мы на пороге, и здесь уже всё по-другому. Я могу, конечно, понести тебя на руках. Но раз Голос говорит «иди», значит — иди!

Лина закусила губу, оперлась на поручни кресла и приподнялась. Но слёзы всё-таки не удержала, они неровными дорожками стекли к губам. Она сделала усилие, наклонилась вперёд и опять опустилась на сидение.