Дайте кошке слово - Романова Наталья Игоревна. Страница 33

А «угол» вот какой: кот, что с тобой живет и тебя любит, вовсе не что-то иное от того мира животных, что в лесах и в пустынях. Он такой же — на четырех ногах ходит, и шерстью покрыт, и ест сырое мясо, и в глаза смотрит, и не поймешь его, о чем он думает и думает ли вообще.

Там, в лесах и пустынях, ходят тигры и леопарды, пумы и пантеры. И все они так же тихо ступают на лапы, и так же сворачиваются в клубочек, и так же прыгают, хватая жертву, и так же играют со своими детьми, и так же любят, и то же самое чувствуют.

Вот этот «угол», под которым надо смотреть на кота, который пришел к тебе, на твой диван, к твоему столу и объявил: ты моя семья, тебя буду любить, тебе буду подчиняться, от тебя буду зависеть.

И все свои качества на то употребил, ибо зависеть от человека — это не менее опасно, чем оставаться в лесу, где у тебя много врагов и потому надо быть сильным, хитрым и ловким.

А с человеком что надо, чтобы жить? Сила? Нет, не нужна она совсем. Ловкость? И это не так уж нужно. Возможно, хитрость? В какой-то степени, в той самой степени, чтобы быть к человеку поближе, чтобы вроде быть как человек — то же самое чувствовать и понимать и так же любить.

Только если этого нет, то откуда это взять? Значит, она есть, эта способность к любви и пониманию, значит, она и в тех есть, что в лесах и в пустынях. Только там другие семьи, не человеческие, и в тех семьях по-другому эта любовь и понимание трансформируются.

Значит, если ты своего кота изучишь, поймешь, на что он способен, где граница понимания проходит, то эта же граница и у тех есть, что в лесах и пустынях.

Вот тот «угол», под которым смотреть надо. И если ты к коту не просто будешь относиться как к чему-то тебе чуждому, а относиться будешь как к родному, как к существу такому же, как и ты, но просто на четырех ногах ходящему и по-человечески не разговаривающему, но изо всех сил старающемуся тебя понять, вот если так ты будешь к нему относиться, то, возможно, доступна тебе вдруг станет его душа, его помыслы, его желания, и понимать ты его вдруг начнешь, как самого себя и близкого тебе, рядом живущего человека, и все тебе про него станет ясно, и каждое его движение станет тебе понятно, ибо оно направлено на тебя, на то, чтобы ты его понял, ибо ты его друг, ты его семья, ты тот, на которого направлено все его существо. И не сможешь ты тогда его не понять, также как не могут не понимать друг друга те, что живут вместе в лесах и пустынях.

Вот тот «угол», под которым я предлагаю смотреть.

Если говорить все

Котенок был совсем маленький, когда его принесли, почти слепой. Я положила его себе под подбородок, он пригрелся и заснул. Живое тепло проникало внутрь моего тела, я приобрела нечто вроде грелки, игрушки… Я хотела котенка, то есть, конечно, я бы не взяла никакого котенка, если бы мне его предложили, но мне принесли его, у меня не спросясь.

Кот был нужен и совсем не нужен. Кот был нужен: я брала кота, прижимала его к себе, ходила с ним по комнате, раскачивая и напевая ему песенки. Он лежал у меня на локте, и я смотрела на его ушки, на его головку, на его прикрытые глазки с ресничками. Говорят, когда на севере у чукчей умирает ребенок, матери приносят волчонка, и он сосет грудь. (Молока у меня давно уже не было. Да его и вообще не было. Молоко для моего сына покупали у других матерей…)

Он был и не нужен, этот кот. Зачем? Ничего было не нужно. Жизнь была не нужна.

Я так страдала тогда, так уставала от своих дум, что часто отбрасывала от себя кота, переставала смотреть на него, чтобы только не думать, не страдать.

Человек и кот — в этом ничего сравнимого нет. Это я вам сразу говорю, чтобы сразу все точки поставить над i, чтобы не думали вы, что хоть как-то я кота до человека возвожу. Человек для человека — это человек, а кот для человека — это кот. Так должно быть, так естественно. Но должны мы знать, что же из себя кот представляет. Да и другие животные. Вот почему я и пишу. А раз всерьез пишу, то и жертвовать чем-то приходится. Хотя бы тем, что писать себя заставляю — всё.

…Детство, особенно младенчество, когда все растет и каждую секунду меняется, и то, от чего еще вчера умереть возможно было, сегодня бесследно проходит, представляется мне чем-то самим по себе в жизни идущим. Тут, может быть, не надо особенно и вмешиваться. Теперь я и не вмешивалась. Оттого, может быть, не вмешивалась, что доказать себе хотела (потому что мучаемся мы своими ошибками), что в таком возрасте живое надо оберегать, а вмешиваться, если не знаешь как, не надо. Лучше подождать — само пройдет. Само перерастет. Многие врачи так и считают. Только где эти врачи были, когда они моему ребенку были нужны? Наверное, возле других детей сидели, оттого те дети и живы.

С какой-то ненавистью я смотрела на кота. Ничего — выживешь, ты-то выживешь. Тебе ничего делать не будут, потому что ты — кот. А если и скажет кто: «Надо бы врачу показать», то можно и не обратить внимания на это. Кот ты. Так и есть — никому не показывали, ничем не лечили. И прошло. Само. Переросло. И то, что не ел ничего иногда сутками или больше, — ничего не случилось. И то, что, погуляв на балконе, чихать начинал — и это прошло. Просто трудно ему было без мамы (без его мамы), маленький он был, сил нет, живот болит, шерсть слиплась, а вылизать некому. Маленьких котят мать вылизывает, вымывает. А тут все сам. Вот и барахтался — грязный, голодный, больной. Только ласка моя его и спасла. Пригрею, поговорю с ним, и заснет, и спит, и растет, и переросло, и выкарабкался. Без врачей, без ухода особого, на одной ласке. На одном тепле, которое чувствовал, не мог не чувствовать, и хоть не ему оно принадлежало, но на него изливалось. Потому что рождается эта ласка вместе с ребенком родившимся, а потом — не умирает, а остается, и некуда ее девать, и некуда ее тратить и теплый комочек, живой комочек вбирает эту ласку, не зная и не ведая, откуда вдруг на него такое счастье свалилось.

Вошло тогда что-то от моего состояния в кота и не войти не могло.

Импринтинг

В жизни каждого животного в самом раннем возрасте есть момент (от двух дней до нескольких месяцев), который называется критическим. В этот момент происходит запечатление (импринтинг). И если в этот момент показать маленькому котенку кота или гусенку — гуся, то ничего необычного не произойдет. Но если в этот момент гусенок вместо гуся увидит другое животное, ну, скажем, кролика, то и «решит», что он тоже кролик, потому что кролик запечатлится у него в мозгу, как его вид, как он сам. И когда вырастет гусенок, то и любить он будет кроликов, а не гусей. Запечатление может произойти и на человека, и даже на неодушевленный предмет.

Такова теория импринтинга, впервые разработанная австрийским ученым Конрадом Лоренцом (1935).

Мой котенок был почти что еще слепой, когда мне его принесли, и в свой критический момент (у котов он длится недели две, после того, как откроются глаза), когда все существо котенка было направлено лишь на то, чтобы вобрать в себя все окружающее, все полюбить, все принять, все сделать своим и обрести через все это себя, когда нет еще страха, а есть только желание слиться со всем, что видишь, в этот самый момент я прижимала котенка и гладила его. И произошло запечатление — на меня, на человека.

Конечно же, в начале, когда мне принесли кота, я не думала ни о каком импринтинге, просто удивлялась, что растет такой необыкновенный кот. Но позже, когда я вдруг поняла, в чем дело, я стала внимательнее присматриваться к происходящему и, как мне кажется, получила возможность взглянуть на явление импринтинга несколько с другой стороны, нежели это принято.

Ведь по теории импринтинга, даже если бы я нё качала своего кота, не пела ему песенки, все равно в это время у него должны были родиться лишь добрые чувства ко мне, так как жизнь не может зависеть от характера того, кто подвернется. Оно, это критическое состояние, должно само по себе обеспечить выживание на добро и нормальное состояние индивида. Все это так. Однако возможность более тесного контакта и, следовательно, более углубленного изучения поведения животного (в данном случае кота), запечатленного на человека, и сравнения этого поведения с поведением обычного кота позволяют вскрыть некоторые потенциальные возможности поведения животных вообще.