Витька Мураш - победитель всех - Томин Юрий Геннадьевич. Страница 31

— Ну и зря, самое интересное только начинается.

— Все равно уйду.

— Куда уйдешь? Мы ведь все здесь. Один будешь?

— Не знаю!

— Из-за того, что не выбрали?

— Не из-за этого.

Очень трудно было объяснить Батону, почему мне нужно уйти. В школе, например, там каждый сам за себя. Там я с любым поодиночке справлюсь. На одного крикну, другому просто скажу, третьего стукну… На меня хоть и обижаются и даже отпускают глупые шуточки, но почти всегда выходит по-моему. А вот когда выбирали начальника штаба, все были как будто вместе, а я один. Хоть они ничего не говорили, но я это чувствовал. Одному мне со всеми не справиться, и, значит, нужно уходить. Ведь если так дело пойдет дальше, то надо мной даже Наташка начнет командовать. У меня тоже есть гордость, даже побольше, чем у других. И не в том даже дело, что меня не выбрали. Я не могу быть один против всех. И не потому не могу, что вообще не могу, а потому, что сам не хочу.

Мы сидели с Батоном у костра, пока не зашло солнце, а когда стало прохладно, разошлись по разным палаткам.

Мы договорились спать по очереди. Первая была батонская. Но уснуть он не мог. Я слышал, как он шуршал в своей палатке.

Минут через десять Батон вполз ко мне.

— Мураш, не могу я один.

— Боишься, что ли?

— Вроде не боюсь. Только там что-то шуршит и у палатки кто-то ползает. А еще кто-то топает…

— Пойди посмотри.

— Пойдем вместе.

Возле батонской палатки сидела кошка. Она нас увидела и замурлыкала.

— Это она топала? — спросил я.

Батон насупился.

— Киса, киса, — сказал он ласковым голосом, — иди сюда, я тебе молочка дам.

Услышав батонский голос, кошка полезла на сосну.

Мы вернулись в палатку, легли на один ватник, а вторым укрылись. Никто больше не топал. Было так тихо, что даже в голове звенело.

— Мураш, — прошептал Батон, — а мне отец завтра надает банок.

— Ты же привык.

— Привык-то привык, а все равно надоело, — сказал Батон сонным голосом.

Рядом с палаткой засвиристел сверчок. Чтобы не заснуть, я стал считать его трели, но от этого как раз стали слипаться глаза.

— Вовка, — сказал я, — а может, мне не уходить из клуба?

Батон не ответил. Он сопел и что-то жевал во сне. Я закрыл глаза, на минуту задремал и сразу проснулся…

…И уже взошло солнце. В палатке все стало желтым. Батон ночью стянул с меня ватник, и сейчас мне было холодно. На стенках палатки сидели пузатые комары. Насосались они за ночь нашей крови и теперь летать им было ни к чему.

Я выполз наружу. Солнце уже поднялось над соснами, и я определил время — часов семь.

Может, это смешно, но я никогда не видел такого моря и такого берега.

Обе лодки привалились друг к дружке и стояли как припаянные к воде. На моторе сидела чайка. Острова почему-то плавали в воздухе. Песок был желтым, почти как палатки. Вода застыла ровней стекла; в ней отражалось небо с длинными розовыми облаками.

Сто лет я тут прожил, но только почему-то сегодня мне все это жутко понравилось. «Красиво», — сказала бы, наверное, Наташка.

Я подошел к воде, чтобы умыться, опустил руку и все сразу испортил. От моей руки побежали волны; облака стали изгибаться на поверхности; чайка поднялась в воздух и заверещала так, будто ее режут.

«Тебе обязательно нужно все испортить», — сказала бы, наверное, Наташка.

Я набрал в ладони воды и плеснул в лицо. Потом обтер шею. Наверное, это на меня так подействовала красота, потому что умываться холодной водой удовольствия мало.

Я принес сушняку, разжег костер и хотел вскипятить чаю. Тут я услышал, что кто-то хрупает по песку. Я обернулся. Против солнца было видно плохо, но я разглядел, что идет какая-то девушка. Мне сразу стало неинтересно. Я встал на колени и начал раздувать костер. Слышу, она подошла и остановилась. Но мне-то неважно, остановилась она или нет, я дую в костер. В горло попал дым, я стал кашлять. Она засмеялась. И когда она засмеялась, я перестал кашлять и оглянулся.

Я увидел Наташу.

Она стояла прямо передо мной и смеялась. В руке у нее было полотенце. Я почему-то подумал, что она сейчас шлепнет меня этим полотенцем. Я сел на песок и смотрел на нее снизу вверх.

— Ты здесь ночевал? — спросила она.

Я мотнул головой.

— А ты откуда?

Я молчал. Я просто не мог поверить, что она меня не узнала. Ведь я-то ее помнил. Я даже думал о ней и один раз видел во сне.

Она снова засмеялась.

— Ты еще не проснулся?

— Проснулся, — сказал я хриплым голосом.

— Тогда скажи что-нибудь.

— А что? — спросил я.

— Что хочешь.

Я спросил первое, что пришло в голову:

— Ты когда приехала?

— Вчера. А ты откуда знаешь, что я приехала?

— Знаю, — сказал я.

— А ты откуда приехал?

— Я не приехал.

— Пришел?

— Не пришел.

И она еще раз засмеялась. Я сидел как дурак. Все слова вылетели у меня из головы. Я все думал, почему она меня не узнает, неужели потому, что у меня другая рубашка. Но я-то ее узнал сразу, а ведь у нее тоже было другое платье. Наташа подошла к палаткам, заглянула внутрь. Батон задергал ногами, но не проснулся.

— Где ваша группа? — спросила Наташа.

— У нас нет группы, — сказал я.

Наташа посмотрела на меня и пожала плечами.

— Все-таки ты еще не проснулся, — сказала она. — Первый раз такого туриста вижу.

— Мы не туристы, — сказал я. — Ты что, не помнишь меня?

Наташа внимательно посмотрела на меня и помотала головой.

— Нет.

— Я же у вас дома был!

— В городе?

— Здесь. Ты мне еще привет передавала.

— Какой привет?

— «Привет Вите».

— А-а-а, — сказала Наташа, — кажется, вспомнила. Так ты — Витя?

— Ну да! — обрадовался я.

Наташа прищурилась и посмотрела на меня с усмешкой.

— Теперь точно вспомнила. Ты варенье любишь?

Ну что мне было делать? Если бы мне кто другой сказал про варенье, я бы вколотил его в песок по самые уши.

Я встал и пошел в кусты за сушняком.

Когда я вернулся, Наташа стояла по колено в воде и что-то разглядывала на дне.

— Сколько здесь маленьких рыб! — сказала она. — Как они называются?

Я молчал.

— У вас так хорошо… Я сегодня с шести часов хожу по берегу. Я проснулась от солнца…

Я молчал.

— Витя, — спросила Наташа, — ты что, на меня обиделся?

— Нет, — буркнул я.

— Ты, наверное, с Лариком дружишь?

— Сто раз в день, — сказал я.

На этот раз Наташа засмеялась как-то хорошо, и мне расхотелось злиться. Но о чем с ней говорить, я не знал. Я ведь с девчон… ну, с девочками разговариваю раз в триста лет. Опыта в этом деле у меня нет никакого.

— Ты в какой перешел? — спросила Наташа.

— А что?

— Ничего, просто так.

— Ну, в восьмой.

— А-а-а, — сказала Наташа, — я так и думала.

— Чего ты думала?

— Да что ты в седьмом.

— Я уже в восьмом.

— Ну, это все равно, — сказала Наташа.

Наташа вышла из воды и села на песок. Теперь она сидела, а я стоял и придумывал, что сказать еще, чтобы она не ушла.

И я придумал. Знал, что нельзя этого делать, но уж очень мне хотелось ее удивить.

— Хочешь на моторе прокатиться?

— А ты умеешь? — спросила Наташа.

— Попробую.

Я подошел к палатке и за ноги выдернул оттуда Батона. Он брыкался и не хотел открывать глаза.

— Дай ключ, — сказал я.

Батон дрыгнул ногой, намотал на голову ватник и растянулся на песке. Я вытащил у него из кармана ключ.

— Садись, — сказал я Наташе. — Держись как следует.

Мотор завелся со второго рывка. Я развернул «казанку» на месте и дал полный газ. Берег сразу будто прыгнул назад.

Я держался недалеко от берега — так больше чувствуется скорость. Валуны на берегу мелькали мимо, как семечки.

Наташа сидела на передней скамье. Она сложила на коленях руки и смотрела вперед.

Не знаю, о чем она думала в эту минуту, но, уж наверное, не о том, что я не могу жить без варенья.