Пространство памяти - Махи Маргарет. Страница 21

Софи с блейзером на плечах проследовала за Джонни в ванную и посмотрела на пенящуюся воду. Недовольное лицо преобразилось; она зачарованно, чуть ли не с нежностью глядела на бирюзовые пузырьки.

— До чего красиво, правда? — восторженно вскричала она.

— Ныряй, Софи, — сказал Джонни. — Всё в полном твоем распоряжении.

— Могу с тобой поделиться, — предложила Софи и снисходительно улыбнулась.

— Нет, нет, это все твое, — быстро возразил Джонни. — Давай же! Прыгай! А я принесу тебе одежду.

Но Софи опустила пальцы в ванну и заявила, что вода слишком горяча. Джонни проверил и с укором посмотрел на нее.

— Совсем не горячая, — объявил он. — Чуть теплая. Давай же! К чему откладывать?

Но тут же понял, что ее пугает не температура воды, а высокие края ванны. Она не могла в нее забраться, а помочь, кроме него, было некому. Джонни громко, со стоном, вздохнул и, усмехнувшись, сказал вслух:

— Что ж, почему бы и нет? Дальше уж бояться нечего. — И протянул ей руку. — Ну-ка, хозяйка, раз-два-три!

Робко вытянув ступни с выступающими шишками, Софи ступила в ванну, высоко подняв его руку, словно танцевала менуэт. Переступив с ноги на ногу в изумрудной воде, она повернулась и, все так же изящно держа его руку, церемонно произнесла:

— Весьма вам признательна.

Джонни, с улыбкой отведя левую руку в сторону, слегка поклонился ей в ответ.

Опустившись в бирюзовую пену, Софи наконец разжала пальцы, боязливо сжимавшие его руку.

— Вода точь-в-точь как надо! — воскликнула она, плеская водой на свою серую рубашку, всплывавшую вокруг нее.

— Ну-ка! Снимем с кролика шкурку, — сказал Джонни.

Так всегда говорил отец, когда они с Дженин были крошками и раздевались перед камином. Стянув с Софи рубашку, Джонни вдруг ощутил, как его заливает волна теплого чувства к отцу. В последнее время отец, не зная, как выразить свою привязанность к сыну, чаще всего сердился или критиковал его, но когда Джонни был маленьким, отец был таким добрым и всегда умел успокоить. Он любил маленьких детей, а не огромных растерянных сыновей. На шее у Софи висели на тесемке ключи. Джонни осторожно снял их и положил на мыльницу возле раковины.

Вчера он отнес в ванную три куска мыла, но во время своей оживленной деятельности в его отсутствие она их, видно, куда-то прибрала. Поразмыслив минутку, он направился в кухню, где обнаружил один из них на блюдце в холодильнике. Он отнес его Софи вместе с мочалкой и полотенцем, которое показалось ему чище других.

— Помойся как следует! — наказал он ей, словно строгий родитель. — За ушами потри! И во всех других местах!

И на этом удалился.

Выйдя из ванной, он упал в кресло, чувствуя, что хорошо потрудился. Минуты две сидел с закрытыми глазами, не двигаясь. Потом вскочил, раздвинул шторы и снова принялся искать одежду. В спальне его опять охватило желание навести в этом хаосе хоть какой-то порядок. Странно, дома его всегда считали источником беспорядка. Здесь же, напротив, он все раскладывал по местам и знал, где что найти. Он вынес на балкон постель Софи, сначала одеяла и простыни, затем матрас. Разложив матрас на перилах, он увидел на нем мокрое пятно, формой напоминающее Африку. На миг ему почудилось, что оно и размером почти такое же.

Джонни облокотился на перила и строго посмотрел на пятно, но оно не исчезло. В ужасе он схватился за волосы (извечный жест отчаяния!), а потом взглянул на небо, чтобы проверить, какая сегодня погода — раньше у него не было времени ею поинтересоваться. День выдался приятный, но не жаркий. Матрас быстро не высохнет. Подумав, он перевернул матрас, но пятно проступило насквозь, на другой стороне напоминая скорее Южную Америку. "Миграция континентов", — подумал Джонни, с опаской берясь за электрическое одеяло, хотя оно и не было включено. Одеяло оказалось не только мокрым, но и местами протертым. Невидимый разрушитель не пощадил даже постели Софи. Решив наконец, что уличный воздух, пусть и с примесью выхлопных газов, постели не повредит, Джонни оставил ее на балконе и продолжил поиски. Он выбрал полосатую юбку и пеструю блузку, на которой пятна не слишком выделялись. Разыскивая чистое белье, он открыл ящик дубового комода, на котором стояло широкое зеркало, и обнаружил, что он набит какими-то странными вязаными вещами — ночными кофтами, севшими джемперами, крошечными рубашками (как они могли налезть даже на Софи, непонятно!), широкими панталонами с резинками внизу. Выбирая белье почище, Джонни вдруг наткнулся на двадцатидолларовую бумажку. Всего в комоде обнаружилось сто двадцать долларов — часть из них была завязана в носовой платок, запятнанный кровью. Он выпрямился, пропуская банкноты сквозь пальцы. "Я мог бы заплатить себе за то, что помог ей помыться, — мелькнуло в голове, — или просто забрать их. Никто ведь не узнает".

— Софи, — позвал он, пересчитывая деньги. — Как ты там? В порядке? Каждый раз, когда он считал деньги, ему все больше казалось, что они принадлежат скорее ему, чем Софи.

— В порядке, — отозвалась она из ванной. — Я уже совсем чистая.

В конце концов Джонни сунул деньги обратно под мягкие вещи. Особой радости от того, что преодолел искушение, он не испытывал. "Я просто тронулся, — подумал он, подходя к двери в ванную. — Эти деньги лежат здесь без всякого проку". Он забарабанил в дверь ванной.

— Ты в пристойном виде? — А про себя подумал: "Вряд ли, однако надо же как-то предупредить, что он собирается войти".

— Не знаю, — с сомнением протянула она, словно он задал чрезвычайно трудную загадку.

Шагнув в ванную, где сильно пахло душистой солью, Джонни положил одежду на опущенную крышку унитаза и, отвернувшись, помог Софи выбраться из ванны с той же церемонностью, с какой помогал ей залезть в нее.

— Вы очень добры, — поблагодарила Софи.

— Мы бы с тобой в танго хорошо гляделись, — сказал Джонни, набрасывая ей на шею тесемку с ключами и торопливо завертывая в большое мохнатое полотенце.

— Люблю старомодные танцы, — призналась Софи. — Знаешь, Эррол прекрасно танцевал. Он любил фокстрот.

— Не сомневаюсь, — засмеялся Джонни.

Софи последовала его примеру и тоже рассмеялась. Они посмотрели друг другу в глаза, Софи — столь же простодушно, хотя и не без тени кокетства, как и двойняшки (правда, в последнее время даже они порой прикрывались полотенцем и кричали: "Не гляди!").

Джонни показал Софи принесенную им одежду и поспешил на кухню, чтобы приготовить завтрак. Только он начал искать хлеб, как в ванной послышался звук падения и крик. Джонни рванулся к дверям.

— Софи! Софи! Ты в порядке?

— Ой, как больно! — простонала она в ответ.

Скрипя зубами и чертыхаясь, Джонни ворвался в ванную. Софи сидела на полу — панталоны запутались у нее в ногах.

— Да ты перекрутила свои штаны, — воскликнул Джонни. — Что бы ты делала без меня?

Слова отозвались сигналом тревоги в его ушах.

— Сильно шлепнулась, — пожаловалась Софи, морщась от боли и потирая, как это делают дети, ушибленное место. Она даже не пыталась бодриться. — Ой, как больно.

— Вот, держи, — сказал Джонни, встряхнув панталоны. — Зачем ты носишь такие... такие большие?

— Я не люблю, когда в обтяжку, — сказала Софи и опять протянула ему руку.

Он нагнулся, чтобы помочь ей надеть панталоны, — она положила руку ему на спину.

— Слушай, Софи, я тебя предупреждаю, — произнес Джонни. — Будь осторожнее, ведь дальше ты все будешь делать сама. Ты же не хочешь, чтобы я тебя одевал. Я ведь в дядю Брайена, и все такое.

— Нет, конечно, — сказала она с негодованием, но потом все испортила, насмешливо хихикнув.

"До чего я докатился?" — спросил себя Джонни, чистя апельсин и разделяя его на дольки.

Последние год-полтора он пользовался дурной славой среди друзей родителей: его считали парнем шальным и опасным; он удивлялся, но в то же время чувствовал себя польщенным. Он не хотел превращаться в человека, который тревожится о мокрых матрасах, ваннах и завтраках; его бесила овладевшая им тревога за Софи. Ее дом казался ловушкой, готовой вот-вот захлопнуться.