Блин – охотник за ворами - Некрасов Евгений Львович. Страница 32

– Так вы богатый человек? – удивился Блинков-младший.

– Я подарила «Младенца» музею, – просто

сказала Ларисик.

– Как же так получается? – удивился Блинков-младший. – Картина стоила двести рублей, а теперь, допустим, миллион долларов. Она же не изменилась!

– Зато изменилось отношение к художнику. Ремизов как бы выпал из времени на пятьдесят лет. У нас о нем молчали. На Западе знали, что был такой художник, но картин его никто не видел. А когда я открыла «Младенца» и написала о нем несколько статей, все увидели, какой это замечательный художник. Ремизов вошел в моду, его картины стали открывать одну за другой. Ту же «Козу» господин Шварц нашел в сельском гаштете. Она висела над стойкой бара, и некоторые "посетители бросали в нее стрелки для дартса!

Они вошли в Ларисикин кабинет. Ирка возилась с книжками. Она уже раскрыла рот, чтобы отпустить какое-нибудь ехидное замечаньице, но Блинков-младший приложил палец к губам: помалкивай.

– Вы начали про какие-то мемуары, – напомнил он Ларисику.

– Я ведущий специалист по Ремизову, – немного невпопад продолжала кандидат искусствоведения. – Мои статьи переводили искусствоведческие журналы в сорока странах. Ты думаешь, почему Шварц обратил внимание на «Козу»? Он сначала прочитал о ней в журнале. Так вот, я написала отдельную работу о глубоком черном цвете у Ремизова! Многие его картины тогда не были открыты, и я пользовалась альбомом. Но ведь и по фотографиям видно, что это именно черный цвет! И вдруг объявляется старичок, этот Панкратьев, и предлагает музею купить мемуары жены Ремизова. Рукопись передают мне на экспертизу, и я замечаю в ней кучу несуразностей. Сразу было видно, что ее писали в наше время, пользуясь берлинским каталогом, только без фотографий. Скажем, по-немецки «Коза» там называется «Красная коза с баяном». И вот подделыцик описывает, какая она красная! Хотя у меня уже тогда был альбом, и я прекрасно знала, что коза у Ремизова черная. А позже господин Шварц нашел настоящую «Козу», и афера с этими поддельными мемуарами окончательно провалилась.

– А почему же все-таки ее назвали красной? – спросил Блинков-младший.

– Так это же было в Берлине в двадцать втором году! У нас недавно кончилась гражданская война. Всю Россию называли красной. Любого человека, который оттуда приехал, называли комиссаром или красным. Вот немцы для привлечения

публики и назвали картину «Красной козой»! – убежденно заявила Ларисик. – Но по-русски в том же каталоге напечатано просто «Коза с баяном»! А знаешь, почему? Потому что сами художники проверяли, правильно ли написаны названия их картин. Если бы Ремизов знал немецкий язык, он бы и в немецком названии вычеркнул «красную».

– Понятно, – сказал Блинков-младший, хотя не понимал ничего.

Немцы называли козу красной. Илья Ильич утверждает, что коза красная. В мемуарах жены Ремизова она тоже красная. Но в альбоме коза черная.

И на картине господина Шварца она тоже черная.

Блинков-младший подмигнул Ирке и сказал:

– Лариссергевна, мы сегодня уйдем пораньше. У нас еще тетрадки к школе не куплены, а в магазинах сейчас очереди.

– Конечно, конечно, – ответила Ларисик. Она выглядела расстроенной.

Ирка сделала круглые непонимающие глаза, но Блинков-младший кивком заставил ее выйти. На лестнице он прошептал:

– Пока ничего не спрашивай, только слушай. И они спустились к разобиженному Илье

Ильичу.

– Ну что, прочистила вам мозги ваша Лариса Сергеевна? – забурчал он. – Искусствове-ед! Смотрит и не видит. Черного от красного не отличает.

– Илья Ильич, а вы как отличаете? – спросила Ирка.

– Не знаю, – обескураженно признался Илья Ильич. – Просто я полжизни читал аэрофотоснимки. Я всегда могу сказать, что какого цвета… Пожалуй, что так: вот, к примеру, пролетаем мы над шахтой и снимаем. Уголь в вагонах черный, лужи кругом черные, всякие механизмы тоже черные, потому что угольной пылью запорошены. Но на снимках они все равно получаются не черные! На угле видны тени. Лужа блестит. Какая-нибудь вагонетка вроде черная, но она по-другому черная, чем уголь. А, скажем, висит над шахтой красный транспарант «Пятилетке качества – рабочую гарантию». Так он полностью черный, только буквы белые. Потому что пленка напрочь не видит красного цвета. Так вот и с вашей козой. Если бы там были видны шерстинки, тогда другое дело. А на этом снимке ухо и хвост как будто тушью залиты.

Распрощавшись с вахтером, Блинков-младший с Иркой пошли к метро.

– Ну, ты поняла? – спросил он.

– А что тут понимать? – хмыкнула Ирка. – На фотографии одни видят красную козу, другие черную. В каталоге она по-русски просто коза, а по-немецки красная. Значит, фотография не доказательство и каталог не доказательство. А раз так, то остается картина против мемуаров. В мемуарах коза красная, а на картине черная. Либо мемуары поддельные, либо картина.

– А грабители этого не знают, – добавил Блинков-младший.

И тут Ирка выдала блестящую мысль.

– Нет, Митек. Я как раз думаю, что картина поддельная, и грабители это прекрасно знают. Они украли картину, чтобы получить страховку!

Блинков-младший даже остановился.

Вот оно что! Ай да господин Шварц! В гаштете он «Козу» нашел (что такое гаштет?)… А на самом деле подделал ремизовские картины, срисовав с альбома! Потом он застраховал эти фалыпаки и отправил в Россию на выставку. Теперь картины украли, и уже никто не сможет доказать, что они поддельные. А господин Шварц будет кричать: «Дайте мне сейчас же четыре миллиона страховки! Должен же я хоть немножечко успокоить боль от утраты нетленных шедевров Ремизова!»

Теперь понятно, почему в эту историю ввязались Демидовы. На карту поставлены не просто деньги, а большие деньги. Настолько большие, что миллионеры не побрезговали заняться воровством. Если дело раскроется, они скажут: «Подумаешь, мы же не настоящие картины украли, а подделки, которым грош цена в базарное время». Хотя нет, настоящего «Младенца с наганом» они тоже украли. Пожадничали. Бедная Ларисик!

– Ты следила за Гогой? – спросил Блинков-младший.

– Все точно, Митек. Присматривался он к Ларисикиной двери, и рожа у него была довольная-предовольная!

Глава XXIV

ЧАЕПИТИЕ С НОТАЦИЯМИ

Бывают в жизни черные полосы, когда тебе не везет подряд и сплошь да рядом.

Вроде бы ты не стал хуже, чем неделю или месяц назад. Вроде бы не делаешь ничего, что не делал раньше. Но то самые близкие люди почему-то начинают злиться из-за твоих поступков, которые раньше только удивили бы их.

И тебя наказывают за то, за что раньше прощали. Тебя перестают понимать. Тебе не верят.

Мама не пожелала даже слушать про Гогу с его сорок первым размером, «Кэмелом» и подозрительным интересом к альбому.

Про пленку, которая не видит красного цвета, она, кажется, просто ничего не поняла.

А про поддельные картины сказала:

– Давно ли вы стали искусствоведами, господа восьмиклассники? Это блестящее открытие! Лариса Сергеевна, лучший специалист по Ремизову, считала, дурочка, что картины настоящие. А вы только на одну копию посмотрели у Лялькина и сразу сказали: «Все картины поддельные!»… Единственный сын, я огорчена. Ты фантазируешь на пустом месте, потому что тебе хочется считать, что Демидовы воры. Да еще и Иру сбиваешь с толку своими фантазиями. Вы лучше к школе готовьтесь. Тетрадки до сих пор не купили!

Блинков-младший с Иркой понимающе переглянулись. Даже самым лучшим из взрослых не все и не всегда можно объяснить.

Но мама была начеку. Ей эти переглядки совсем не понравились.

– Я не отпущу вас из дому. Митек, поставь чайник, Ира, помоги мне накрыть на стол!

И вместо того чтобы заниматься серьезным делом, Блинков-младший с Иркой уселись пить чай с конфетами.

– Я вам расскажу одну историю, – начала мама. (С самого начала было ясно, что чаепитие без нотаций не обойдется.) – Есть у нас в Москве такой Ян Яныч с говорящей фамилией Воор-Воорт. Он скупщик краденого, или, попросту говоря, барыга. Есть вор-рецидивист Ноздря, большой специалист по музеям и церквам. Так вот, представьте, на следующий день после ограбления музея поступает к нам сообщение, что Ян Яныч с Ноздрей сидят в дорогом ресторане «Космос». Причем Ноздря угощает и подзывает к столику еще пару своих дружков. А когда приходит пора платить, он достает из кармана толстенную пачку денег и хвастается дружкам, что обделал жутко выгодное дельце. При этом Ян Яныч загадочно улыбается… Шарапов, ваши действия?