Учительница с того света - Некрасова Мария Евгеньевна. Страница 6

– Потому что это надо тебе! Иди и принеси мне журнал. Можешь самостоятельно хоть что-то сделать?!

Что ж, не поспорить. Я поправила рюкзак на плечах, представляя, как запихиваю туда классный журнал между полотенцем и зубной щеткой, пожелала себе удачи и пошла.

Охранник сидел в той же позе, в какой я видела его последние шесть лет, а вот книжка с кроссвордами была новой – умнеет рядом с музыкой. Хотя, может, старую он просто выкинул, не разгадав... Быстро, пока он не успел поднять глаза и открыть рот, я пробормотала что-то про библиотеку и была удостоена кивка: проходи, мол, разрешаю. До третьего этажа спокойно дойти не дали: встретила на лестнице Тоху и полчаса выслушивала, как я не права, что не прихожу на репетиции. И группа-то без меня пропадет, и вообще. «Хоть бы в сквере показывалась, без тебя скучно...» Он мне это все говорил-говорил, а я видела, что не издевается парень, не смеется надо мной, а правда не понимает ни черта. Некоторые басисты – редкие дурачки.

Про группу я не вспоминала со дня смерти Надежды. Не потому что забыла, а потому что приказала себе забыть. В тот день уже стало понятно, что из школы я вылечу. И как я могла после этого петь в школьной группе? Меня бы, конечно, потерпели там полгодика, а потом... Иногда лучше выгнать себя самой, не дожидаясь, пока это сделают другие. А сквер? Да то же самое: в сквере сидят все наши, обсуждают уроки, новые игрушки и кто сколько раз кого на перемене послал. Тем, кто не в теме, там делать просто нечего. Не хочу быть не в теме, не хочу быть изгоем. Лучше уж вовсе не приходить, чем сидеть в уголке и слушать, как другие болтают, и думать: «О чем это они?» Но Тохе этого не объяснишь, он такой попрыгун-стрекозел, ничего серьезнее инструкции к зубочистке в жизни не читал. Сказала ему, что занята с пересдачами, но как освобожусь, обязательно приду. Он, похоже, поверил.

– Правда придешь? Когда? А то Леха скоро уезжает, опять не в полном составе будем...

– Сегодня-завтра постараюсь сдать, значит, в среду ждите. – Я вообще-то надеялась, что в этот момент не вру. Даже сама поверила: а что? Подпишет сейчас Надежда зачет, сегодня-завтра Марлидовна допустит меня к летним экзаменам, которые сдавать все равно не раньше осени, но на душе будет уже легче, и времени свободного будет хоть отбавляй... Поверила. И на третий этаж бежала уже веселая и с петардой наготове.

Взорвать школу оказалось удивительно просто: купленную по приходе Надежды петарду я сунула за щиток батареи, оставив снаружи фитиль. Подожгла, убрала зажигалку и спокойно зашла в библиотеку.

– Юля? – Еленсанна оказалась на месте, но это не порушило моих планов. Я сказала, как научили:

– Пришла узнать, не должна ли я вам каких учебников. Дома вроде нет, но проверьте... Да, там это... В окно что-то кинули.

В этот момент должен был раздаться взрыв, и Еленсанна, и все учителя из учительской должны были как миленькие выскочить в коридор, освободив мне подступ к журналу. Но случилось странное.

Вошла Марлидовна, злющая. Она держала в руке мою петарду с горящим фитилем. Она сказала:

– Юля! Зачем ты сунула это за батарею?!

Я завопила:

– Сейчас взорвется! – И Марлидовна среагировала. Глянув округлившимися глазами на горящий фитиль, она без промедлений швырнула петарду в стеллажи с книгами. Да еще и крикнула: «Вспышка справа!» – хотя, может, мне и показалось.

Бабахнуло хорошо. Петарда оказалась явно посильнее обычной новогодней. Препарированные взрывом книги летели в окно, в нас, в потолок и шумно плюхались на пол. Дощатые стеллажи разнесло на составные части, но, к счастью, разлетелись они недалеко: в глаз доской вроде никто не получил.

На взрыв, как было задумано, сбежались все, кто был в школе. Они врывались, хлопая дверью, видели дым и убегали обратно, наверное, за водой, а может, и восвояси. Я стояла у входа рядом с Марлидовной и думала, что теперь мне ни за что не отмазаться. Обстановку неожиданно разрядила Еленсанна. Она вынырнула из-за стойки, как в кукольном театре – глаза у нее были стеклянные, – и выдала:

– Марина Леонидовна, вы взорвали библиотеку!.. Родителей в школу! – Последнее относилось ко мне.

Марлидовна сориентировалась быстро. Цапнула меня за плечо и поволокла по коридору к себе в кабинет, на ходу шипя:

– Зачем ты это сделала? Я же видела, что это ты!.. – Последнее, наверное, затем, чтобы я не вздумала врать, будто петарду кинули в окно.

Больше всего хотелось разреветься и свалить все на Надежду. Ведь это ее идея. И я тогда чуть не проговорилась, но вспомнила вовремя: ведь никто не поверит, что школу взорвал бесплотный дух недавно умершей учительницы. А что подумают про меня, если я такое ляпну, лучше и не думать. И не ляпать.

Я молча ревела в кабинете Марлидовны. Так паршиво мне не было с того дня, как я в первый раз завалила зачет. Марлидовна ворчала: «Если ты на отчисление, так что же теперь, школу взрывать?!» – и звонила моей матери. Я уже представляла, что она скажет, что скажет мать... В общем, кошмар.

Рядом со мной почти перед носом заструился воздух. Надежда все-таки соблаговолила подняться со двора, узнать, в чем дело. Я была злющая и уже приготовилась высказать ей, но она как всегда опередила:

– Я же повторила тебе сто раз: прежде чем поджигать, убедись, что рядом никого нету. Ты все испортила и себе, и мне. Теперь тебя не восстановят, даже если я тебе поставлю хоть сто зачетов. – Она говорила тихо, ведь рядом была Марлидовна. И она опять была права. От ужаса я разревелась еще громче.

Глава IV

Про то, что Юлька – дура

– В общем, мать за мной пришла, выслушала от Марлидовны... Она, конечно, в шоке была, я-то ей сказала, что еду сдавать зачет, решать проблему с экзаменами. Вот и представь, что она подумала: говорит тебе человек, что едет утрясать школьные дела, а сам взрывает школу.

– Радикальное решение, че!

– Не смешно!

Я сидел у Юльки на лестничной площадке. Пару дней назад, когда я встретил ее в школе, она была какая-то странная. Обещала на репетицию зайти на днях и не зашла. Тогда я зашел сам, и мне открыла... Надежда!

Первым порывом было протереть глаза, вторым – завопить и убежать. Я ничего этого не сделал, просто стоял и смотрел несколько секунд на ту, которая умерла два месяца назад. Даже подумал: «Вдруг у нее есть сестра-близнец?» – но на тишину вышла Юлька. Она вела себя как обычно, кивнула: «Привет» и вопросительно уставилась на Надежду. Та пожала плечами:

– Ну, выйди, если заниматься надоело. А что, Антон, здороваться отвык?

Я, конечно, закивал, заизвинялся, забормотал свое: «Здрасьте». Поймал умоляющий Юлькин взгляд и начал, как в первом классе:

– Мы немножко погуляем, Надежда Евгеньевна! Каникулы...

– Кому каникулы три месяца, а кому – вечные. Ты знаешь, что Юлю выгнали из школы?

– Да...

– Она должна заниматься каждый день...

– А смысл, если выгнали?! – не выдержал я, но Юлька перебила:

– Мы только немножко проветримся! Пятнадцать минут. – Она решительно поднырнула под рукой Надежды и вышла ко мне. Последнее слово все равно осталось за училкой:

– Чтоб я вас видела в окно! – Она захлопнула дверь.

Юлька шумно выдохнула, спустилась на один пролет и уселась на ступеньку:

– Сядь, тут поболтаем. Фиг ей, а не окно.

Я хотел засыпать ее вопросами, что вообще происходит, но Юлька стала рассказывать сама, и у меня волосы зашевелились. Если бы я не увидел Надежду секунду назад, я бы решил, что Юлька сбрендила. Но видел же. Поэтому выслушал и всему поверил: как Юльку отправили к тетке в Питер, как она там вызвала духа Надежды, чтобы та поставила ей зачет. И как она пыталась выкрасть журнал.

– Я думала, мать меня убьет. Или Марлидовна. Но, представляешь, отмазалась! Сама от себя не ждала. – Она хихикнула. – Просто стояла и тупо талдычила: «Это не я, это не я...»

– И тебе поверили?!

– Ага. Оказывается, Марлидовна видела только, как я отхожу от щитка, за которым петарда. Увидела меня, услышала шипение... Как я пихаю петарду за щиток, она не видела. Меня еще спасло, что я библиотекарше сказала: «Там что-то в окно кинули». Еленсанна это припомнила, разобрались, решили, что кто-то с улицы. Так что зря Надежда на меня наорала тогда. Никто ничего не видел.