Друзья - Юмото Кадзуми. Страница 21

— Мы ищем Яёи Коко-сан, — сказал я. — Она здесь?

— Она сегодня не ждет гостей, — скользнув взглядом по каким-то бумажкам, приколотым к стенной доске, сказала медсестра. — А вы встретиться с ней хотели?

Я кивнул. А она сказала:

— Молодцы, не поленились издалека приехать.

А ехать и правда было далеко. Мы два часа тряслись на электричке, а потом еще какое-то время на автобусе.

— Она будет очень рада, — сестра улыбнулась. — Вы ее внуки?

Кавабэ и Ямашта дружно ткнули меня в спину.

— Я внук ее сестры, Ханаэ-сан. — Какой я неимоверный врун…

— Идите за мной. — Сестра развернулась и пошла. Снова послышалось тихое чмоканье.

— Извините.

— Да? — она посмотрела на нас.

— Мы сами найдем. Спасибо! Вы нам только скажите, где ее комната. — Я понимал, что если она нас отведет к бабушке в комнату, то та сразу догадается, что я ей наврал.

— Ничего страшного. Я вас провожу, — сказала она, и нам пришлось покорно идти вслед за ней по длинному коридору. Из окон было видно поле. В поле стояла стальная вышка. И сама вышка, и электропровода, которые тянулись по обе стороны от нее, неподвижно застыли, замерли под жаркими летними лучами.

— Коко-сан, к вам гости! — Сестра открыла дверь комнаты в самом конце коридора. Мы сгрудились у двери, стараясь быть как можно более незаметными. — Внук вашей сестры. Вы раньше с ним вместе жили. Он и друзей своих к вам привел, — сестра похлопала меня по плечу. — Ну заходите же, — сказала она и затащила нас в комнату.

В комнате на кровати сидела тоненькая старушка. Она улыбалась.

— Вы уже давно его не видели, Коко-сан. Он вырос. Изменился. Узнаете его?

— Да-да, — сказала бабушка, не переставая улыбаться.

— Ну вот и хорошо. Посидите, поговорите не спеша.

Сестра на ходу взбила подушку, подложенную старушке под спину, и ловким жестом усадила нас троих на небольшой диванчик.

— Я пойду, — сказала она и вышла из комнаты.

Мы сидели на диване, застыв, как диванные подушки.

Старушка протянула руку и медленно открыла ящик в тумбочке, стоявшей у кровати. Она достала оттуда завернутые в рисовую бумагу три пирожка-мандзю со сладкой бобовой начинкой. Я взял один пирожок себе, а два других отдал Кавабэ и Ямаште.

— А чай есть в вестибюле, — сказала старушка.

— Спасибо. Мы не хотим чая, — сказал я, хотя в горле у меня все пересохло.

Старушка все так же улыбалась. Кожа у нее была белая-белая. И волосы — белые. Седые. Все ее лицо покрывали глубокие и не очень морщины, но глаза смотрели ласково.

Бумажная обертка от пирожка, которую я сжимал в руке, намокла. О чем нам с ней говорить?

— Извините, я схожу за чаем. Сейчас вернусь, — сказал Кавабэ, вставая с дивана.

— Ия тоже, — поспешно вскочил вслед за ним Ямашта.

Они ушли, а я остался. Как всегда. Я вечно проигрываю.

— Э…

— Да? — старушка мягко кивнула и посмотрела на меня. Цветы на ее летнем кимоно качнулись, будто от мимолетного дуновения ветерка. Она ведь и правда думает, будто я брат маленькой Маю-тян.

— Бабушка.

— Что?

— У вас ничего не болит?

— Нет, — она благодарно кивнула, словно говоря: «Вашими молитвами, вашими молитвами». Разговор не клеился.

— Маю-тян веселенькая и здоровенькая, — сказал я. Надо же было о чем-то говорить, вот мне и пришлось приплести маленькую девочку, которую я в жизни ни разу не видел.

— Что?

— Маю-тян, говорю, здоровенькая.

— Вот и хорошо. Я очень рада слышать. В этом году такая жара. Старикам туго приходится.

Кажется, разговор о Маю-тян не очень-то занимал бабушку Яёи.

Я решился.

— Это старая история, — начал я.

— Да-да, конечно. Я слушаю.

— Давным-давно жил один молодой мужчина. И он ушел на войну У него была жена. Она ждала, но он к ней не вернулся. Даже тогда, когда война уже закончилась. Но это вовсе не значит, что он ее забыл. Он помнил ее все время. И даже сейчас. И все эти годы он жил совсем один… — я выговорил все это на одном дыхании и замолчал.

— Да, во время войны всякое бывало, — сказала старушка и опустила глаза. — И такое тоже случалось.

Она тихонько почесала тыльную сторону ладони. Кожа на ее руках была грубой, темной. Эти руки совсем не сочетались с ее белым лицом и седыми волосами.

Старушка сидела, уставившись на свои руки.

— Во время войны этот мужчина пережил что-то очень страшное. Настолько страшное, что после этого он уже не мог вернуться домой… — я запнулся. Что же мне делать? — Как вы думаете, он правильно поступил?

— Что я думаю? — переспросила старушка. Мне показалось, что она смутилась.

«Лучше бы мы сюда не приезжали», — подумал я. Мы так хотели найти Яёи Коко, что больше ни о чем не думали. И о ней самой тоже не подумали. А что, если ей все это неприятно?

Но она очень быстро справилась со смущением и спросила:

— Ты имеешь в виду, злилась бы я на такого человека, если бы была его женой? — она посмотрела на меня, слегка склонив голову.

— Ну… да.

— Ну, что тебе сказать… — старушка задумалась. Мне даже показалось, что ей понравилось, что я ее об этом спросил.

— Наверное, я бы не злилась. Что толку злиться. Я вообще стараюсь все плохое забывать, — она улыбнулась. — И, кроме того, во время войны — всё по-другому. Люди на войне меняются. Не все, конечно, но меняются.

— А можно я в следующий раз с дедушкой приду? Есть дедушка, который хочет прийти к вам в гости.

— Какой дедушка?

Я назвал имя.

Старушка задумалась. Наверное, она все-таки не захочет его видеть.

— Извини, — сказала она наконец, — а кто он, этот дедушка?

Она казалась такой растерянной…

— Это ваш муж, — сказал я.

Она вдруг рассмеялась:

— Мой муж умер давным-давно.

— У нее склероз — память совсем отшибло. Точно вам говорю, — сказал я, когда мы вышли из дома престарелых на улицу. Солнце уже садилось. Дул прохладный ветерок. Я подумал, что сегодня первый осенний день.

— Может, это все-таки не она? — спросил Ямашта. Я покачал головой.

— Ну смотри, мы точно про нее знаем, что она бабушка Маю-тян. Но когда я про Маю-тян ей сказал, она вообще никак не отреагировала.

— А я все равно думаю, — Кавабэ, который до этого шел, глядя себе под ноги, вдруг посмотрел на нас, — что она дедушку очень хорошо помнит. Просто встречаться с ним не хочет, вот и притворяется, что память потеряла.

— Так или эдак, мне кажется, что им с дедушкой не стоит встречаться.

— Ну да, — сказал Ямашта. Потом вдруг ойкнул и остановился: — Эй, смотрите-ка.

Мы обернулись. Бежевое здание, в котором располагался дом престарелых, в лучах закатного солнца стало оранжевым, как полыхающий костер. В одном из окон — его поверхность немного напоминала подернувшуюся мелкой рябью поверхность озерца, над которым гуляет вечерний ветер, — стоял кто-то и махал нам рукой на прощанье.

— Сестра, что ли?

— Нет.

Это была Яёи Коко, бабушка Маю-тян.

Я вскинул руку и замахал ей в ответ что было сил.

Она махала очень медленно. Рука ее была согнута в локте. Лица я не видел, но уверен — она ласково улыбалась.

Мне стало невыносимо грустно от вида этого маленького, похожего на коробку здания, стоявшего посреди большого поля в лучах закатного солнца. Я почувствовал, что должен постараться покрепче ухватить то, чего я не умею назвать, но чем до краев наполнена эта коробка. Но как это сделать? Оно ускользает от меня, становится все более далеким и недостижимым… Ухватить его так же невозможно, как остановить течение времени.

Старушка перестала махать рукой и теперь просто стояла неподвижно и глядела в нашу сторону.

— Я приеду еще! Не скучайте! — закричал я. Но она, скорее всего, не услышала. Постояв еще немного, она отвернулась от окна и ушла вглубь комнаты, исчезнув из виду.

— Давайте и правда еще к ней приедем! А?

— Конечно, приедем, — хором сказали Кавабэ с Ямашта.