Восемьдесят восемь дорог - Печерский Николай Павлович. Страница 21

Я решил послать ребят за лепешками. Сегодня будет трудный день. Мы разделимся на группы и пойдем на розыски по кишлакам. Сбор наметили на три часа. На этом самом месте. Пускай ребята хоть с утра поедят как следует.

Я полез в карман за деньгами. Кошелька, в котором хранились наши командировочные и личные деньги ребят, не было. Он исчез без следа. Я снова обшарил все карманы, а затем сел возле угасшего костра и стал вспоминать. В боковом кармане куртки у меня вчера был рубль. Я истратил его на телефонный разговор. Кошелек я спрятал в брючный карман и заколол булавкой. Теперь не было ни булавки, ни кошелька. Теперь у нас нет ни копейки.

Ты уже взрослый, Игнат!

Что же делать? Дать телеграмму в редакцию, попросить денег? Не годится. Расул Расулович лежит в больнице. Его нельзя расстраивать. Про «ЧП» узнают родители. Они подымут шум, и поход могут вообще прихлопнуть. Мать Алибекниязходжа-заде уже и так прислала две телеграммы…

Может, я преувеличиваю. Но все равно — стоит хорошенько подумать перед тем, как вымолвить два самых трудных в жизни слова: «Дай денег».

Я снова обшарил карманы, прочел какие-то скрюченные замусоленные квитанции, выбросил ниточку с комочком серой ваты, огрызок цветного карандаша и решил подымать своих. Как бы там ни было, нос вешать нечего. Не пропадем!

Стоп! А кто там возле арыка — Игнат? Он уже выстирал носки, повесил на куст репейника, а сам, согнувшись над водой, мылил серым обмылком голову. Я подошел к Игнату.

— Выспался?

Голова и лицо Игната были в густой мыльной пене, только глаза светились узенькими темными полосками. Игнат был в хорошем настроении. Он плеснул в лицо пригоршню воды и улыбнулся. Ого, он улыбается, этот Игнат!

Мы подняли с Игнатом ребят, сделали зарядку, умылись из арыка и сели завтракать. От лепешек пришлось отказаться. Я распорядился взять на завтрак продукты из «НЗ» — то есть из неприкосновенного запаса. На нос было выдано полбанки бычков в томате, три сухаря и, сколько влезет, чая. Он дымился и булькал в черном, закопченном ведре.

Я решил ничего не скрывать от ребят. Когда мы позавтракали, помыли и сложили в рюкзаки шанцевый инструмент, я снова собрал всех в кружок и сказал:

— Ребята, у нас беда: я потерял все наши деньги…

В ответ раздался дружный гул. Только Олим встретил сообщение с полным присутствием духа.

— Ерунда! — сказал он. — Деньги мы достанем в два счета.

— Брось ты, Олим…

— Нет, Александр Иванович, в самом деле. Будем давать концерты. Я буду показывать фокусы, Муслима танцевать, а Алибекниязходжа-заде — петь. У него, знаете, какой голос? Как у гиссарского козла…

Алибекниязходжа-заде вскочил с места, но ответить Олиму не успел. За леском послышались голоса и смех. Ровно через минуту мы увидели на своей территории мальчишек и девчонок. Их было не меньше сотни. Впереди шагали три уже известные мне личности — Умар, Алдар и Сардар.

Шум и гам поднялся такой, что коза с бородой, которая паслась недалеко от нас, ринулась прочь и бешено забегала на своей веревке по кругу. Между прочим, я ни разу не видел ее хозяина — ни утром, ни вечером. Коза была какой-то заколдованной. Она приходила на лужайку тайком от всех и сама привязывалась.

Разговорам не было конца. Наши ребята рассказывали про Душанбе, а гости про Конгурт. Но больше всего говорили про Сергея Лунева и его побратима Ашура Давлятова. Игнат не успевал отвечать. Мы все помогали ему, как могли.

Ко мне пробрались сквозь толпу Умар, Алдар и Сардар. Старшим, а возможно, самым рослым в этой троице был Умар. Он снял засаленную, простроченную изнутри мелкой строчкой тюбетейку и вынул оттуда свернутый вчетверо листок бумаги.

— Это вам передал Давлятов, — сказал Умар. — Там все написано. Читайте.

Я развернул записку. Крупными буквами, как пишут первоклассники или люди, которые редко берутся за перо, было написано:

Я посмотрел на часы. Без двадцати девять. Надо торопиться.

— Станови-и-сь! — крикнул я.

Отпихивая друг друга локтями и наступая на ноги, ребята побежали строиться. Минута, другая и на лужайке, изгибаясь длинной змейкой и задрав головы кверху, выстроилось все мое войско.

— По порядку номеров рассчитайсь!

После поверки оказалось всех сто восемь человек. Я разбил роту на четыре взвода по двадцать семь человек, выбрал командиров и рассказал ребятам, что делать. Во-первых, поговорить с хлопкоробами и пастухами, которые живут возле Конгурта, а во-вторых, не торопиться. Не надеяться на свою память и все записывать. Если будут важные сведения, надо немедленно мчаться сюда и докладывать ответственному дежурному Олиму Турдывалиеву.

Олим услышал слово «ответственный» и сразу скис. Олим не мыслил себя без общества. Даже ночью он ложился поближе к людям и яркому свету. Если места такого не оказывалось, Олим включал репродуктор и только тогда засыпал. Но я не хотел делать Олиму никаких поблажек. Довольно!

Лужайка опустела. Ушла даже Гранка. Сначала она увязалась за Муслимой, которая прикармливала ее утром бычками в томате, потом перебежала во взвод Игната, потом вдруг опомнилась и, хлопая длинными тряпочными ушами, помчалась за своим другом Алибекниязходжа-заде.

Я без труда нашел двор, где жил Ахад Давлятов. В центре рос тутовник. А под тутовником стоял длинный стол с темными растрескавшимися досками. За столом вкруговую сидели люди. Был тут и Ахад Давлятов. Он поздоровался со мной и, указывая взглядом на своих гостей, сказал:

— Это Давлятовы. Они ждут тебя. Знакомься.

Я подавал по очереди каждому сидящему руку, а Давлятовы называли свое имя. Были тут и Юлдаши, и Гафуры, и даже два Ашура. Но это были не те Ашуры, которых мы разыскивали. Даже не родственники.

— Один Давлятов знает вашего Ашура, — сказал Ахмед. — Этого Давлятова зовут Гафур. Он тебе сам расскажет. Слушай.

С места поднялся Гафур. Это был совсем старый человек. Он весь зарос курчавыми серебряными волосами. Даже глаза выглядывали откуда-то издалека, будто из леса. Но голос у Гафура был еще крепкий и внятный.

— У меня есть двоюродный брат Юсуп Маджидов, — сказал Гафур. — У этого двоюродного брата, пусть живет он долго и достойно, есть дядя Абдулла Юсупов, у дяди есть сестра Бибинор, а у этой сестры есть сын Давлят. Я понятно говорю, рафик Нечаев?

— Понятно…

— Хорошо. Тогда слушай дальше. У этого Давлятова, пусть живет сто лет, тоже есть сын. Зовут его Ашур. Теперь ты все понял, рафик Нечаев?

— Понял, рафик Давлятов… Где тот Ашур?

— Не знаю. Ей-богу, не знаю. Раньше он жил с отцом в Кулябе, потом переехал в какой-то кишлак, потом, ты это сам знаешь, он ушел на войну. Я Ашура никогда не видел. Но ты не сомневайся. Это тот самый Ашур, которого вы ищете. У Ашура есть русский ошна, пусть он живет сто лет и больше. Мне рассказывал об этом двоюродный брат Юсуп Маджидов, у которого есть дядя Абдулла Юсупов, у которого сестра Бибинор, у которой сын Давлят. Когда Юсупа Маджидова вызвали в Москву на выставку, он по дороге заезжал ко мне и все рассказывал. Я понятно говорю, рафик Нечаев?

— Понятно, рафик Давлятов… Когда приезжал к вам достойный Юсуп Маджидов?

Давлятов нахмурил брови. От этого лицо у него как-то сразу помрачнело. Гафур Давлятов думал минут пять, загибая на руках пальцы. Потом сказал:

— Десять лет назад… нет, рафик Нечаев, одиннадцать. Но это бара-бир, то есть все равно. Вам надо идти по Кызыл-су до самого Куляба. Понимаешь? Там вы найдете моего двоюродного брата Юсупа Маджидова. Он расскажет про своего дядю Абдуллу Юсупова, у которого есть сестра Бибинор. У Бибинор есть сын Давлят, а у этого Давлята сын Ашур. Разыскать их нетрудно. Давлятовых в Кулябе все знают. Я понятно говорю, рафик Нечаев?