Колька и Наташа - Конторович Леонид Исаакович. Страница 48

Тут-то и начались главные события. Колька к своему ужасу увидел, как с кровати, разбуженная шумом, вскочила Берта Борисовна. Размышлять не приходилось. Обрывая одежду, царапая руки и ноги, подросток кубарем скатился вниз, едва не сбив поднимавшуюся на дерево Наташу.

— За мной! — крикнул он оторопевшим друзьям и бросился к карагачу. Едва все спрятались рядом со старыми бочками из-под сельдей — в окне появилась мать Генки.

— Рафик, Рафик, — глотая букву «г», звала она своего любимца.

Друзья замерли, боясь шелохнуться. Но беда не приходит одна. У Кольки затекла от неудобного положения нога, он вытянул ее и случайно толкнул бочку. Та покатилась под горку.

Женщина решила, что там кот и поспешила во двор.

Встреча с подростками для Берты Борисовны была полной неожиданностью.

— Послушайте, — с недоумением вглядывалась она в смущенные лица ребят, — что вы здесь делаете в такое ранее время? Вам же спать надо.

Колька проглотил подкатившийся к горлу комок: «Ох, скверно!»

— А мы, мы ничего плохого не делаем, мы…

— Замыкал, — с досадой пробормотал Каланча.

Берта Борисовна улыбнулась:

— Я в этом не сомневаюсь, — но улыбка вдруг сползла с ее губ. В глаза ей бросилась торчавшая из-за пояса у Кольки рогатка.

— И тебе не стыдно издеваться над бедным животным?

Наташа не могла выдержать несправедливого обвинения.

— Это не он!

— Это я, — выступил вперед Каланча. — Графскую породу я шуганул. Только не из рогатки, а камнем. — И, не желая замечать бледность, покрывшую лицо женщины, жестко закончил: — Ихнего брата иначе никак нельзя.

— Дурак ты! — подскочил к нему Колька. — Замолчи! Слышишь!

— Оставь его. Идите! — тихо проговорила Берта Борисовна. — Гену я больше с вами никуда не пущу. При встрече поговорю с Марией Ивановной. — Она повернулась и ушла.

Не знала Берта Борисовна, что как раз в эту минуту с черного хода дома незаметно выскользнул Генка и, подтянув спадавшие трусики, юркнул в щель забора.

Глава 2. Экспедиция

Подростки встретились на углу.

— Слушай, — трясясь от гнева, сказал Каланча. — Если еще раз подведешь, по-настоящему всыпем.

На этом с опозданием Минора было покончено. Ребята торопились наверстать упущенное время. Они не обращали внимания на военные патрули и на голодную, зло гудящую очередь за хлебом.

Вот и Заречье. К берегам Кутума, опустив паруса, причаливали рыбачьи суденышки с уловом. Кое-кто из ловцов, поблескивая на солнце коричневым от загара телом, возился на грязной набережной, устанавливая торговые палатки.

Над стоявшими на приколе баржами вились дымки.

Низко над водой кружили чайки.

Подростки вышли к заброшенному складу городского сада. Тут было много всякой всячины: полусгнившие ящики, обручи от бочек, горы бутылочного стекла.

Но путешественников интересовали доски, из которых был сделан забор.

— Ишь, уже растаскали, — недовольно заметил Каланча, доставая из мешка, который он нес, ломик и топор.

Колька взял топор и велел Наташе и Генке сбегать на угол:

— Поглядите — нет ли опасности.

Наташа и Генка умчались выполнять распоряжение. Каланча торопил:

— Тут надо единым духом, народ может подойти.

Старый забор туго подавался усилиям подростков, трещал, визжал гвоздями, скрипел.

— Смотри, какой неподатливый, — отбивая ломиком доску, сердился Вася. Натужившись, он отодрал, наконец, ее. Подбежавший Генка схватил оторванную доску, отнес ее в сторону и бросил. Послышался тонкий треск — рубашка была разорвана гвоздем. Генка оцепенел: «Будет теперь дома баня».

По улице, прихрамывая, шла какая-то женщина. Еще издали охрипшим голосом закричала:

— Чего хулиганите, а вот я вас сейчас!

Откуда-то из-под ворот выскочили дворняжки.

— Кончаем, — торопливо скомандовал Колька. Друзья, схватив несколько досок, помчались к ближайшему проходному двору.

Женщина продолжала кричать. Со двора никто не выходил, но собачья стая угрожающе росла. Увлеченные погоней, дворняги наседали на удиравших. Рыжий шустрый пес, едва не цапнул за ногу отставшего Генку.

— Музыканты, я бросаю доски!

— Не смей! — крикнула Наташа, сама в душе умирая от страха. Она поглядела на Каланчу. Он бежал молча, упрямо прижимая к боку доску. «Чем же я хуже него? Пусть уж лучше искусают ноги, но доски я не оставлю», — решила она.

До проходного двора было еще порядочно.

Генка остановился:

— Я больше не могу!

— Минор! — пригрозил Колька. — Беги, я задержу женщину.

Бросив свою доску, Колька ринулся ей навстречу.

«Что он делает? — испуганно подумала Наташа. — Она его схватит».

Колька подскочил к женщине. Он хотел ей объяснить, что они ничего худого не сделали, но та вцепилась в него.

— Стойте, стойте, — подошел к ним пожилой рабочий. Женщина бранилась, но рабочий оборвал ее.

— Погодите. Сынок, тебе зачем доски?

— Надо!

— На дело?

— Да.

— Отпустите его! Забор давно уже гниет!

Женщина нехотя отступилась.

— Тикай, — хитровато улыбнулся в усы рабочий, — тикай хорошее дело робить.

Глава 3. Что предшествовало экспедиции

Отряд остановился у небольшого, покосившегося ветхого домика. Почти у самого разбитого порога в канаве тягуче текла зловонная вода. В отбросах копошился шелудивый тощий пес с голодным блеском в глазах. При виде подростков он оскалил клыки и, скуля, нехотя отошел в сторону.

В дождливую погоду грязная жижа выходила из канавы и заливала дом, в котором жила уборщица Норенского судоремонтного завода Ефросинья Ильинична Апраксина.

Несколько дней назад, после сильного ливня, она зашла к Марии Ивановне.

— Стены отсырели, мокрицы ползают. В кровать ляжешь, а простынь хоть выжимай. — Маленькая старушка подслеповатыми глазами устало и безнадежно смотрела на Марию Ивановну, на Наташу и Кольку, случайно оказавшихся в комнате.

Как только гостья закрыла за собой дверь, Колька вскочил с табуретки.

— Неправильно это! Я сам видел: на Соборной выселяли буржуев. Почему ей комнату не дают?

— Богатых выселяют, верно. Богатым нынче черт колыбель качает. Но ты рассуди: всем беднякам разве хватит?

— А ей должно хватить, — упрямо стоял на своем мальчик, — должно! — Он не понимал, как Мария Ивановна, такая отзывчивая и добрая, могла, как ему казалось, спокойно отнестись к рассказу старушки.

— На весь мир блин не испечешь, поначалу переселяют большие семьи, с ребятней. Им сперва дают… А вы сбегайте к ней, может, чем поможете.

Мысль пришлась по душе. У дома Ефросиньи Ильиничны долго лазили по канаве, осматривали. Придумали поднять немного насыпь. Однако одним не осилить было эту работу.

— Позовем Минора и Каланчу, — предложила Наташа.

…Генка согласился сразу. Каланча стал на дыбы.

— Подумаешь, какая нежная старушка, прямо божий одуванчик. Тоже! Вот я не одну ночь провалялся на барже, а там куда почище, чем в подвале и хоть бы что.

— В общем, пардон, мерси? — спросил Генка.

— Вот именно, сыч.

— Ты шутишь, удивился Колька, — или как?

Но Каланча не спешил с ответом. Он исподлобья посмотрел на Кольку. «Ишь, лоб-то как сморщил, злится». Перевел взгляд на настороженные лица Наташа и Генки и понял: ему не простят отказ.

— Чего же ты молчишь? — строго спросила Наташа. — Ты с нами или нет? Говори!

Вася потоптался на месте, поправил рыжий чуб.

— Ну, чего пристали… «Говори-говори»… Шутю я.

Разработали план действий. Времени на его исполнение было предостаточно — учебный год закончился. Новая школа опустела. Только, тихо позвякивая ключами, ходила по саду сторожиха.

…Им нужно было всего десять досок и полсотни гвоздей. Остальной строительный материал — камень, земля — был в избытке.

— Вспомни, где можно раздобыть доски, ну, подумай и вспомни! — надоедали Каланче Наташа и Колька.