Рыбак Палунко - Брлич-Мажуранич Ивана. Страница 2

И ещё сказала ему Заря-девица:

— Большим богатством и роскошью ты будешь наслаждаться у Царя Морского, но знай: на землю не сможешь вернуться — на пути у тебя три страшные стражи поставлены: одна волны поднимает, другая ветер, а третья молнии посылает.

А Палунко, весёлый, сел в лодку и поплыл к колесу мельничному, думая про себя: «Не знаешь ты, Заря-девица, что значит бедность на этом свете. Не думай, не пожелаю я вернуться на землю, где оставляю одну беду да несчастья!»

Он к мельничному колесу, смотрит, а около него русалки задорно пляшут, в волны ныряют, по морю носятся, волосы по волнам распустили, серебряными хвостами виляют, румяными устами улыбаются. На колесо садятся-присаживаются, а возле колеса море пенится.

Подплыла лодка к колесу мельничному, и Палунко, как его Заря-девица научила, так и сделал: поднял весло над морем, чтобы его морские рыбы не проглотили, и трижды повторил мельничному колесу:

Крутись, крутись, колесо, донеси меня иль до рыбы уснувшей иль до Царя Морского.

Не успел он этого вымолвить, вильнули русалки как серебряные рыбки, окружили колесо, ухватились своими белыми руками за его спицы и закружили его, закружили быстро-быстро, быстрее быть не может. На море появился водоворот, огромный, глубокий, втянул он в себя Палунко, завертел его как тоненькую щепочку и отнёс его ко дворцу Царя Морского.

Ещё в ушах у Палунко не перестало море шуметь и русалки задорно смеяться, а он уж очутился на прекрасном песке, мелком-мелком песке сплошь из золота.

Огляделся Палунко и воскликнул:

— Вот так чудо-чудное! Вот так диво-дивное! Вся полянка из чистого золота!

Он только так думал, что это поляна, но это была не поляна, а большой зал во дворце Царя Морского. Вокруг зала море стояло как стена из мрамора, над залом море как свод стеклянный. От камня от Алатира голубой свет разливался как голубой свет месяца. Висели над залом ветви жемчужные, стояли в зале столы коралловые.

А в другом конце зала играли свирели и звенели-разливались мелкие бубенчики; там на золотом песке лежал и наслаждался Царь Морской. Растянулся он на золотистом песке, только свою голову воловью поднял — возле него стоял стол коралловый, за спиной у него подвижная изгородь из золота.

Ах, как тонкие свирели весело и нежно играли, а частые бубенчики звонко звенели! Ах, как всё в роскоши и сиянии блистало! — такого счастья и блаженства не думал найти Палунко, не думал, что оно есть где-нибудь на свете!

Помутился ум у Палунко от безрассудной радости, показалось ему, что опьянел он, взыграло сердце его, захлопал он в ладоши, побежал по золотому песку как мальчишка быстроногий, перекувыркнулся два-три раза как шаловливый озорник.

Понравилось это Морскому Царю. У Морского Царя ноги тяжёлые, а ещё тяжелее голова его воловья. Засмеялся громогласно Морской Царь, а так как лежал он на золотом песке, то песок вокруг него заволновался от его смеха.

— Какой ты лёгкий на ногу, — сказал Морской Царь Палунко, сломил у себя над головой жемчужную ветку и подарил Палунко. Приказал затем Морской Царь морским вилам вынести на золотых подносах кушанья отборные и напитки медовые. Ест, наслаждается Палунко вместе с Морским Царём за столом коралловым.

Когда Палунко отобедал, спросил у него Царь Морской:

— Чего ты ещё, мужичок, желаешь?

А разве легко бедняку пожелание высказать, если он никогда хорошей жизнью не живал и хорошей жизни не видал. И так ему с дальней дороги есть хотелось, да и плохо он насытился кушаньями отборными и напитками медовыми, что и скажи Морскому Царю:

Уж если спрашиваешь ты у меня, Царь Морской, то желаю я, чтобы приказал ты подать мне поднос варёной лебеды.

— Удивился этому Царь Морской, задумался, но тотчас вспомнил, засмеялся и сказал Палунко:

— Эх, братец мой, дорогая у нас лебеда, дороже жемчуга и жемчужин: далеко от нас она растёт. Но уж если тебе так захотелось лебеды, пошлю я вилу заморскую, принесёт она лебеды из твоего края. Но за это ты ещё три раза передо мной перекувыркнись.

А когда Палунко весело, ему ничего не трудно сделать. Вскочил он на лёгкие ноги свои, глядь! — а вокруг него собрались и вилы морские и заморские и челядь царская посмотреть на это чудо-чудное.

Разлетелся Палунко по золотому песку, перекувыркнулся раз, перекувыркнулся два, перекувыркнулся три как белка, а Морской Царь и вся его челядь громко смеялись над его проделками.

Но веселее и громче всех смеялся один маленький мальчик: это был царевич, которого завели себе для игр и шалостей вилы морские. Сидит царевич в золотой колыбельке в шёлковой рубашечке. По колыбельке разбросаны жемчужные бубенчики, а в руке у мальчика золотое яблоко.

Когда Палунко перекувыркнулся, а мальчик так весело засмеялся, оглянулся на него Палунко. Посмотрел на царевича — и удивился: это сынок его маленький, Влатко.

Вот тебе и на! Тотчас же всё надоело Палунко. Он даже и подумать не мог, что всё это ему так быстро надоест!

В одно мгновение переменился в лице Палунко — рассердился, но немного спустя, придя в себя, подумал: «Смотри-ка, куда шалунишка-то наш забрался, царит в играх да шалостях, а мать его дома с горя онемела».

Сердится Палунко, не может смотреть ни на себя, ни на сына в этом дворце, но ничего на говорит: боится, как бы его от мальчика не его отогнали. Поэтому стал он слугой у сына своего, Влатко маленького, думая про себя: «Как только останусь с ним наедине, напомню ему об отце и матери, убегу с ним, уведу от злого царя сына своего, вернусь с ним к матери»

Как надумал, да так и сделал. Однажды остался он с мальчиком наедине и шепнул царевичу:

— «Давай, сынок, убежим с тобой из дворца».

Но Влатко был маленьким и уже долго на дне морском жил, отца-то и забыл. Улыбнулся он, царевич маленький, и подумал: «Шутит Палунко», — и ножкой толк его:

— Ты не мой отец, ты шут, кувыркающийся перед Морским Царем.

Поразили эти слова в самое сердце Палунко, от гнева чуть не лишился он сознания. Отошёл в сторону и от большого горя расплакался.

Собралась вокруг него челядь Царя Морского и друг с дружкой начали перешептываться:

— Видно, большим вельможей он на земле был, если от жизни такой расплакался.

— Ей-богу, таким же богатым я был, как и Царь ваш Морской. Был у меня ребёнок, который с бородой моей играл, была жена, чудеса из чудес мне сказывавшая — а лебеды, братья мои, сколько хочешь было, не нужно было за неё ни перед кем кувыркаться! — говорил обиженный Палунко.

Удивилась челядь такому его богатству и оставила его одного печалиться о своём былом счастье.

А Палунко и дальше продолжал быть слугой у царевича. Исполнял все сыновьи желания, думая про себя: «Уговорю я его уж как-нибудь бежать со мной». Но царевич с каждым днём всё озорнее и озорнее становился, и чем дальше дни текли, тем всё больше считал он Палунко шутом.

II

Пока всё это происходило в морском царстве, жена Палунко жила в доме одна-одинёшенька и грустила. В первый вечер огонь в очаге поддерживала и ужин готовила, но так и не дождавшись Палунко, огонь погасила и больше уж не зажигала.

Стоит бедная немая всё время на пороге, ничего не делает, не варит, не убирает, не плачет, не причитает, а терзает себя жалостью да печалью. Даже совета ей не у кого попросить да и не может: ведь немая она. Не может она и по морю за Палунко пойти поискать его: горе да печаль её сковали.

Что же делать бедняжке? И вот однажды собралась она и пошла в далёкое загорье, где мать её в земле лежала. Не успела она встать над могилкой матери, как вдруг появилась перед ней красивая лань.

Заговорила лань на своём языке: