Сказки давнего времени - Брлич-Мажуранич Ивана. Страница 10

Захватил вихрь челнок, настигли его темные волны, сплелись около челна в венок Морские Девицы. Кружится, кружится венок вокруг челна, пропускают Морские Девицы страшные волны, не пропускают лишь челнок с волнами. Ревет ветер, брызжет море.

Охватил Палунку страх перед погибелью, и в смертном страхе воскликнул он:

— О, помоги, ясная Заря-девица!

Появилась из моря Заря-девица. Палунку увидела, но не поглядела на него, малого царевича увидела, но не одарила его взглядом, а верной жене лукавый подарок преподнесла: платок плетеный и иглу острую.

Платок они как белый парус подняли, а из иглы руль сделали. Надулся от ветра парус, как налитое яблоко, а жена твердой рукой за руль схватилась. Разорвался венок вокруг челна, несется челнок по синему морю, словно звезда по небу голубому! Летит чудо-чудное перед страшной погоней — чем сильнее погоня, тем больше это его подгоняет: чем быстрее вихрь — тем быстрее челн перед вихрем, чем море быстрее — тем быстрее челн по морю.

Показался вдали берег каменистый, на берегу домик Палунки, а перед домиком белая отмель пологая.

Лишь только показался берег, тотчас же сила погони ослабела. Боятся мелкой воды русалки, сторонятся берега Морося Девицы, над пучиной остаются вихрь и волны, а челн летит прямо к берегу, словно дитя под материнское крыло.

Подлетел челнок к берегу, перелетел через белую отмель, ударился о скалу. Разбился челн о скалу, потонул парус и руль, исчезла в море золотая колыбелька, улетала пчела златокрылая, — а Палунко с женой и ребенком оказались на отмели перед своим домиком.

О, в тот же вечер, когда они соединившись, стали ужинать лебедой, все что было, все забылось. И если бы не та свирель двурогая, никто об этом уже больше не помнил. И кто бы в свирель ни подул, тому крупный рог задудит о Палунке:

А мелкий рог жену вспоминает:

Так по всему свету несется свирель двурогая.

Сказка третья

Регоч

I

В одну из прекрасных летних ночей конюхи пасли на лугу коней.

Пасли они коней, пасли да и уснули. А когда они уснули, то прилетали из-за облаков волшебницы, чтобы поиграть, по своему обычаю, с конями. Схватила каждая волшебница по одной лошадке, уселась на нее и, нахлестывая золотой косой, начала носиться вокруг по росистой траве.

А была между волшебницами одна юная волшебница, по имени Косенка, которая в эту ночь первый раз сошла на землю с облаков.

Показалось Косенке необычайно увлекательным ночью носиться верхом, словно вихрь. А ей попался, как раз самый живой вороной конь: маленький, но горячий, как огонь. Носится вороной вокруг вместе с другими конями и быстрее всех он. Весь брызжет пеной.

Но Косенке захотелось еще более быстрой езды. Наклонилась она и ущипнула вороного за правое ухо. Испугался вороной, поднялся на дыбы, а затем стрелой полетел вперед, оставляя других коней; оставил луга и как вихрь унес Косенку в далекий край.

Понравилась Косенке эта бешенная скачка.

Как ветер несутся они вдоль полей, вдоль рек, вдоль лугов и гор, по горам и долам. — «Боже милостивый, каких только вещей нет на земле», — подумала Косенка, радостно глядя на эти красоты. Но больше всего ей понравилось, когда они проносились вдоль одной местности, где была гора, а на ней прекрасный лес, под горой два золотистых поля, словно два золотых платка, на них два белых села, будто два белых голуба, а немного дальше большая река.

Но вороной не хочет остановиться ни здесь, ни там, а бешено несется дальше и дальше.

Мчится так вороной с Косенкой долго-долго и, наконец, добрался до большой равнины. А с равнины дует студеный ветер. Влетел вороной на равнину, а там везде глинистая земля, и нигде ни травки, ни деревца, а холод все увеличивается, чем они дальше идут по равнине. Как велика была эта равнина нельзя сказать, потому что ни один человек никогда еще ее всю не прошел. Вороной с Косенкой мчится семь дней и семь ночей. На рассвете седьмого дня достигли они сердца равнины, где находились разрушенные стены необычайно огромного Леген-города, в котором царила лютая зима.

Когда вороной с Косенкой домчался до деревянных ворот Легена, перекинула Косенка свое волшебное покрывало через одну из стен и таким образом ухватилась за стену. Вороной ее умчался — и как помчался, так до самой своей старости туда и сюда носился меж огромных стен Леген-города, пока не достиг северных ворот и не вырвался снова в равнину, а дальше — Бог его знает куда.

Косенка сошла со стены и стала ходить по городу, холодному, как кость. Свое волшебное покрывало, без которого она не может полететь в небо, обмотала она вокруг плеч, потому что очень должна беречь его.

Ходит Косенка по Легену, ходит, и все ей кажется, должна она где-то найти какое-то чудо в этом городе, таком большом и таинственном. Но все же она нигде не видит ничего, кроме разрушенных огромных стен и не слышит ничего, кроме треска лопающегося от холода камня.

Вдруг, когда Косенка обогнула одну из самых больших стен увидела она спящего под стеной громадного человека, большего, чем самый огромный дуб в огромнейшем лесу. На том человеке необъятный плащ толстого полотна, а опоясан он ремнем в пять саженей. Голова этого человека величиной с самую большую бадью, а борода, словно стог стеблей кукурузных. Так велик тот человек, что можно подумать, будто это колокольня рухнула под стену.

Звался этот человек Регоч, жил в Леген-городе, и другого дела у него не было, как только считать камни Леген-города. Никогда он не смог бы их пересчитать, если бы не имел голову величиной с бадью. А так он считал да считал; тысячу лет так считает и пересчитал уже тридцать стен и пять ворот легенских.

Когда Косенка заметила Регоча, сжала она руки на груди от удивления. Не могла она и подумать, что может быть на землё такое огромное существо.

Присела Косенка к уху Регоча (а было оно величиной с саму Косенку) и закричала ему в ухо:

— А не холодно ли тебе, дядя?

Проснулся Регоч, посмотрел на Косенку и засмеялся.

— О! Холодно! Конечно, холодно, — сказал Регоч таким густым голосом, будто гром загремел вдали. Большой нос Регоча покраснел от мороза, а волосы и борода были покрыты инеем.

— Боже мой, такой ты сильный человек, а не хочешь себе устроить прикрытия против мороза, — говорит Косенка.

— Э, для чего бы я его делал, — ответил Регоч и опять рассмеялся, — ведь всё равно придет солнце.

Поднялся Регоч и сел. Сел он, провел правой рукой по левому плечу, а левой рукой по правому плечу и стряхнул толстый иней: с каждого плеча столько инея, сколько бы снега можно было сбросить с целой крыши.

— Осторожно, осторожно, дядя, засыплешь меня, — крикнула Косенка. Но Регоч едва ли и слышит ее, потому что далеко от Косенки до его уха, так он высок, когда сидит.

Поднял Регоч Косенку к себе на плечо, сказал ей свое имя и о своей работе, а она ему сообщила, каким образом попала сюда.

— Смотри, вот и солнце, — показал Регоч Косенке.

Глядит Косенка и видит, что выходит бледное и слабое солнце, словно некого ему греть.

— Глуп ты, Регоч, действительно глуп, что живешь здесь и жизнь свою проводишь в подсчитывании голых легенских камней. Идем, Регоч, увидишь ты много красот на свете и найдешь себе более достойную работу, — говорит Косенка.