Лилипут — сын Великана (с иллюстрациями) - Иванов Альберт Анатольевич. Страница 33

— С-сносить не б-будем.

Не глядя друг на друга, они молча сели в машины и разъехались в разные стороны.

СТРАЖ ПОРЯДКА

Заметим, что Пальчика не волновало то, когда он вернётся домой. После своих приключений на «шестом» и на «седьмом» этажах, он убедился, что время у нас и «у них» течёт по-разному. И если здесь, на «восьмом этаже», прошло уже полдня, то дома, возможно, всего лишь секунды минули.

Хотя в огромном парке было и нетрудно затеряться, они теперь натыкались то на садовников, то на подметальщиц, то на водопроводчиков. Очевидно, у них раньше был обеденный перерыв, а «мёртвый час» им не полагался. Между прочим, жирными они тоже не были, как и те начальники. Каждый раз путешественники слышали за спиной тихое:

«Иностранец!» Наверняка это относилось только к Пальчику, а Гав, так сказать, находился при нём.

— А отчего тот первый, помнишь, с лыжными палками, сказал: иностранцы, а не иностранец? Значит, и про меня? — раздосадованно спросил пёс.

— По-моему, он сказал вообще. Мол, иностранцы мешают, — попытался разъяснить Пальчик.

— А, по-моему, он просто умнее других.

— Знаешь, ты бы побольше помалкивал. Вдруг тебя ищут!

— А тебя?

— Я же не говорящая собака. Гав промолчал.

— Высунулся — тоже мне! Гав опять не ответил.

— Ты чего в рот воды набрал? — удивился Пальчик.

— Сам же сказал — молчать, — возмутился Гав. — Нету у меня воды, нету! На, загляни! — широко раскрыл он пасть. — Что, убедился?

— Это выражение… — начал было Пальчик и осёкся. Но поздно.

— Прошу не выражаться, — строго сказал пёс.

— Да пойми же ты наконец! Так только говорится. Тут-то им впервые и встретился парковый стражник. Вероятно, он наблюдал за ними ещё издали.

— Иностранец? — вырос он из-за многократно скрученного, как бельё при выжимании, дерева. И поправил форменную фуражку с надписью «Граница на замке».

Пальчик кивнул и почему-то ответил на ломаном языке:

— Я есть один иностранец.

— Твой? — указал страж телескопической резиновой дубинкой на пса.

— Мой. — И Пальчик добавил для пущей убедительности: — Мой он есть.

— Ты, кажется, что-то ему говорил?

— Я ему говорить: не ходить по газон.

— Гм. И он это понимает?

Гав раскрыл было пасть, но Пальчик с лязгом захлопнул её так, что тот прикусил язык, заскулив от боли.

— Понимает.

— В таком случае, почему так долго ты ему это объяснял?

— Слабо понимает. Долго объяснить, быстро понимать.

— Глуп? — ухмыльнулся страж.

— Исключительно, — ввернул Пальчик словечко Гава. Пёс укоризненно покосился на него.

— Где поводок? — сказал страж.

— Вот, — Пальчик быстро выдернул ремень из брюк и застегнул его на шее пса. Повторилось почти то же самое, что и на «шестом этаже».

— Порядок, — поднял палец страж. — Документы?

— Я есть маленький, — отчеканил Пальчик. — Документы имеет быть папа. Мы остановились в дом, где много колонн стоит вверх. Там, — показал он рукой.

— Направление правильное, — определил блюститель порядка. — Давно здесь?

— Перво-напервый день.

— Гляди-ка, а так хорошо знаешь наш язык! Ну как тебе наш остров?

— Остров?! — некстати удивился Пальчик.

— Разве вы не приплыли?.. Или, может, приехали или даже прилетели? — подозрительно прищурился страж.

Но Пальчик избежал расставленной ловушки, вовремя догадавшись, что на любой остров можно только приплыть или, в крайнем случае, прилететь. Но летают ли здесь — хотя б на воздушном шаре? А если всё-таки летают, то вдруг стражнику известно, кто и когда приземлился. Есть, конечно, и такое выражение: приехать. Допустим, на пароходе. Или даже на лодке. А может, здесь пароходов нет? И, кроме того, тут всё понимают буквально, судя по вопросам настырного охранника. Эти мысли промелькнули у Пальчика мгновенно.

— Конечно, приплыли! — воскликнул он. — Пригребли, припарусили, прибыли!

Он ничуть не рисковал, вспомнив паркового сторожа-моряка. Да и вообще паруса и вёсла знают даже отсталые туземцы. Тем более, парусники не вымерли и в эпоху атомных двигателей.

— Но ваш остров такой большой, что не верить, что там и там это лишь остров! — попытался исправить он свой невольный промах.

— Да уж, — самодовольно потянулся на носках страж, заложив руки за спину. — Великий остров! Шесть километров в длину, три — в ширину! И называется он… Ну-ка?

— Великий остров называется есть, так и быть. Всего полным-полный! — Пальчик так широко размахнул руки, что задел пса по носу. Гав опять заскулил.

— Верно, — заулыбался страж. — Остров Изобилия!.. Ладно, вы пока свободны. Можете идти, — милостиво разрешил он.

— У меня небольшая вопрос, — остановил его Пальчик. — Почему у вас одни люди жирный, тучный, пузатый, а другие, — словно подыскивая точные слова, вновь перечислил он, — худой, тонкий, бледный? И почему вы есть средний комплекция?

Страж с явным сожалением взглянул на своё небольшое брюшко и постарался выпятить его вперёд.

— Я еще не заслужил стать пузатым, как ты благороднейшим образом соизволил определить избранных. Но я на пути к тому, чтобы попасть в их число и жить в своё удовольствие. Примерная служба — путь к успеху! — гаркнул он, дёрнув подбородком. Фуражка подлетела на голове и снова опустилась на место. — Они, — он указал на садовника вдали, — низший разряд. А я, ты правильно заметил, среднее звено.

— И сколько таких низших, средних и высших имеет быть ваш остров?

— Это военная тайна.

— Ну, высших я видеть. Человек двести есть.

— Есть или ели? — наморщил лоб стражник.

— И то и другое. Есть. Ели. Они ели есть.

— Еле есть? Или ели есть? — вконец запутался страж.

— Двести человек имели есть.

— Ты что, уже умеешь считать?.. Ах да, ты иностранец, — пробормотал он. — Всё равно непорядок.

— И последний вопрос. Я видеть два человек, — Пальчик втянул щеки, изображая их, — из машин. А они кто есть?

— Они были, есть и будут, — вытянулся в струнку охранник. — Они главные начальники острова!

— Но они не жирный.

— Они худой имей быть… Тьфу! — попытался было втолковать ему страж тоже на ломаном языке. — Они такие худые, потому что не спят, не едят, думая только о благоденствии всего острова.

Он с достоинством удалился.

— Дошло, — запоздало вырвалось у Пальчика, вспомнившего вдруг про злостное курение одного и про язву другого: лучшие средства от ожирения.

— Если дошло, то сними свою удавку с моей шеи, — сердито заметил Гав.

ВЕЧЕР И НОЧЬ

Поужинать они решили тем же способом, как и раньше, забрав что-нибудь у жирняков. Гав опять в одиночку отправился за провизией на площадку под платаном, когда все часы в парке отзвенели сигнал «на ужин». Пальчик же остался ждать его на знакомой, первой от ворот, аллее, притаившись под большущим развесистым фикусом-баньяном. Вдруг тот стражник вздумает проверить: «имей ли быть» у мальчика с собакой отец-иностранец. Лучше не попадаться лишний раз на глаза. Ну а Гав — тот всегда сумеет улизнуть.

Здесь было надёжное укрытие, если, конечно, не прыгать и не орать, как оглашенному, а вести себя тихо. Баньян раскинулся шатром почти на восьмистах тонких стволах — от нечего делать Пальчик принимался их считать, но каждый раз сбивался. Собственно, это были ставшие стволами воздушные корни. Другие сотни корней-жгутов ещё только тянулись сквозь листву к земле.

«Если засну, — подумал он, борясь с дремотой, — то, пожалуй, потом и не выйду. Окажусь как в клетке!» Но корневые жгуты висели неподвижной завесой, никак заметно не прибавляя в своём росте вниз — на это, верно, потребовались бы недели, а то и месяцы, — и он, успокоившись, нечаянно заснул.

Гав его, конечно, бесцеремонно разбудил, когда вернулся.

— Кончай спать, дрыхнуть, кемарить! На земле даже собакам спать вредно.