Тигровые каникулы - Медынский Сергей. Страница 9

На срезе плотно рисуются годовые кольца.

— Лет сто, сто пятьдесят, — говорит Вася.

— Да нет, побольше. Может, и все триста, — отзывается дядя Паша. — Это уж старая лиственница. Видишь дупло? Надо было ее лет на сто раньше спилить!

— А вот дерево, — указывает отец. — Что это?

— Тисс.

— А сколько ему лет?

— Спилить надо, тогда скажу, — отвечает Вася. — Я кольца годовые сосчитаю.

— Собьешься, — улыбается дядя Паша. — Знаешь, сколько тиссы могут прожить? Три-четыре тысячи лет. Древесина у них такая плотная, что не углядишь ничего на ней. И годовые кольца ложные бывают. Лучше уж не считай, не трать времени!

— Пошли в поселок? — предлагает Игнат.

— Сейчас все вместе поедем, — говорит дядя Паша. — У нас смена кончилась.

Трактор, лязгая гусеницами, подползает к поваленному стволу.

Молодой парнишка, чокеровщик, накидывает петлю стального троса — чокера — одним концом на дерево, другим на крюк трактора.

Надсадно рыча, трактор вытягивает стволы из лесной чащи. Один, другой, третий…

Все растет и растет связка громадных стволов — хлыст, как говорят лесорубы.

Медленно, нехотя ползет хлыст за могучей машиной. Трактор выходит на широкую просеку, охотники и лесорубы — за ним.

Стволами деревьев и стальными гусеницами накатана, утрамбована широкая дорога.

Вася привязал к поясу тонкий ремешок, идущий к лыжным носам. Сам идет, а лыжины за ним скользят. Приятно по тайге идти пешком. Надоело — все на лыжах да на лыжах.

Дальневосточные леса обычно называют тайгой, хотя по-настоящему тайга — это лес, в котором только хвойные деревья. А если среди них растут лиственные породы: амурские бархаты, ильмы, маньчжурские орехи, тиссы, — это, говоря языком специалистов, уже не тайга. Такие леса называют широколиственными и кедрово-широколиственными.

Звероловы вышли на поляну, заваленную стволами срубленных деревьев. Громадные автомашины с прицепами стоят в очереди, а около них суетятся погрузчики.

Погрузчик — большой трактор с огромными металлическими клешнями. Он подползает к дереву, захватывает его и тащит к лесовозу.

Подошел, аккуратно уложил дерево и опять пополз в сторону, подняв клешни, будто громадный стальной рак.

— Вот и верхний склад, — говорит дядя Паша.

«Верхний склад» — это совсем не потому, что он где-нибудь на горе. Да и не склад он вовсе, потому что деревья на нем не залеживаются.

Такое название давным-давно придумали лесорубы, когда заготовленный лес сплавляли по рекам. Порубят деревья где-нибудь на косогоре, и, перед тем как их скатить вниз к речке, они лежат наверху. Вот и название родилось. А сейчас верхний склад пониже нижнего может оказаться.

— Давайте так сделаем, — говорит дядя Паша, — не будем ждать, пока все к автобусу соберутся. Три лесовоза уже кончают грузиться. Мы по два человека к водителям в кабины сядем и вперед всех домой приедем!

— А собак? — спрашивает Вася.

— И собак возьмем.

Загрузились лесовозы. Все сели по местам, в ногах у Васи приткнулся Шарик, и машины тронулись.

Солнце скрылось за деревьями. Только изредка брызнет огненная вспышка сквозь черное переплетенье веток.

«Сегодня в доме ночевать будем», — думает Вася.

Водитель зажег фары. Желтые снопы света закачались по синим сугробам, по темным стволам. Рычит мотор, убаюкивает. В кабине тепло. Вася привалился к плечу дяди Паши и задремал…

— Вставай, тигролов, на нижний склад прибыли!

Вася открыл глаза — свет электрический, дома вокруг.

На громадном помосте срубленные стволы. Люди с такими же пилами, как у дяди Паши, распиливают деревья на аккуратные бревна.

Тянется транспортер, уносит бревна к железнодорожной линии, а там стоят составы. Подъемные краны грузят бревна на платформы. Нижний склад — это действительно склад: горы леса лежат. Каждая гора — различные породы древесины, различные сорта.

Вася щурится от света прожекторов, поглядывает по сторонам.

Рабочие завели стальные тросы под хлыст, лебедка потянула многотонную связку древесных стволов и трах на помост.

Вз-з-з-з… — звенят, жужжат пилы.

Хвоей пахнет, опилками, смолой.

— Пошли, тигролов, или отца подождем? — спрашивает дядя Паша.

— Подождем, — отвечает Вася.

Ловко расправились пильщики с громадным деревом, разделали его на бревна, скатили к цепям транспортера.

Молоденькая девушка с деревянной рейкой ходит вдоль стволов. Меряет длину, мелом разметку делает, как пилить.

Пильщики взялись за лиственницу.

Вз-ж-ж… — пошла в ствол зубчатая лента пилы. Быстро пошла, быстрее, чем обычно. Звук глуше, чем всегда, — сразу видно, пустота внутри дерева.

— Вон отец едет, — сказал дядя Паша.

Из-за поворота запрыгали лучи автомобильных фар, а потом выехал лесовоз.

И вдруг рев какой-то на площадке, крики. Завизжала девчонка-разметчица.

Повернулся Вася — остолбенел: лесорубы в стороны разбегаются, а посреди помоста стоит на задних лапах медведь!

Кто куда кинулись все от зверя, а девчонка-разметчица прямо к Васе с дядей Пашей. Медведь — за ней. Зацепилась девчонка за какой-то сук — растянулась на бревнах.

Дядя Паша бросился ей на помощь. Замахнулся на медведя пилой, а тот трахнул лапой — улетела пила в сторону. Другой лапой зверь дядю Пашу схватил. И тут — бах! — стукнул выстрел.

Упали дядя Паша и зверь прямо на разметчицу. Та визжит, не переставая, а медведь замолк.

Подскочил к ним Игнат — бросил карабин, в руке нож наготове.

— Пашка! — кричит Игнат. — Пашка, живой?

Вася к отцу кинулся. Люди какие-то подбежали.

— Живой пока, — говорит из-под медведя дядя Паша. — Только медведя-то свалите, тяжелый он больно!

Медвежью тушу отвалили в сторону. Дядя Паша встал, от боли кривится. Девчонка вскочила, глаза с перепугу круглые, остановившиеся.

— Ну откуда вы тут медведя-то взяли? — в сердцах спрашивает Игнат.

Девчонка молча на дупло показывает. А оттуда слышится какой-то писк.

— Медвежата?

— Детенышей бросить не хотела, — говорит Игнат. — Смотри ты какая любовь материнская у зверя! Ведь пока дерево пилили, пока сюда везли, она все ждала. А тут, видно, ее пилой задели, она и не выдержала.

— Спасибо тебе, Игнат! — говорит дядя Паша.

— Чего спасибо-то? — удивился Игнат.

— Ты ведь мне жизнь спас! Смотри, когти-то у нее как железные.

Улыбается дядя Паша, но, видно, нехорошо ему — все-таки медведь крепко задел.

— Где у вас тут медпункт? — спрашивает Игнат.

Пошли по морозной ночной улице. Вокруг толпа людей. Игнат Васе выговаривает:

— А ты чего не стрелял?

— Так мой карабин у дяди Макара. Вы же его взяли, чтоб мне идти легче было.

— Ах да… — говорит Игнат.

Подошли к больнице. Доктор в белом халате уже стоит на крыльце — кто-то добежал, предупредил.

— Это что, все ко мне? — испуганно спрашивает доктор.

— Нет, — говорит Игнат, — к вам только двое. Вели одного — рысь его поранила, а по пути и другого прихватили…

— В самый раз прибыли! — сказал наутро дядя Паша.

— Это ты о медведе? — отмахнулся Игнат. — Бывает…

— О медведе, только не об этом, — отвечает дядя Паша. — Шатун тут объявился.

— Вы, что ли, вспугнули?

— Да, может, и мы. Не залег он с осени, теперь где-то бродит. Недавно одного нашего лесоруба загубил.

Посерьезнел Игнат.

— Надо этого медведя пристрелить! А то из-за одного шатуна всем тут свободы не будет.

— То-то и оно! — подтверждает дядя Паша. — Люди боятся по лесу ходить. Мы хотели сами с ним войну начать, но оружие у наших охотников не то и опыта нет.