Сказочные повести. Выпуск третий - Алексин Анатолий Георгиевич. Страница 4
— Какая остановка?
Но уже в следующее мгновение я понял, что милиционер — это переодетый в синюю форму посланец Деда-Мороза. Волшебной палочкой, перевоплотившейся в полосатый милицейский жезл, он, конечно, указывал мне будущую остановку или, вернее сказать, посадочную площадку того самого… что должно было прилететь за мной и умчать в Страну Вечных Каникул.
Я быстро пошел к столбу, возле которого, как у мачты с флагом (полотнище заменял прямоугольный плакатик — «Остановка троллейбуса»), выстроилась довольно-таки длинная очередь.
И прямо тут же, словно еле-еле дождавшись моего прихода, подкатил троллейбус, у которого впереди и на боку вместо номера было написано: «В ремонт!» Он был пустой, только в кабине склонился над своей огромной баранкой водитель, и сзади, возле слегка подмороженного окна, подпрыгивала на своем служебном месте, как всегда спиной к тротуару, кондукторша в платке. В те годы людям доверяли не так сильно, как сейчас, и троллейбусов без кондуктора еще не было.
Когда пустой троллейбус остановился и раздвинулись задние дверки-гармошки, кондукторша высунулась и обратилась не к очереди, а лично ко мне (ко мне одному!):
— Садись, дорогой! Добро пожаловать!
Я изумленно отшатнулся в сторону: никогда я еще не слышал, чтобы кондукторша так разговаривала с пассажирами.
— Сейчас не моя очередь, — сказал я.
— А им с тобой не по дороге! — Кондукторша указала на людей, выстроившихся возле столба. — У них — другой маршрут.
— Но мне не нужно «в ремонт»…
Конечно, кондукторша эта была не просто кондукторшей, потому что очередь не произнесла ни звука и потому что под ее взглядом я все-таки покорно залез в пустой троллейбус. Двери-гармошки с легким стуком захлопнулись за моей спиной.
— Но ведь он же идет… в ремонт, — повторил я, обводя лазами пустой вагон. — А мне — в Страну Вечных Каникул…
— Не тревожься, хороший ты мой!
С доброй кондукторшей, как и с Дедом-Морозом, как и с милиционером, высунувшимся из «стакана», спорить было бесполезно: они знали все лучше меня!
«Если бы все кондукторши были такими ласковыми, как эта, — думал я, — люди бы просто не вылезали из трамваев и троллейбусов! Так бы и катались целый день по городу!»
У кондукторши на ремне болталась сумка с билетами. Я стал шарить в кармане брюк, где лежали деньги на завтрак.
— Если ты заплатишь и возьмешь билет, — строго предупредила кондукторша, — контролер оштрафует тебя!
Все было наоборот! Все было как в сказке! Или вернее сказать: все было в сказке. В самой настоящей!..
Хоть я ехал в Страну Вечных Каникул не в быстроходном автомобиле и не на воздушном корабле, но зато бесплатно и один в целом троллейбусе! Я сел на заднее сиденье, поближе к дверям-гармошкам.
— Тебя не трясет? — заботливо спросила кондукторша. — Ты ведь можешь сидеть где угодно: хоть впереди, хоть на моем кондукторском сиденье! Для этого тебе и подали отдельный троллейбус!
— Я люблю немного потрястись, — ответил я. — Так приятно подскакивать на одном месте!..
— Лишь бы тебе это доставляло удовольствие! — сказала кондукторша.
И я остался на своем заднем сиденье: мне было как-то неловко разгуливать по троллейбусу и пересаживаться с места на место.
— Первая остановка — твоя! — предупредила кондукторша.
Пустой троллейбус по-стариковски дергался и трясся сильней, чем всегда, но мне казалось, однако, что все в нем было исправно, и непонятно было, зачем он катил «в ремонт». Вскоре он притормозил, остановился.
— До свидания, милый! — сказала кондукторша.
Я спрыгнул на тротуар. И увидел прямо перед собой Дом культуры медицинских работников. О чудо! На нем тоже висели дощечки со словом «Ремонт». Но не было ни строительных лесов, ни мусора, без которых не может быть никакого настоящего ремонта.
«Должно быть, это просто такой пароль», — решил я.
И, когда навстречу мне из дверей Дома культуры неожиданно выскочил массовик дядя Гоша, я коротко и таинственно произнес:
— Ремонт!
— Что, что? — переспросил дядя Гоша. — Не понимаю…
Дядю Гошу я знал давно: он выступал на многих Елках.
И мы с ребятами давно уже наградили его непривычным прозвищем из целых двух слов: «Давайте поприветствуем!» У него было вечно сияющее лицо, вечно радостный голос, и мне казалось, что в жизни у него вообще не может быть никаких горестей, печалей и бед.
Хоть сейчас дядя Гоша появился на улице без пальто и шапки, голос его был все так же весел и бодр:
— Пожалуйте в Страну Вечных Каникул!
И я вошел в просторный вестибюль Дома культуры — туда, где еще накануне собирались сотни нарядных ребят, пришедших на Елку. Сейчас я был в сверкающем, обрамленном гирляндами и флажками вестибюле один-одинешенек.
А на лестнице, как и вчера, стояли лисы, зайцы, медведи и целый духовой оркестр.
— Давайте поприветствуем юного каникуляра! — воскликнул дядя Гоша.
— Кого?! — не понял я.
— Юные жители Страны Вечных Каникул называются каникулярами и каникулярками, — объяснил дядя Гоша.
— А где же они — каникуляры и каникулярки?
— Никого нет… Все население на данном этапе состоит из тебя одного!
— А где просто эти… которые были вчера? Ну, юные зрители?
Дядя Гоша виновато развел руками:
— Все в школе. Учатся… — И он снова воскликнул: — Давайте поприветствуем нашего единственного юного каникуляра!
И оркестр грянул торжественный марш, хоть я был одним-единственным зрителем, пришедшим на праздник. Марш гремел гораздо громче, чем накануне, потому что звуки его разносились по совершенно пустому вестибюлю.
А потом с белокаменной лестницы навстречу мне ринулись переодетые зверями артисты…
Я обомлел. Это было уже слишком. Это было чересчур даже для сказки.
Чемпион, рекордсмен, победитель!
Но, впрочем, я тут же оправился от смущения. В ту пору я вообще редко смущался и всегда очень быстро приходил в себя.
Ликующий голос массовика дяди Гоши помог мне овладеть собой. Накануне я попросил Деда-Мороза: «Пусть всегда будет Елка!» — и массовик вел утренник по той же самой программе, что и вчера, не меняя ни одного слова. Поэтому ко мне он обращался во множественном числе: «Сейчас вы, друзья, подниметесь в большой зал!» И я поднимался. «Сейчас вы, друзья, посмотрите акробатический номер!» И я смотрел.
Я был горд тем, что меня называют так уважительно: «Вы, друзья!» Мне очень хотелось, чтобы рядом очутился Валерик и услышал, с каким почтением обращается ко мне сам главный помощник Деда-Мороза. Но потом я сообразил, что, если бы Валерик очутился рядом, тогда в обращении «Вы, друзья»! уже не было бы ничего удивительного: ведь нас и в самом деле было бы двое!
Дядя Гоша был мастером своего дела: обращался ко мне в прозе и стихах, которые сочинял сам. Последнюю стихотворную строку он обычно не дочитывал до конца — он таинственно умолкал, чтобы рифму угадали сами юные зрители.
В то утро дядя Гоша воскликнул:
— Искусством! — угадал я.
— Хорошо, хорошо! Тоже будешь поэтом! — похвалил меня дядя Гоша.
И сразу начался концерт… Мне казалось, что песен и танцев в то утро было гораздо больше, чем накануне, потому что раньше они как бы распределялись на сотни юных зрителей, а в то утро доставались мне одному. И я был просто в восторге!
«Все ребята сейчас сидят в классе, — радовался я, — зубрят, потеют у доски. А я — снова на Елочном празднике, как их полномочный представитель, или, сокращенно говоря, полпред!»