Ночные бродяги - Килворт Гарри. Страница 23

— Ну вот, — с удовлетворением объявил он, плюхаясь на свое место. — Избавился.

— Бедняга, — сказал Грязнуля, имея в виду горностая, в сумку которого перекочевал ненавистный предмет, — он до смерти перепугается.

Но, когда Плакса достал свой вещевой мешок и зачем-то полез в него, оказалось, что окарина преспокойно лежит там.

— Полагаю, — мрачно заметил он, — что животные, которым я пытался ее отдать, не хотели ее получить. — Он вспомнил, при каких обстоятельствах сам получил музыкальный инструмент. — Пускай она останется со мной. Но я ни за что больше не стану на ней играть. Никогда. Пусть она просто лежит у меня в сумке. Однако со всеми этими волнениями я ужасно проголодался. У нас есть что-нибудь перекусить?

— У меня есть печенье, — отозвался епископ, раскладывая на коленях платок, — угощайтесь.

С этими словами он достал печенье и только хотел отправить его себе в рот, как в дело вмешался Грязнуля.

— Гав-гав, — сказал он и уселся перед епископом, умильно глядя на печенье в его лапе. — Гав. — А потом, к вящему изумлению бедняги епископа, Грязнуля подпрыгнул и, выхватив у него из пальцев печенье, весело им захрустел.

— Боже всемогущий! — воскликнул епископ. Он никак не ожидал такого от ласки.

— Ох, нет, — простонал Плакса. — Только не это.

— Успокойся, Грязнуля, — строго приказал Нюх. — Фу!

Епископ испуганно переводил взгляд с одного ласки на другого. «Неужели все они ненормальные?» — эта мысль явно читалась у него в глазах. Что и говорить, с попутчиками ему явно не повезло.

16

Следующая станция была конечной. Местечко, где они оказались, называлось Воющие Холмы — когда-то здесь водились волки, которые собирались стаями и выли по ночам в низине за маленькой деревушкой. Разумеется, волки давным-давно перебрались в более спокойное и безопасное место, ведь всего в трех километрах отсюда проходила линия фронта, а постоянная стрельба и грохот орудий мало способствуют упражнениям в хоровом пении. А к нему волки относились весьма серьезно.

Волки принадлежали к тем созданиям, которые искренне полагают, что обладают замечательными голосами и врожденным слухом. Как выразился мудрейший из них, философ За-Гры-Зу: «Каждый волк обладает голосом ангела и лишь по причине отсутствия крыльев оказался на земле». Разумеется, что все остальные обитатели близлежащих лесов и полей были просто счастливы, что у волков нет крыльев, иначе они могли бы бросаться на мирных зверей еще и с неба, как орлы, коршуны и прочие хищники. Особенно радовались этому обстоятельству овцы, ибо ягнятам нередко приходилось служить обедом для этих любителей хорового пения.

Едва поезд подъехал к станции, Плаксу осенила блестящая идея.

— Эй, послушайте-ка, — обратился он к епископу, который снимал с багажной полки потрепанный саквояж, — а почему бы вам не освятить окарину? Тогда бы мы сразу избавились от этого привидения, духа или что это было?

— Освятить? — с недоумением спросил епископ, поставив на пол саквояж. — И как, по-вашему, я бы смог это сделать?

— Ну, — вмешался Грязнуля, оправившийся от первого удивления, вызванного словами Плаксы, — вы же священник, а значит, лучше нашего знаете, как такое делается. Вы освящаете и изгоняете злых духов. Тем более что у вас в лапах священная книга, так неужели в ней нет подходящей молитвы? Вы можете зажечь свечи и побрызгать святой водой на окарину, вот и все.

— Но я не настолько религиозен, — возразил горностай. — Да и по правде сказать, я вообще не имею права проводить никаких церковных обрядов.

— Грязнуля, Плакса, — прервал его Нюх, — вы ошибаетесь. Никогда не судите о книге по ее обложке, а о священнике по его одеждам. Этот горностай ни в коей мере не является священником, он вообще никак не связан с церковью. Думаю, вы заметили, что у него даже митра надета задом наперед. Ни один настоящий епископ не допустил бы такой оплошности.

— Неужели? — воскликнул горностай, поворачивая свой головной убор в надлежащее положение. — Спасибо, что сказали. Я и не знал, что перевернул митру.

— Стыдитесь! — с возмущением вскричал Грязнуля. — Как вы осмелились притворяться священником!

— Нет-нет, вы ошибаетесь, — сказал епископ, который на самом деле совсем и не был епископом. — Так уж получилось случайно, и все из-за моего хобби.

— Говорите понятнее, — фыркнул Плакса.

— Он хочет сказать, — пояснил Нюх, которого совершенно не удивляло происходящее, — что его епископские одежды совершенно не означают того, что он священник.

— И как же такое может быть? — произнес Грязнуля тоном заядлого полицейского.

— Очень просто — все дело в шахматах, — дрожащим голосом пояснил горностай. — Я изображаю шахматную фигуру [1]. Я принадлежу к обществу любителей шахмат. Каждый год мы здесь собираемся, чтобы отметить очередную годовщину существования нашего общества. Как вы понимаете, шахматы — это тоже своего рода война, поэтому мы и выбрали место достаточно близкое к линии фронта. Посмотрите в окно…

Поезд как раз подошел к станции, и, выглянув в окно, ласки обнаружили, что по платформе прогуливаются горностаи, одетые в средневековые латы рыцарей, горностаи-короли в коронах и мантиях и простые солдаты, правда носящие форму давно минувших времен.

— Собрание шахматных фигур, — пробормотал пораженный до глубины души Грязнуля. — Но что за книгу вы читали?

— Если бы вы пригляделись получше, — ответил Нюх, — то увидели бы, что это книга по теории шахматных дебютов. Полагаю, что наш попутчик изучал различные защиты. Я прав?

— Да, — отозвался пораженный горностай, глядя на Нюха с изумлением. — Но как вы догадались?

— Элементарно, мой дорогой друг, совершенно элементарно. Во время чтения вы скрещивали когти, как это обычно делают галлийские ласки. Ну а поскольку я имел с ними дело, то знаю, что такой жест означает «защита». Все объясняется очень просто, не так ли?

— Замечательно, — пробормотал горностай, на которого объяснение произвело неизгладимое впечатление.

Плакса до сих пор смотрел в окно — он никак не мог оторвать глаз от горностая-шахматиста, несущего на себе не то какой-то ящик, не то гроб.

— А этот-то что здесь делает? Он что, перепутал костюмы? Или что?

Нюх покачал головой:

— Думаю, он одет ладьей в соответствии с прямым значением этого слова. Хотя шахматная ладья сделана в виде башни, а отнюдь не лодки. Похоже, что остальным «фигурам» это не очень-то нравится.

Они вышли на платформу. Епископ поспешил к своим друзьям и принялся энергично обмениваться приветствиями с теми, кого не видел целый год. Один из горностаев был в королевской мантии и короне.

— Шах тебе! Как же я рад тебя видеть, дружище, — донеслось до ласок.

— Шах и мат! Не встречались целую вечность! Но ты нисколько не изменился!

— Вот уж лорды в анораках, — пробормотал Грязнуля.

— Это что еще за «анорак»? — спросил Плакса.

— Пингвинье слово, обозначающее тех, которые собираются немалой компанией, чтобы потолковать о значении царапин на костях мертвого лося, — мрачно отозвался Грязнуля.

А Нюх тем временем решил, что коль скоро в городке всего одна гостиница, то надо остановиться именно там.

— Можно, конечно, заночевать и в лесу, — пояснил он своим спутникам, — но, по-моему, не стоит этого делать. Мне рассказали о призрачной лошадиной голове, которая прогуливается по здешним местам ночами. Обычно истории о подобных сверхъестественных явлениях — выдумки, но кто знает, вдруг именно эта окажется правдой.

— Что еще за лошадиная голова?

— Это голова лошади, но без туловища Она парит в воздухе и кусает путников, которым взбрело в голову выйти на улицу после полуночи. У этой головы глаза как горящие плошки и железные зубы, а из пасти валит дым, который пахнет серой, как и все в подземном мире. Говорят, что как только голова укусит кого-нибудь, тот сам превращается в такую же лошадиную голову и скитается по болотам в поисках жертвы.