Тайна графа Эдельмута - Мелкумова Анжелина. Страница 54

Замолчав, Бартоломеус оглянулся и тц-тц-тц-тц-тц! — подозвал к себе пеночку. Умное создание не заставило себя ждать: перелетев через головы детей, вскочило на стол.

— «Ты думаешь, в орла? — шептал он мне. — В благородную птицу? — Шлавино просто умирал от веселья. — Ну как — как, скажи, — тебе в голову могла прийти такая мысль?»

Подвинув к пеночке крошки, Бартоломеус снова замолчал.

Тук-тук-тук-тук-тук-тук… — стучал клювик птички по твердому дереву.

Затаив дыхание, дети не сводили с нее взгляда.

Тук-тук-тук-тук-тук… — исчезали со стола сиреневые крошки.

— Шлавино был так любезен, что сообщил мне даже цвет конфеты… Ну мог ли бы я когда-либо подумать…

Тук-тук-тук-тук… — скакала птичка в азарте, явно довольная пиршеством.

Тук-тук-тук…

Тук-тук…

Дети еле успели отскочить от стола.

Ибо что должно было случиться, то случилось.

Маленькая птичка исчезла. Навсегда из их жизни.

А место ее занял представительного вида вельможа.

Орлиный нос, волнистый волос, глаза горят, золотая цепь на груди — рыцарь с картины из замка Нахолме.

— Ваше сиятельство, — склонился Бартоломеус в глубоком поклоне, — господин мой, граф Эдельмут. Если бы мы знали раньше!..

Часть 4

Святая Эвелина

Глава 1

Про истинного графа и ворона с человечьими глазами

Смеркалось. В круглой зале замка Нахолме царил полумрак. Зиял чернотой не растопленный камин. Тускло мерцали в углу рыцарские доспехи — не меньше, чем столетней давности: длинная кожаная рубаха и капюшон с нашитыми металлическими бляхами, на шлеме с неподвижным забралом — геральдический «орел». Широкая скамья с резной спинкой и тяжеловесные сундуки-комоды терялись во мраке широкой залы.

Застыв как изваяние, граф Шлавино стоял у окна.

За зубчатыми стенами замка простирались пустые сжатые поля, за ними торчали крыши крестьянских хижин. Дальше тянулась полоса оголенного леса. Нещадный осенний ветер гнул деревья, срывая последние листья. По небу ползли сизые облака.

Сквозь щели в раме сильно сквозило. Одна щека у графа совсем застыла. Пальцы, сжимавшие стеклянный сосуд, посинели.

Вспомнив о сосуде, граф опустил глаза. Сосуд…

Сосуд был пуст. Исчез гомункулюс графа Эдельмута. Исчез так внезапно после побега Безголового, что не надо было долго ломать голову — с чего бы вдруг.

Ах, проклятый Безголовый… Стоило один раз пооткровенничать..

А теперь Шлавино угрожала серьезная опасность.

— Дьявол! — Пустой сосуд полетел на каменный пол и со звоном разлетелся на мелкие осколки.

Дьявол, какая опасность угрожала ему! Истинный правитель графства явился на божий свет!

Вынув из-за пазухи маленькое зеркальце в золотой оправе, граф с беспокойством вгляделся в свое отражение. Похож ли он все еще на графа? Или уже просто — на Шлавино?

Поглядев внимательно, решил: все еще похож на графа. Как ни странно, это его успокоило и привело в чувство.

Встряхнув длинными волосами, Шлавино удивлено оглянулся. А что он, собственно, делал тут весь день? Глядел в окно? Какая трата времени!

«Граф Эдельмут… Граф Эдельмут…»

Шлавино беспокойно забегал по темной зале. Под мягкими кожаными сапогами заскрипели осколки стекла.

«Да кто знает о нем, о графе Эдельмуте? Кто из знати уже успел увидать его? Кто признал его?»

Остановившись возле безлицых доспехов, Шлавино задумчиво уставился в пустоту шлема. Геральдический «орел» смотрел нагло и в упор.

— Что таращишься? Будто кто уже признал тебя! Ведь никто еще пока… Ведь наверняка пока никто…

А значит, есть шанс!

Промчавшись через залу, граф распахнул дверь в освещенный факелами коридор:

— Эй, кто там! Седлайте коней!

— Как, ваше сиятельство! На ночь глядя?

— Я сказал — коней седлать!

Сорвав факел со стены, он скорыми шажками сбежал вниз по лестнице.

Ну, Эдельмут, ни ты, ни твоя дочь долго не проживете!

Стоял солнечный осенний день. После дождя земля немного подсохла и ничто не мешало быстрой езде.

По дороге между лесом и полем двигалась маленькая кавалькада.

Впереди на крутобоком сером жеребце ехали вдвоем мальчик и девочка лет двенадцати. На мальчике был простенький плащ с просторным капюшоном — как, знаете, носил в те времена всяк и каждый: открывая через небольшую прорезь лицо, капюшон спускался на плечи, а на затылке переходил в длинный «ципфель», на кончик которого большие модники еще и пришивали бубенчики или кисточки. «Ципфель» был такой длинный, что можно было его обернуть несколько раз вокруг шеи. Что мальчик и сделал: теперь капюшон играл еще и роль шарфа.

Уфф, холодно! Сидевшая впереди девочка то и дело вздрагивала и стучала зубами. Ведь у нее не было ни капюшона, ни уж тем более «ципфеля». Один лишь шейный платок и тонкая шерстяная накидка на костлявых плечах. Зато такое легкое одеяние позволяло легко двигаться: беспрестанно ерзая на месте, Марион (то была, конечно, она) с любопытством оглядывалась на своих спутников.

А спутники, конечно, были достойны внимания. Вполголоса беседуя с Бартоломеусом, в десяти шагах от детей ехал сам граф Эдельмут.

Граф Эдельмут! Имя из легенд. Как много о нем всего рассказывали и как по-всякому изображали. Но, конечно, в действительности граф оказался уж куда красивее и благороднее. Казалось, на белоснежном скакуне едет сам король. По меньшей мере, герцог. Королевская осанка, орлиный нос, взгляд из-под полуприкрытых век…

О, божество! — в который раз сказал взгляд Марион, снова обернувшейся в седле.

Вид на рыцаря заслонил широкий капюшон Пауля.

«Как ты думаешь, он святой?» — хотела спросить Марион, раз уж заслонил.

Но у Пауля были свои мысли, которыми ему тоже не терпелось поделиться:

— Как ты думаешь, возьмет его сиятельство меня оруженосцем?

— Тебя? — с сомнением поглядела Марион.

— Ну да, — не очень уверенно проговорил мальчик. И поправил «ципфель». — Ведь нужен же каждому рыцарю оруженосец. Кто будет носить его щит и копье? Кто будет помогать ему надевать доспехи?

— Да, конечно, нужен! — согласилась Марион. — Но — тебя?.. — Взгляд девочки выражал больше чем недоверие.

Пауль, и так доселе беспокоившийся, преисполнился воистину тревожных дум.

Ток-ток, ток-ток… — резво скакали лошади. Из-за леса показался шпиль церквушки. Здесь перекрещивались две дороги. Одна шла к мосту через небольшую речку, другая уходила вверх по заросшему лесом холму.

— Неподалеку должен быть трактир! — то ли догадался, то ли уж точно знал Бартоломеус.

У перекрестка двух дорог стоял большой деревянный крест. Граф Эдельмут стегнул коня и подъехал первым.

Соскочил на землю, преклонил колени.

Подскакав следом, поторопились спешиться и остальные.

— …прими, Господи, молитву из уст страдавшего… десять лет… пошли свое благословение…

Опустившись в траву на колени, осенили себя крестом все.

— …сверши, Господи, суд праведный… мерзавца колдуна, мошенника Шлавино предай в руки того, кому служит он — сатаны… восстанови справедливость…

— Аминь…

Поднимаясь с колен, его сиятельство уронил шапку.

Как коршун, налетел Пауль на оброненное — и с поклоном протянул графу.

— Проворный мальчуган, — кивнул Эдельмут и обернулся к Бартоломеусу: — Из него вышел бы неплохой оруженосец.

Пауль порозовел от счастья.

А Бартоломеус, с улыбкой похлопав мальчика по плечу, тщательно отряхнул шапку от пыли и передал графу. Затем подошел к своей рыжей лошади и незаметно спрятал что-то в седельную сумку.

Что-то. Волос. Черный — совсем как у графа.

…Трактир оказался несколько дальше, чем предполагали.