Сказочные повести. Выпуск десятый - Виткович Виктор Станиславович. Страница 8

— Стой! Стой! — Это бежал Митя, проваливаясь в снег и размахивая руками. Он подскочил к Лёле, выхватил из её рук расписку и разорвал на мелкие кусочки.

Лёля широко открыла глаза, улыбнулась. И в то же мгновение в мире произошло чудо. В городе Ярославле в часовой мастерской на всех часах маятники вздрогнули и пошли быстро и весело. Мастер Петушков будто очнулся, поглядел на часы, пробормотал: «Что это было со мной?» — и провёл рукой по глазам.

А в Митиной избе случилось вот что. Мама, ворчавшая на пироги, которые ни за что не хотели печься, вытащила противень из печи и ахнула: «Только что смотрела!» Пирог сгорел. Она взглянула на ходики, но они шли так звонко, что ни ей и никому другому не могло бы и в голову прийти ничего плохого.

Всюду время пошло быстрее, даже поезда и самолёты во всём мире прибавили скорость! А у Щучьего озера Чёрная душа уже скрутила Мите руки; он старался вырваться.

— Ты что лезешь не в своё дело?! — сказала Чёрная душа. — Тебя трогали?!

— Да-а… — сказал Митя. — Вы же время останавливаете!

— А тебе какое дело?

— Как какое? Время остановится — жаворонки не прилетят! Не будет яблок! Купаться нельзя будет! За ягодами не пойти! Я никогда не перейду в четвёртый класс! И никто никогда не полетит на Луну! Пусти! — вдруг взвизгнул Митя и укусил бабу в руку.

Чёрная душа схватила горсть снега и заткнула ему рот.

— Не трогайте! Оставьте его! — закричала Лёля. Но Чёрная душа потащила Митю к проруби, края которой дымились.

— Не надо! Не надо! — крикнула Лёля, кинувшись вслед. — Не убивайте его! Хотите, я отдам вам сердце?

— Лёля, не отдавай им сердца! — отчаянно закричал Митя.

Чёрная душа подняла мальчика над прорубью, где крутилась тёмная вода, и сказала Лёле:

— Твоё сердце или его жизнь?

— Возьмите, — сказала Лёля.

Она вынула из груди своё сердце-часики, протянула Чёрной душе и тут же застыла; лицо её помертвело, синие глаза померкли. И она осталась стоять маленькой снежной девочкой с протянутой рукой, на которой лежали детские часики.

Привязав на всякий случай Митю к стволу ивы, торчавшему прямо из льда, бабы подбежали к Лёле и остановились поражённые: часики с нарисованными стрелками шли, тикали.

— Идут почему-то… — прошептала Чёрная душа.

— Да что ты?! — ахнула Бумажная.

Чёрная душа взяла часики, потрясла, приложила к уху:

— Идут!

Бабы тупо глядели друг на друга картофельными глазами.

— Это всё ты, — зашипела Бумажная душа. — Надо было сначала остановить сердце волшебными чернилами, как я хотела, а потом уже вынимать!

Швырнув с размаху часики об дерево, Чёрная душа подняла их и поднесла к уху: идут!

— Видишь, что ты натворила! — продолжала ворчать Бумажная душа, смотря злыми глазами на Чёрную.

Та бросила часики на пень, топнула по ним ногой, подняла, — идут! Тогда она окунула часики в прорубь, в тёмную ледяную воду, такую холодную, что, если туда опустить кончик пальца, он тут же превратится в сосульку.

— Ну как? — спросила Бумажная душа, когда Чёрная вынула из проруби часики.

Не отрывая часов от уха, Чёрная душа сказала:

— Ладно, старикан сам остановит!

И двинулась по сугробам, за нею Бумажная душа.

Мите удалось развязать зубами узел верёвки; он освободился и подбежал к Лёле.

— Лёля, — тихо сказал он. Но она молчала.

— Лёля, скажи что-нибудь! — закричал он.

Но девочка была неподвижна, снежная, неживая. И Митя заплакал. Глядя на погасшие глаза девочки, он сказал:

— Клянусь! Я принесу тебе твоё сердце! И, стиснув зубы, пошёл по следам снежных баб. Оглянулся: маленькая снежная девочка стояла под высокими тёмными елями, протянув вперёд руку. И Митя зашагал.

14

Гудели телеграфные столбы. Над шоссе курилась снежная пыль. Бабы бежали по краю дороги. Мимо мчались машины, обдавая баб гарью бензина.

Увидев издали грузовик с бидонами молока, Чёрная душа остановилась. Машина приближалась, грохоча бортами. Туго надутые баллоны, серые, тяжёлые, будто каменные, стремительно надвигались. Чёрная душа присела на корточки, прицелилась и подбросила часики под колесо, как мальчишки подбрасывают пистоны. Грузовик с грохотом промчался, подпрыгнув на часиках. Бабы бросились к часикам. Чёрная душа поднесла их к уху.

— Ну? — спросила Бумажная душа.

— Идут, — мрачно сказала Чёрная.

И они побежали дальше к перекрёстку, перед которым на столбе торчала табличка: «В Ярославль. В Углич».

Только хотели бабы побежать по направлению «В Ярославль», как увидели Продажную душу, мчавшуюся навстречу на дамском велосипеде с сеткой на заднем колесе. Бабы попробовали вдвоём спрятаться за табличку, но Продажная душа уже орала:

— Куда? Куда? Девочки!

— В город, — невозмутимо сказала Чёрная душа, выйдя на обочину дороги, и показала ей часики.

— Но это жульничество! — взвизгнула Продажная душа, соскочив с велосипеда. — Я же потратилась! Я купила взамен золотые часы!

— Ну и носи их! — сказала Чёрная душа.

Продажная душа завопила:

— Я пожалуюсь Старому году!

— Попробуй! — усмехнулась Чёрная душа. — А я напишу на вас обеих донос, что вы кричали: «Да здравствует Новый год!»

Бабы от такого нахальства разинули рты. А Чёрная душа неожиданно вскочила на велосипед Продажной и помчалась к Ярославлю, крутя педали своими ледяными ногами. Бабы завопили и погнались за ней.

Но разве можно было её догнать! Она так пригнулась к рулю, что из её правого глаза чуть не вывалилась картофелина. Вот почему Чёрная душа не заметила, как её обдала смёрзшимися комьями снега и обогнала машина, в которой ехал Митя.

Впрочем, Митя тоже не заметил бабу. Сидя в кабине самосвала, он что-то доказывал шофёру. Он уже рассказал о Лёле, и о Старом годе, и о злых бабах…

Заглядывая шофёру в глаза, Митя говорил:

— …Они хотят остановить время! Понимаете?

— Как это? — солидно спросил шофёр.

— А так. Вам к которому часу в гараж?

— Ну, к пяти…

— Пяти не будет, — сказал Митя. — Сегодня будет, завтра нет.

— А когда же в гараж? — спросил шофёр, посмотрев на Митю.

— Никогда, — сказал Митя. — Так и будете всегда ездить.

— Здоров врать! — сказал шофёр и покрутил головой.

Митя горестно замолчал.

15

Сидя в своей башне с бойницами вместо окон, где висел огромный неподвижный маятник и сверху торчали зубчатые колёса гигантского заржавленного механизма, Старый год писал тушью на листе ватманской бумаги:

Заскрипели ступени, распахнулся люк в полу, из него выскочила Чёрная душа и безмолвно положила на стол перед Старым годом волшебные часики — сердце Лёли. Старичок вскочил, вцепился в часики. И вдруг наверху захрипели башенные часы, заскрежетали колёса, взлетел столб пыли. И тяжёлый маятник пронёсся мимо голов Старого года и Чёрной души, которые отпрянули поражённые.

Дрожащей рукой Старый год поднёс часики к глазам:

— Да, это они.

Он знал: только одни часики в мире могли разбудить мёртвый маятник башенных часов!

Чёрная душа объясняла старику, что старалась остановить эти часики и ничего не вышло, но Старый год не слышал её. Он глубоко задумался. Через него пролетела гигантская тень маятника, Где-то каркали вороны, и в порывах ветра глухо звенел лист железа на крыше… Вдруг наверху что-то зашипело, захрипело, загремело, заскрежетало. Чёрная душа тревожно подняла голову. Раздался мощный бой часов, какого Ярославль не знал со времён царицы Анны Иоанновны. Над куполом взлетела туча ворон. Вся башня гудела, как колокол. Не веря своим ушам, прохожие останавливались и задирали головы. Мастер Петушков выбежал без шапки из часовой мастерской, не понимая, что случилось.