Цацики и его семья - Нильсон-Брэнстрем Мони. Страница 4
— Ого! — воскликнул Цацики, и в рот ему залилась соленая вода. От возбуждения он чуть не утонул. Но они были недалеко от рифа, и Янис помог ему встать на ноги.
Кораллы были ужасно острые, и Цацики поцарапал ногу. От соленой воды порез щипало так, что на глаза навернулись слезы, но он не собирался реветь перед папой. Он изо всех сил стиснул зубы — к счастью, слез за маской не было видно. Лишь бы поблизости не оказалось акул — ведь они чуют кровь на расстоянии!
Янис снял добычу с наконечника, снова зарядил ружье и передал его Цацики.
— Твоя очередь, — сказал он.
Мамаша строго-настрого запретила Цацики прикасаться к ружью. Но мало ли что! Можно подумать, отцы не имеют права голоса. Даже папа Пера Хаммара иногда мог принимать решения.
Стрелять оказалось не так-то просто. Цацики все время промазывал. Зато он научился выслеживать каракатиц.
Каракатицы обычно прячутся под камнями или в старых банках. Цацики находил воздушный пузырь, который слегка шевелился, когда каракатица дышала. Дальше времени на раздумья не было. Дело в том, что каракатицы — умные моллюски. От страха они выпускают свои черные чернила и уплывают восвояси, пока охотник их не видит. Однако папа Ловец Каракатиц был умнее их. И двигался быстрее молнии. У каракатиц не было шансов спастись.
Янис дал Цацики свое копье. Но каракатицы были слишком далеко. Цацики не мог нырять так глубоко. Ему не хватало дыхания, легкие, казалось, вот-вот разорвутся.
— Главное, это иметь зоркие глаза, глаза каракатицы, — сказал Янис. — А это у тебя есть. Я никогда не видел более многообещающего новичка.
Глаза каракатицы. Едва ли кто в классе мог этим похвастать. С другой стороны, ни у кого из его одноклассников не было и такого папы — Ловца Каракатиц, — думал Цацики-Цацики Юхансон.
Цацики пишет картину
У Яниса была ослица. Ее звали Мадам, и обычно она стояла на привязи под оливковым деревом. На ней-то и должен был ехать Цацики, когда они с Мамашей собрались посмотреть домик Яниса, который стоял на склоне горы, на другом конце деревни.
Усевшись к ней на спину, Цацики почувствовал себя настоящим ковбоем.
— Йихи-и! — крикнул он, вонзив голые пятки ей в бока. Но Мадам, по-видимому, никогда не смотрела ковбойских фильмов и даже не сдвинулась с места. Тогда Янис взял Мадам за узду и закричал, как бешеный петух:
— Бр-р-куку! Бр-р-куку!
Ослица тронулась и повезла Цацики вверх по Навозному переулку. Это была узкая дорожка, а вернее, длинная лестница, которая поднималась через всю деревню. Теперь Цацики понимал, почему переулок так называется. Вся мостовая была усыпана ослиным навозом.
— Правда же, это приятнее, чем выхлопные газы? — сказала Мамаша и поцеловала Цацики в затылок. Цацики тоже так думал. Классно было бы иметь осла и ездить на нем в школу.
В тени возле домов сидели женщины и вязали. Они с интересом смотрели на Цацики и Мамашу. Янис то и дело останавливался, чтобы поболтать со знакомыми или купить хлеба и фруктов. Останавливался и болтал. Болтал и останавливался. Цацики это порядком надоело. Шутки ради он решил крикнуть, как Янис:
— Бр-р-куку! Бр-р-куку!
Ослица рванула с места, словно в ней повернули заводной ключ. Янис при всем желании не смог бы догнать Мадам. Прохожие бросались врассыпную. Мамаша хохотала как сумасшедшая.
— Как ее остановить? — крикнул Цацики.
— Понятия не имею, — крикнула Мамаша. — Держись крепче!
Последнее можно было не говорить. Цацики и так изо всех сил вцепился в ослицу, правда, несмотря на это, его все равно ужасно трясло. Цацики перепугался не на шутку. Когда Мадам наконец остановилась у дома Яниса, Цацики отпустил руки и больно шлепнулся на землю. Мадам подняла хвост и опорожнилась.
— Да, не самое воспитанное животное, — проговорил Цацики, потирая ушибленный зад.
— Вот это скачки! — рассмеялась Мамаша и привязала Мадам к дереву. — С тобой не соскучишься.
Однако Цацики очень скоро заскучал. Мамаша и Янис тараторили без умолку. Они пили вино и смеялись. Цацики чувствовал себя лишним. Он считал, что Ловец Каракатиц должен больше времени проводить с ним, но Цацики ему, похоже, только мешал. А виноград, который рос на террасе, был такой кислый, что глаза на лоб лезли.
— Мне нечего делать, — пожаловался Цацики.
— Пойди посмотри картины Яниса, — предложила Мамаша.
Картины изображали либо Агиос Аммос, либо голых женщин. По мнению Цацики, все женщины были уродливые и пошлые. Самая большая картина висела в гостиной. Это был портрет Мамаши. Она тоже была голая и зловеще улыбалась. Цацики готов был провалиться со стыда. Ведь кто угодно мог ее увидеть!
На одном из столов лежали краски и кисти. Цацики открутил крышку с черного тюбика и выдавил на палитру побольше краски. Маслом он научился рисовать еще в детском саду, поэтому действовал уверенно. Чтобы дотянуться до картины, ему пришлось встать на стул.
Аккуратными мазками он пририсовал Мамаше черную майку, доходившую до самого подбородка и целиком скрывавшую ее грудь. Красота! Потом выдавил немного красного и нарисовал красные пуговки. Потом он сделал Мамаше черные лосины. Одна нога, правда, вышла толще другой, но это неважно. Теперь ей, по крайней мере, не придется мерзнуть.
Цацики спрыгнул со стула и стал любоваться своей работой. Сейчас было гораздо больше похоже на Мамашу. Только вот чего-то не хватало…
Цацики снова забрался на стул и едва начал рисовать ботинки, как услышал бешеный вопль:
— Палиопедо!
Цацики не понимал, что кричит Янис, но по голосу понимал, что тот чем-то недоволен.
— Палиопедо!
Янис весь дрожал от гнева. Он подскочил к Цацики и стал трясти его так, что у Цацики застучали зубы.
— I kill you!
Цацики с размаху вмазал палитрой прямо Янису по лицу, вырвался, побежал к Мамаше и бросился в ее объятия.
— Он сошел с ума, — всхлипывал он. — Он хотел меня убить! Почему ты не сказала, что он сумасшедший? Я хочу домо-о-ой!
— Что ты натворил? — ужаснулась Мамаша.
— Ничего, — рыдал Цацики. — Я просто пририсовал тебе немного одежды. У тебя был ужасно пошлый вид.
Мамаша уставилась на него во все глаза.
— Ты испортил большую картину?
— Ничего я не испортил. Она стала только красивее.
— Цацики, ты что, не понимаешь, что так делать нельзя! Он писал ее несколько месяцев.
— Тогда бы он успел нарисовать тебе одежду, — не унимался Цацики.
Мамаша внесла его в дом. Цацики крепко обхватил ее за шею.
Янис стоял перед картиной. Лицо его было перемазано черной и красной краской.
— Он ведь еще ребенок, — попыталась его разжалобить Мамаша. — Ему не понравилось, что я вишу здесь голая.
— Если бы это был мой сын, я бы отлупил его как следует! — крикнул Янис. И замахнулся, словно хотел шлепнуть Цацики.
— Это и есть твой сын! — крикнула Мамаша. — А ты — полный идиот, раз этого до сих пор не понял!
Янис застыл на месте. Рука его медленно опустилась. У Цацики перехватило дыхание. Он ненавидел этого сумасшедшего, который хотел ударить его. Но еще больше он ненавидел Мамашу за то, что она нарушила свое обещание.
— Мой сын?
Янис уставился на Цацики.
— Я не его сын! — закричал Цацики. — Мой папа — не сумасшедший, ненавижу эту чертову Грецию!
— Мой сын? — просипел Янис. — Иисус Мария! Мой сын?
И грохнулся в обморок.
Дотянуться до звезд
На следующее утро Янис взял лодку и ушел в море. Его не было уже три дня. Цацики надеялся, что лодка села на мель и Янис утонул. Или что его съели акулы.
Мамаша всегда говорила, что дети не обязаны любить своих родителей, но что родители обязаны любить своих детей. Ловцов каракатиц это, видимо, не касалось. Они могли всю жизнь где-то пропадать, а потом снова исчезнуть.