Великая битва у Малого пруда - Панку-Яшь Октав. Страница 13

Теплоходы были побольше, примерно с локоть. На них уже преспокойно мог бы проехаться мышонок. Вот только никто не принял бы его на борт из опасения, как бы грызун не вонзил зубы в обшивку и не вызвал тем самым кораблекрушение.

Крейсеры, эсминцы и подводные лодки были в два раза больше. На палубе крейсера, например, однажды прокатился Усач, кот Санду. Но путешествие показалось ему более неприятным, чем самая отчаянная схватка с Топом.

Ни на одном судне не было мотора, однако Дину обычно говорил, что у них «одна пионерская сила». К носу каждого судна была привязана двухметровая бечева. Командир соответствующего корабля шёл по берегу, тянул бечеву, а судно скользило вперёд, рассекая воду. Скорость корабля зависела от быстроты передвижения командира. Если тот шагал размеренно, не спеша. Дину заносил в вахтенный журнал: «Пять узлов», если тот бежал — «Двадцать узлов».

Этим летом совет командиров постановил перевозить на кораблях растения, предназначенные для гербариев. Так их в лучшей сохранности можно доставить в адмиралтейство.

Итак, по плану совета командиров, экипажи береговых и боевых кораблей приступили к делу.

Минуя гавани, экипаж береговых судов достиг назначенного места, где следовало в первую очередь собирать водокрас, или лягушечник.

Листья этого растения схожи с листьями водяной лилии. Разумеется, опытный натуралист никогда не смешает их.

На поверхности воды видны только несколько широких, с ладонь, листьев наподобие венца для какого-нибудь лягушиного короля. Хочешь вытянуть венец из воды и засушить для гербария — попробуй, потяни! На поверхности воды появится другой венец, потом ещё один, и ещё один, и все они соединены между собой общим зелёным стебельком. Тянешь, тянешь, и, кажется, конца ему нет. Очень любопытное растение этот лягушечник, особенно когда рассмотришь его получше.

— Это очень осмотрительное растение! — объяснял Петрикэ. — Видит, что насекомые не ахти как любят прогуливаться над прудом, а те, которые пролетают здесь, не очень-то обращают внимание на его маленькие цветы, и знаете, что оно делает, чтобы размножиться? Пройдоха! Видите, под листьями — почки. Осенью почки набухают, они полны питательных запасов…

— Совсем как наш Костя! — сказал кто-то.

Все прыснули. Костя Стэнчук, привычный к подобным шуткам, не обиделся.

— Честное слово! Даже похожи на меня? Замечательно! Дядя просил у меня фотокарточку, и, поскольку у меня её нет, я пошлю такую почку…

— И вместо рамки придётся ему обойтись гербарием.

— А внизу надо написать: «Редкое растение из семейства Стэнчук», — добавил Петрикэ. — Ну, слушайте же дальше.

— После того, как почки становятся пухлыми…

— …как я! — перебил Костя.

— Точно! Почки опускаются на дно в ил. Здесь они перезимовывают…

— Катаются на коньках и лыжах? — спросил Костя с самым серьёзным видом.

— Не думаю… слишком уж малы… Скорее всего, играют в снежки. Хватит! Это последняя острота. К делу… Как я уже сказал, почки проводят зиму на дне пруда. Ил для них — как тёплое одеяло. Когда приходит весна, они становятся губчатыми и лёгкими, как снежинки. Мало-помалу подымаются на поверхность, и из них вырастают новые растения… Видите, какое осмотрительное растение лягушечник? На какие уловки идёт, чтобы не погибнуть!

— А всё же, — задумчиво сказал Костя, — не очень-то осмотрительное.

— Почему?

— Да ведь оно ничего не предприняло против нас.

— Костя!

— Так ведь я не шучу. Я же правду говорю!

Да! Не зря Санду Дану прошлым летом прозвал экипаж береговых судов «Экипажем веселья». Они всегда рады были пошутить и посмеяться, однако не отставали от других в работе. А работа действительно закипела во всех уголках Малого пруда.

Вооружившись ножами и лупой, — представлявшей собой линзу от карманного фонарика, — отправился в экспедицию на левый берег и экипаж боевых кораблей, потяну» за собой быстроходные катера, крейсеры и эсминцы.

Впереди, прокладывая путь через цикуты и крапиву, шёл Санду. За ним Мирча. Потом Илиуцэ. Шествие замыкал Нику. Шли молча, задумавшись. Нарушил молчание Мирча:

— Думаю, что денёк у нас будет богатый… Ты, Санду, что скажешь? Наберём кувшинок?

— Неплохо было бы, — ответил Санду, продолжая путь.

— Даже очень хорошо! — отозвался Нику. — Корпи, собирай, а потом отдавай карапузам, пускай обрывают! — И он пропищал: — Как мило!

Поскольку никто даже не улыбнулся на его шутку, Нику таким же писклявым голосом повторил:

— Как мило!.. — Потом уже серьёзным тоном сказал: — Я вам прямо говорю — я с этой мелюзгой нянчиться не желаю. Если ничего не изменится, уйду и сделаю себе другой порт. Там буду сам адмиралом! И будет лучше!

Санду обернулся и презрительно посмотрел на него:

— Неужели? И кто же, думаешь, пойдёт за тобой, «адмирал»?

— Не беспокойся, найдутся люди. — Он схватил за руку Илиуцэ. — Илиуцэ тоже пойдёт со мной. Со мной ему нечего бояться!

Кусты цикуты кончились. Тут к берегу пруда подступали высокие и частые заросли тростника, а поверхность воды была затянута тиной, словно зелёным покрывалом.

— Остановимся! — предложил Санду и начал пришвартовывать корабли.

— Нужно ещё подальше пройти, — сказал Илиуцэ, указывая вперёд лупой. — Здесь уж очень мерзкая тина.

Мирча улыбнулся:

— Правда… Но завтра её здесь не будет. — И посмотрел на Нику: — Ты её вычистишь.

— Я?..

— Ну да. Чего ты удивляешься? Разве ты не получил наряд? — сказал Санду.

Нику сломал тростинку и, подкравшись сзади к Санду, кончиком тростинки подцепил его берет.

— И не подумаю выполнять наряд! — Покрутив в воздухе берет, он продолжал: — Если хочешь знать, я пришёл сюда только затем, чтобы выбрать место для своего порта. С вами я не останусь.

Санду привстал на цыпочки и преспокойно взял берет, надел, как полагается, и тогда ответил:

— Если ты в нас не нуждаешься, то мы в тебе и подавно не нуждаемся. Хочешь уходить — пожалуйста! Путь свободен! — И он показал рукой на тростник.

Нику закусил губу. Такого ответа он не ожидал. В эту минуту он многое дал бы, только бы Санду попросил его остаться. У него задрожал подбородок.

— А, значит так? Да? Ну хорошо-о! Сейчас же ухожу. Илиуцэ, пойдём!

Илиуцэ не трогался с места. Он смотрел то на Нику, то на Санду, хотел что-то сказать, но не нашёлся.

— Пойдём, говорю, Илиуцэ!

Но тот стоял как вкопанный, точно прирос к месту. Инку нервничал:

— Ты что, оглох, Илиуцэ? — и потянул его за руку.

Илиуцэ выронил лупу. Не в силах сопротивляться, чувствуя только какую-то странную лёгкость в теле, он сделал шаг к Нику и пошёл за ним.

Санду смотрел, как они удаляются, но по его лицу нельзя было определить, жалеет он об этом или нет. Он нагнулся, поднял лупу, стекло которой уже покрылось тонким слоем ила, и сказал остальным:

— Пусть их… Давайте за дело!

Тех уже не было видно за тростником. Мирча долго смотрел им вслед и, сжав кулаки, сказал:

— Санду, разреши мне, я побегу и отколочу их… В порошок сотру этих воображал!

— Я помогу тебе! — сказал другой, засучив рукава. — Я знаю, что за драку дадут наряд… Всю тину бы вычистил, только бы их отколотить…

— Нет, оставайтесь на местах! — сказал Санду. — Сбор отряда обязал нас отучить Нику драться, а не затевать самим драку.

«Сбор отряда»… Санду задумался. Все молчали, а в это время высоко над ними ласточка с весёлым щебетом носилась стрелой по голубому шёлку неба. Подле них упала на землю поблёкшая тростинка, на гладь пруда опустилась попить воды стрекоза с прозрачными крыльями.

— Сбор отряда поручил нам… Но как мы доведём дело до конца, если Нику ушёл? — заговорил Санду.

— Об этом и я думал… — тихо сказал Мирча.

По озабоченным лицам остальных ребят видно было, что и они об этом думали.

— Но ведь мы не виноваты… — сказал кто-то.

— Когда мы обещали перед всем отрядом, мы же не знали, что Нику уйдёт, — добавил другой.