Великая битва у Малого пруда - Панку-Яшь Октав. Страница 20

Санду снова открыл книгу на сто девятнадцатой странице и прочитал: «Джон Мангле ждал сильнейшей бури; хотя небо ещё и не предвещало этого, но непогрешимый барометр не мог ввести его в заблуждение…»

Санду услышал вдруг скрип лестницы и поднял глаза от книги: на чердаке появился Топ, и не один — следом за ним вошли Дину, Мирча и Алеку.

— Я же говорил! — сказал Алеку. — Надо было мне держать пари на коробку конфет. Верный выигрыш! Вот он! — Алеку показал пальцем на Санду, точно судья на обвиняемого.

Однако, увидев опечаленное лицо Санду, Алеку сразу опустил руку.

Прошло несколько минут тягостного молчания. Никто не решался даже кашлянуть. Все стоя смотрели на Санду, который сконфуженно вертеп пуговку на рубашке. Наконец Мирча сказал ему:

— Перестань крутить пуговицу, оторвёшь!

— Не оторву… — И в ту же минуту пуговица очутилась в руке у Санду.

Все рассмеялись. Улыбнулся и Санду. Топ залаял.

Смех разрядил атмосферу.

— Как вы меня отыскали? — спросил Санду.

— Я — да не найду? — похвастался Алеку. — Не зря же меня называют Колумбом вторым!

Действительно, года два назад на уроке географии Алеку спутал одни континент с другим, и ребята прозвали его Колумбом вторым.

— Почему ты спрятался от нас, Санду? — сказал Дину, пристально глядя на него сквозь толстые стёкла очков. — Что означает этот приказ? Почему ты нас не подождал?

Поскольку Санду не торопился с ответом, Алеку воскликнул:

— Мы что, баловством занимаемся или мы люди серьёзные? Ну-ка, Санду, выкладывай всё, нам и так уже не терпится!

— Где остальные ребята? — вместо ответа озабоченно спросил Санду.

— Поздновато ты вспомнил о них! — сказал Мирча. — Думаешь, мы обрадовались твоему приказу? Мы было решили, что ты пошутил, но, видно, ошиблись. Ну, говори, что случилось?

Санду закусил губу. Трудно ему было говорить. И почему он не спрятался получше? Но раз уж его нашли, что делать? Может быть, выдумать какой-нибудь предлог? Нет, только не это! Он торопливо стал перелистывать книгу, как будто хотел одним духом прочесть всю. Потом бросил её в угол.

— Хорошо, я расскажу вам… Я собирался сказать завтра, но уж если нельзя, скажу сегодня. Мне очень не хочется огорчать вас, но…

— За кого ты нас принимаешь? Мы не хныксы, а пионеры! — возмутился Дину. — Что бы там ни было, не заплачем. И как тебе, Санду, не стыдно!

— Стыдись, Санду! — поддержали Дину остальные.

— Ты, видно, считаешь нас молокососам!!

— Щенками!

— Так, да?

— Виноват, — сокрушённо вздохнул Санду. — Ну ладно, слушайте…

И Санду всё подробно рассказал им. Только о своей ссоре с Петрикэ не проронил ни слова.

Наступившее молчание нарушил Дину, сказав упавшим голосом:

— А я-то утром иду себе спокойно, думаю — всё будет хорошо… А теперь… — Поправив очки, он спросил: — Вы верите в судьбу?

— Во что? — отозвался Алеку.

— В судьбу. Помните, у Болинтиняну [6]? «Судьба была жестокой на сей раз…»

— Какое отношение имеет Болинтиняну к нашему порту? Ни с того ни с сего поэт цитирует стихи! — разозлился Алеку. — Так, пожалуй, и я могу тебе процитировать: «На тёмной скале, в старом замке…» Пожалуйста, тоже Болинтиняну!

— Ничего ты не понял! — оскорбился Дину. — Я о судьбе, а не о стихах! Ведь говорят же: «Такова была воля судьбы». Разве ты никогда не слышал?

— И кто же, по-твоему, эта «судьба»?

— А я знаю? Так говорят… Может быть, она хотела испытать нас.

— Глупости! — сказал Санду. — Дан Мэргуш тоже весь год не занимался и всё говорил, что у него счастливая судьба… И остался на второй год! Если мы положимся на волю судьбы, то ничего не добьёмся. Мы должны найти выход. Вот что!

Ребята пробыли у Санду чуть ли не до обеда, но, сколько они ни ломали голову, сколько ни бились, ничего не придумали. Конечно, первый, о ком все вспомнили, был Влад. Но Алеку заходил в школу и узнал, что Влад уехал с ребятами в деревню помогать на уборке и вернётся только на следующий день. Ждать столько времени не имело смысла. Пока порешили не унывать и самим искать выход.

Санду опять остался один. Отыскивая в углу книгу, которую он давеча забросил, Санду увидел рядом с трёхколёсным велосипедом свою любимую вещь. Это была большая картонная коробка. Открывая её, всяк сказал бы: «Наверно, какой-нибудь хлам!» На коробке не было надписи, но в семье Санду Дану она была известна как «шкатулка воспоминаний». Действительно, с каждой находившейся в ней вещицей было связано определённое воспоминание — забавное, трогательное или грустное. Санду пододвинул к себе коробку, сдул с крышки пыль и открыл её. Он отлично знал историю её содержимого. Но ведь можно сто раз смотреть на одну и ту же картину и всё-таки находить в ней что-то новое. Можешь сто раз подниматься на гору по одной и той же тропинке и всё-таки не скажешь: «Надоела мне эта дорога!» Так вот и Санду рад был порыться в «шкатулке воспоминаний».

…Вот башмачки со стёртыми носами и рваными шнурками. Мать сберегла их на память о первых самостоятельных шагах Санду — от кровати к столу. Какое важное событие! Вот обёрнутая в синюю бумагу тонкая тетрадка в клеточку. На первой странице — чернильная свинка, дальше огромными кривыми цифрами выведен пример, перечёркнутый крест-накрест красным карандашом: 2+3=6. Затем внизу — целая строчка примеров. 2+3=5. Двойка напоминает то лебедя, то утку, а тройка-то вопросительный знак, то ухо. Что же касается пятерки, то вряд ли кто-нибудь определил бы, на что она похожа, в лучшем случае — на древнеегипетский иероглиф… И тетрадку сберегла мама в память о первых школьных занятиях Санду.

Вот рядом с дедушкиными очками — жестяная коробочка, а в ней — кусочек свинца. Его сохранил отец. Были зима, страшная вьюга. Капрал Думитру Дану, командир отделения, получил приказ вывести из строя гитлеровский пулемёт, укрытый на одном из перевалов в Татрах и не прекращавший огня. Капрал Думитру Дану с честью вы полнил задание. Но вражеская пуля ранила его в плечо. После операции врач подал ему кусочек свинца и сказал: «На, возьми на память». И отец сохранил его…

Есть в «шкатулке воспоминаний» снимок, изображающий маленький домик, крыша которого похожа на ветхую шапчонку. В нём раньше жила семья Дану. Тут же лежат и бабушкины спицы, и полевой цветок, заложенный в картонную обложку. Кто сберёг его? Мать говорит, что она, а отец говорит, будто бы он сам. Но чтобы мать не обижалась, отец всегда добавляет: «Мы вместе сохранили его. Верно?» Советский танкист, который в конце августа 1944 года первым появился в их городе, бросил этот цветок в толпу, встречавшую освободителей. Мать говорит, что она поймала цветок на лету, а отец говорит, будто он. А чтобы мать не обижалась, он добавляет: «Мы поймали его вместе…»

«Шкатулка воспоминаний» казалась бездонной. Нагнувшись над ней, Санду мысленно переносился в прошлое…

А вот под бабушкиными спицами, в рамочке из ракушек, — забытая фотография. В кузове грузовика с песком — двое мужчин. Один дружески обнял другого за плечи. Рядом — две лопаты, воткнутые в песок. На обратной стороне снимка надпись, и, судя по почерку, писавший её больше привык держать в руке лопату или молоток, нежели карандаш или ручку. Надпись такая: «Думитру, не забывай те дни, когда мы вместе работали на стройке нашего парка. Петре». Один из мужчин — отец Санду, другой — высокий, широкоплечий, с необыкновенно густыми бровями и расплывшимися в улыбке губами. Он, казалось, так и говорил: «Ну, выкладывай, какие у тебя радости, какие горести. Радости мы умножим, а горести развеем!» Человек этот был Петре Станку, секретарь партийной организации фабрики «Виктория». Окрестная детвора и фабричная молодёжь называли его запросто дядей Петре.

Санду долго смотрел на снимок и подумал: «А не поможет ли нам дядя Петре?» И эта мысль постепенно завладела им. Ну конечно, ведь именно дядя Петре в прошлом году подарил им корабли… Никаких сомнений нет, он сумеет выручить из беды. Только ведь как просить? Проще всего, конечно, прийти и сказать: «Дядя Петре, пожалуйста, замолвите за нас словечко!» Но ребята никогда бы не простили этого Санду. Они взяли бы его в оборот: «Адмирал ты или кто? Если адмирал, так нечего соваться с «дяденькой». Адмирал, который защищает честь своих моряков, не нуждается в «дяденьках». Он должен прийти и сказать: «Товарищ секретарь, я, адмирал Александру Дану, пришёл поговорить с вами о важном деле…»