Дедушкины рассказы. История Шотландии с древнейших времен до флодденского сражения 1513 года. - Скотт Вальтер. Страница 51

Несмотря на все добродетели новоиспеченного графа Аррана, за внезапным взлетом его родичей последовало столь же неожиданное их падение. Король, то ли рассердившись на то, как Бойды использовали его расположение к ним, то ли изменив свое мнение о них по иной причине, внезапно лишил всех членов семьи их должностей и предал суду за злодеяние, совершенное в Линлитгоу, невзирая на то, что сам простил их. Сэр Александр Бойд был приговорен к смерти и казнен. Лорд Бойд и его сыновья совершили побег и умерли в изгнании. После смерти сэра Томаса (графа Аррана), принцесса Маргарита вышла замуж за лорда Гамильтона, который получил за ней владения и титул графа Арранского [61].

После падения Бойдов король стал править самолично и показал себя с дурной стороны.

Он был робок крупный недостаток в век войн, а трусость развивала в нем подозрительность по отношению к своим придворным, а в особенности к двум своим братьям. Он любил деньги, и ему недоставало щедрости, без которой невозможно было заручиться поддержкой влиятельнейших вельмож, но зато всеми силами старался приумножить свое состояние, посягая на собственность как духовенства, так и мирян, за что заслужил ненависть и презрение тех и других. Король слыл ценителем всего того, что принято относить к разряду изящных искусств, а в особенности, музыки и архитектуры — наклонность, украшающая властителя, коли она не позволяет ему уронить монаршее достоинство. Яков же приблизил к себе архитекторов и музыкантов, исключив из своего ближайшего окружения знатных вельмож, коим он предпочел людей, которых высокомерные шотландские бароны называли каменщиками и бродячими музыкантами. Кокрин, архитектор, Роджерс, музыкант, Ле-нард, кузнечных дел мастер, Хоммель, портной, и Торфихен, учитель фехтования, стали советниками и компаньонами короля. Привычки, свойственные простолюдинам, вызвали ненависть у знати, которая сравнивала Якова с двумя его братьями: герцогами Олбани и Маром, отнюдь не в его пользу.

Внешность и манеры младших сыновей Якова II соответствовали тогдашним представлениям о том, как подобает выглядеть особам королевской крови. Вот портрет герцога Олбани, нарисованный старинным шотландским автором: «Хорошо сложен, рослый и привлекательный, а именно: широколицый, красноносый, с большими ушами, и если он говорил с тем, кто был ему неугоден, выражение его лица становилось ужасным». У Мара нрав был менее суровый, и все, кого он к себе приближал, восхищались его мягкостью и благородством манер. Оба принца были непревзойденными участниками рыцарских турниров, псовой и соколиной охоты, а также обладали многими умениями, которых король был лишен, то ли из-за недостатка вкуса к ним, то ли из-за своей боязливости, хотя в те времена считалось, что людям высокого звания никак нельзя без них обойтись.

Возможно, отчасти страхи короля объяснялись буйным нравом шотландских вельмож, которые, подобно Дугласам или Бойдам, нередко вынашивали честолюбивые замыслы и старались осуществить их, отобрав власть у короля.

Следующая история, быть может, покажется тебе забавной в сравнении с множеством грустных, и в то же время ты поймешь, как вели себя шотландские короли, и почему Яков опасался затей своих дворян.

Году примерно в 1474 лорд Сомервилль, служивший при дворе Якова III, пригласил короля посетить его замок Коутхолли, неподалеку от города Кэрнуота, где он жил тогда и где задавал пиры, с отличавшим его грубоватым радушием, характерным для того времени

У лорда была привычка, если он отлучался из дому, но собирался вернуться в замок с компанией гостей, отсылать вперед себя записку из двух слов, speates and raxes, то есть «вертела и очаги». Это означало, что следует наготовить как можно больше еды и привести в готовность вертела и подставки (или конструкции), на которых они вращаются. Даже визит самого короля не заставил лорда Сомервилля изменить свое обычное сообщение, правда, он повторил слова трижды и отправил записку в замок с особым гонцом. Записку доставили леди Сомервилль, лишь недавно ставшей его женой и не успевшей привыкнуть к почерку мужа, вероятно, не слишком разборчивому, — ведь в ту пору дворяне чаще пользовались мечами, а не перьями. Итак, женщина позвала к себе дворецкого, и, соединив усилия, они трижды прочитали «копья и жилеты» (spears and jacks)вместо «вертела и очаги». Кожаные жилеты, обшитые железными пластинами, заменяли тогда латы всадникам из простолюдинов. Леди Сомервилль и дворецкий поняли эти ужасные слова в том смысле, что лорд Сомервилль попал в беду или повздорил с кем-то в Эдинбурге, а потому нуждается в помощи. И вот, вместо того чтобы забить скот и приготовиться к пиру, они снарядили вооруженный отряд и приготовились к стычке. Поспешно собранный отряд из двух сотен конников, пробираясь по топям в направлении Эдинбурга, завидел на склоне Корсетт-Хилла большую компанию джентльменов, забавлявшихся соколиной охотой. Это были король и лорд Сомервилль, которые решили поразвлечься на пути в Коутолли.

Всадники при оружии враз заставили охотников посерьезнеть, причем король, углядев впереди отряда реющее знамя лорда Сомервилля, заключил, что эта вылазка мятежников направлена против него и обвинил барона в измене, но тот сумел оправдаться. «Вон там, внизу, в самом деле, мои люди и мой стяг, но я понятия не имею о том, какая причина заставила их явиться сюда. Однако если ваше величество позволит мне подъехать к ним, я вскоре выясню, что случилось. Тем временем мой старший сын и наследник останется вашим заложником и пусть он лишится головы, если окажется, что я поступился своим долгом».

Король позволил лорду Сомервиллю подъехать к его соратникам, и вскоре командующий отрядом все объяснил. Ошибка только развеселила гостей, так как король, взглянув на записку, сказал, что он и сам бы прочитал «копья и жилеты», а не «вертела и очаги». По прибытии в Коутолли, они нашли леди Сомервилль до крайности взволнованной своей оплошностью. Однако Яков всячески расхвалил ее за расторопность, с какой она созвала людей на подмогу мужу, и выразил надежду, что у нее всегда будет под рукой такой же бравый отряд, если это потребуется королю или королевству. И таким вот образом недоразумение счастливо разрешилось.

Вполне понятно, что сердечное отношение подданных Якова III к его братьям не могло оставить равнодушным трусоватого, но жестокого правителя, каким, судя по всему, он и был. А наветы бессовестных людей из числа тех, с кем король проводил часы, свободные от государственных дел, постепенно превратили его недоверчивость и опасливость в холодную и непримиримую ненависть. Многие причины побудили завистливых и бесчестных фаворитов Якова посеять вражду между ним и братьями. Семьи Хоумзов и Хепбернов, ставшие еще более влиятельными после падения Дугласов, не раз вели тайком переговоры с Олбани, касавшиеся его привилегий и земель в графстве Марч, которые тот унаследовал от отца. Олбани был лордом-смотрителем восточной границы, и эта должность позволяла ему держать в узде могучие кланы и не считаться с ними. Задумав отомстить, они сговорились с Робертом Кокрином, первейшим советчиком короля и, как говорят, дали ему большущие взятки, чтобы подорвать доверие короля к Олбани. Кокрин преследовал и собственные корыстные цели, — ведь он понимал, что Олбани и Мар не одобряют его близости с королем.

И вот недостойные фавориты короля надумали убедить его в том, что ему следует опасаться родных братьев. Они нашептали Якову, что граф Мар справлялся у ведьм о том, как и когда королю суждено отойти в мир иной, и те будто бы ответили, что он примет смерть от руки своих ближайших родичей. Они притащили к Якову астролога, то есть человека, который притворяется, будто может предсказать будущее по расположению звезд, и тот сказал ему, что в Шотландии Льву суждено быть убитым собственным потомством. Все это до такой степени потрясло трусливого и мнительного короля, что он арестовал обоих своих братьев. Олбани заперли в Эдинбургском замке, а вот участь Мара решилась мгновенно: король приказал убить его, удушив в ванной, или, если верить другим историкам, сделать так, чтоб тот истек кровью.