В одежде человека. Сфинкс или робот - Крун Леена. Страница 20

У Эмиля даже голова закружилась от такого длинного списка наук.

— Неужели вы все это помните?

— Ну-у, не все, конечно, но самое важное помню.

— И что из этого самое важное?

— Это зависит от многих факторов. Если в двух словах, то самое главное — это как раз то, что остается в голове после того, как все остальное забудется.

— То есть надо запоминать самое главное, а самое главное — это то, что помнишь.

— Именно так! А вы необычайно сообразительны, мой друг. Хотя, впрочем, я это заметил уже давно. Но скажу вам как птица и как человек: самое главное и необходимое для запоминания — это то, что нас удивляет.

— Удивляет?

— Именно так. Чем больше читаешь, тем больше удивляешься. Так что в конце концов даже читать уже не можешь, настолько потрясен.

— Тем, что происходит в мире?

— И не только.

— Значит, чтение не приносит пользы?

— Я бы так не сказал. Никто не может точно сказать, что приносит пользу, а что нет. Но из книг можно многое узнать: чем питается морской еж, как долго продолжался ледниковый период, далеко ли находится Альфа Центавра и как дышат членистоногие. У человека, по сравнению с пеликаном, нос маленький, но очень любознательный. Пожалуй, на свете нет более любопытного животного, чем человек. И более странного. Вот и пойми вас, людей.

Пеликан вздохнул и снова погрузился в чтение.

Капельмейстер

Пеликан научился пользоваться радиоприемником и проигрывателем. Теперь, поднимаясь к нему, Эмиль уже на лестнице почти всегда слышал звуки струнного оркестра. Особенно нравились пеликану скрипичные концерты. Он даже приобрел абонемент в городской концертный зал, куда ходил слушать классическую музыку. Он очень быстро научился различать жесты дирижера и дома часто, закрыв глаза, откинув голову и раскачиваясь в такт музыке, дирижировал воображаемым оркестром. Эмиль выступал в качестве публики.

Жажда знаний, овладевшая пеликаном, была неиссякаемой, а любовь к искусству не знала границ. Кроме наук его интересовали и все остальные виды искусства: литература, музыка, кинематограф, театр и опера. По воскресеньям он посещал галереи и художественные музеи, быстро овладевал знаниями, с жадностью впитывал новую информацию, как будто у него очень мало времени. Очевидно, он уже отказался от идеи перевезти семью в город. Он ушел из оперы и больше не пел в хоре. Теперь все свободное время он отдавал наукам и искусству. Пару раз в неделю он пел по вечерам в баре, чтобы было, на что покупать себе рыбу.

— Честно говоря, — сказал он однажды, — теперь я отношусь к людям совсем по-другому. Я больше не завидую человеку и не восхищаюсь им, как раньше. Стоит лишь немного познакомиться с этим миром, чтобы понять, в каком плачевном состоянии он находится. И все же в нем есть что-то необъяснимое и волшебное, иногда оно вдруг появляется и радует глаз… Я слышал, некоторые ученые считают, что мир людей вовсе не единственный на свете. Что где-то во Вселенной есть другие миры, более развитые, чем этот. Возможно, они правы, да… Наверняка где-то есть другой мир или даже много миров, где живется лучше, чем здесь, где накоплено больше знаний, где все подчиняются звездным законам, где нет преступлений и войн, где нет страдания. Там никто не жалеет о содеянном, не смеется над неудачами других, не ведает стыда и не жаждет мести. Там нет предрассудков, жадности и зависти. Там все живут так, как описывают в своих произведениях писатели-фантасты, мечтая о том, каким будет мир через сто, двести и даже триста лет. Но столетия идут, и будущее мало чем отличается от прошлого.

И все-таки мне кажется, что в мире людей есть, чем можно гордиться. Удивительно, но это то, что люди часто считают самым бесполезным: песни, музыка, книги, картины и мечты. Иногда, слушая музыку или рассматривая какую-нибудь картину, я думаю: «Никто и никогда не сможет создать ничего более изумительного, чем это. Никто во всей Вселенной».

Пеликан неожиданно прервал свою мысль и взял с полки пластинку. Он осторожно вынул черный виниловый диск.

— Вот послушайте!

Эмиль прочитал на обложке диска: «Адажио». Пеликан поставил пластинку, опустил на нее иглу и снова превратился в капельмейстера. Скрипки дрожали от жгучей тоски, пеликан дирижировал крыльями. Прозрачные слезы крупными бусинами падали в горловой мешок. Пеликан действительно плакал.

— Здесь всё, — сказал он, когда мелодия стихла. — Всё! Не больше и не меньше. Когда я слушаю эту музыку, меня начинает охватывать гордость оттого, что я почти стал человеком.

Мама

Эмиль в конце лета заходил к пернатому другу намного реже, чем раньше. Пеликан теперь всегда был с книжкой в руках, он стал малоразговорчивым и выглядел грустным. Эльзу после похода Эмиль не встречал ни разу. Точнее, однажды ему показалось, что он увидел знакомую челку в толпе на автобусной остановке, но когда он подобрался ближе, ее уже не было.

До начала занятий в школе осталось всего несколько дней. Эмилю надо было успеть купить новые брюки и ботинки. Несколько вечеров подряд он ходил встречать маму из прачечной, и они вместе долго бродили по близлежащим торговым центрам и недорогим магазинам. Там всегда было полно народу и очень душно, зато дешево.

Поздно вечером мама, как и прежде, часто уходила, хотя говорила, что похожа теперь на «выжатый лимон». Но должен же человек хоть когда-то отдыхать. Раз в неделю мама давала Эмилю деньги на кино. В их районе был кинотеатр, но там все время шли только фильмы для взрослых. Лишь по воскресеньям бывали детские сеансы, где показывали «Тома и Джерри», но Эмилю они не нравились. Однажды он решил пойти на фильм, который назывался «Нагие Евы идут в поход», но тетенька в кассе сказала, что у него слишком круглые щеки и детский голос, и не продала ему билет.

Так что Эмиль часто оставался дома один, смотрел телевизор, который им подарила бабушка, или читал. В энциклопедии он перешел уже к букве «ТТТ».

В букве «Ш» ему больше всего понравилась статья «Шар воздушный». В ней говорилось о шведском инженере Андре и его путешествии на воздушном шаре к Северному полюсу — к сожалению, он так и не вернулся из этого путешествия. Еще там рассказывалось об английских естествоиспытателях Глейшере и Консуэлле, которые в 1862 году поднялись на высоту 8700 метров. Один из них потерял на этой высоте сознание, а другой обморозил руки.

Воздушные шары нравились Эмилю больше, чем космические корабли. Аэростат казался понятнее и проще в управлении, с ним можно было справиться даже в одиночку. Эмиль порой мечтал, как он построит воздушный шар и полетит на нем, например, к папе и возьмет с собой Эльзу, а может, даже и пеликана.

Воздушный шар — самый красивый вид транспорта, тихий, величественный и очень редкий.

Однажды Эмиль проснулся посреди ночи, на часах было около двух. Он пошел на цыпочках в туалет, а по дороге заглянул в комнату, где спала мама.

В комнате никого не было.

Она никогда так не задерживалась. Страх стальным обручем сковал сердце Эмиля. Сначала у него даже перехватило дыхание, а потом он задышал часто-часто. Самые страшные картины вставали у него перед глазами: мама лежит на дороге под колесами автомобиля, а вокруг толпятся прохожие, или мама в руках наркоманов, и они держат нож на ее горле, или к маме пристает полоумный пьяница и не пускает ее домой.

Эмиль знал из газет, что может случиться с человеком в большом городе. Пеликан прав, газеты не следует читать, хотя, конечно, газеты не виноваты в том, что происходит на улицах. Но иногда лучше вовсе не знать о том, что там происходит.

Он приоткрыл входную дверь и выглянул на лестничную площадку. Там было темно и холодно, свет уличного фонаря вычерчивал ровный квадрат окна на каменном полу. Эмиль и не знал, что город может быть таким тихим. Нигде не шумела вода, ни один звук не нарушал тишины, лишь изредка по дороге проезжала машина, очевидно, развозя запоздавших гуляк по домам.