В одежде человека. Сфинкс или робот - Крун Леена. Страница 24

Пеликан зашел за куст, снял там джинсы и рубашку и отдал их Эмилю. Пока мальчик засовывал одежду в ранец, пеликан внимательно окинул его взглядом.

— Сколько ты весишь?

— Около тридцати килограмм, а что?

— Я подумал… Но ты говорил что-то про еду? По-моему, пора перекусить.

Они отошли подальше от дороги. Ярко светила луна. Они присели на краю поля, и Эмиль достал рыбу и бутерброды.

— Тебе спать не хочется?

Эмиль не ответил, хотя вопрос расслышал хорошо. У него просто не было сил ответить. Он держал надкушенный бутерброд, но голова буквально падала от усталости.

— Спи, — прошептал пеликан.

Эмиль даже не почувствовал, как под головой оказалась мягкая подушка из пеликана. Он погружался все глубже и глубже в пух.

Укрытый крылом и согретый теплом птичьих перьев, Эмиль мог бы проспать весь день. Но как только встало солнце, пеликан разбудил его.

— Послушай, — сказал он и посмотрел Эмилю прямо в глаза. — Ты действительно собираешься проводить меня до самого берега? Тогда нам предстоит долгий путь.

— Я справлюсь, — заверил его Эмиль, хотя глаза у него слезились от такого раннего пробуждения. — Но ты лети впереди, раз уж ты теперь птица. Я буду идти следом, только, пожалуйста, постарайся лететь не очень высоко и не очень быстро.

— Я так и собирался лететь, — сказал пеликан, — но вместе с тобой.

— У меня же нет крыльев.

— Зато у меня есть. Они большие, дорога не очень дальняя, думаю, двоих они выдержат. Ты легкий, а я выносливый.

Эмиль засомневался.

— А если у тебя не хватит сил и мы упадем?

— Давай попробуем. Так мы скорее доберемся, а то я уже соскучился по морю и по всем моим родным.

И они полетели, хотя, конечно, Эмиль с ранцем был далеко не пушинка. Пеликан с мальчиком на спине не мог парить, ему приходилось часто махать крыльями и на всякий случай лететь над самой землей.

Сначала Эмилю было страшно, но вскоре он привык, и ему даже понравилось. Свежий морской ветер бил в лицо, лес под ними колыхался, как трава.

День уже был в самом разгаре, когда они наконец добрались до побережья. Это был самый юг страны, дальше расстилалось море, а за морем уже другие страны.

На море дул прохладный ветер. Море было неспокойным и пепельно-серым. Между желтеющими вдали островами открывался горизонт. Эмиль читал о горизонте и даже видел картинки, но это был настоящий горизонт. В детстве Эмилю казалось, что «горизонт» — это что-то невероятно большое. Теперь у него прямо перед глазами была тонкая воображаемая линия, которая отделяет землю от неба.

Ему стало холодно.

— Вот оттуда мы пришли, — сказал пеликан и указал крылом на линию горизонта. — Придет день, и мы туда вернемся. Мы дети умеренного климата.

— А мне можно с вами? — спросил Эмиль. Ему очень не хотелось уходить отсюда одному. — Ведь человек всему может научиться, даже жить, как птицы.

Он умоляюще смотрел на друга. Пеликан смотрел на море и молчал.

— Я привыкну есть сырую рыбу, не такая уж она и противная на вкус, — добавил Эмиль, но уже с меньшей уверенностью. — На юге море, наверное, всегда теплое. Здорово было бы поиграть на мелководье, когда встает солнце.

Голос Эмиля становился все тише и тише. Стало слышно, как плещутся волны и как кричат чайки, парившие над морем.

Пеликан покачал головой, и кудрявые перья на макушке закачались в такт.

— Как птица и как человек говорю тебе: не выйдет. Никто не знает этого лучше меня. Я попробовал стать человеком, не получилось. Теперь я попытаюсь снова стать птицей, но не уверен, что смогу. Мне придется так много всего забыть. Вы, люди, говорите, что у каждого свой крест. Мой крест — птичий, и я должен быть птицей. А твой крест — быть человеком, так будь им!

Было холодно, но Эмиль все равно снял ботинки. Они пошли вдоль берега, оставляя на мокром песке две цепочки следов: лап пеликана и босых ног мальчика. Жаль только, что набежавшая волна их смывала.

— Человек не может жить без одежды и обуви, без книг, картин и иллюзий. Ему нужно общение и тепло. Ему нужны магазины, кинотеатры и университеты. Ему нужны врачи и священники. Здесь ничего этого нет. Только соленая вода, воздух, песок и камни. Так уж устроен человек. Он такой непредсказуемый, что меня порой охватывает ужас. Но я больше не завидую ему, нет. Я оставляю человеку «Волшебную флейту», потому что знаю: ему она гораздо нужнее.

Ветер взъерошил волосы Эмиля и перья на голове пеликана. Он указал на море, на едва заметный вдалеке берег.

— Я полечу туда, — сказал он. — Где-то там живет моя семья. А тебе пора возвращаться.

— В город?

Этот вопрос был лишним. Эмиль оглянулся назад и посмотрел туда, откуда они пришли. Где-то там возвышались башни его города, тянулись вверх трубы заводов. Их не было видно, но небо в той стороне всегда было дымным, словно в серых тучах.

— А ты будешь здесь в следующее воскресенье, если я приду тебя навестить?

— В следующее воскресенье и следующим летом ты придешь сюда вместе с Эльзой. Вы возьмете с собой плед, корзину с продуктами и бинокль. Вы будете пить кофе и лимонад, плавать наперегонки в море и наблюдать в бинокль за птицами.

— И тогда мы увидим тебя, да? — перебил его Эмиль.

— Вполне возможно, что вы увидите и меня, если мы все еще будем здесь. Увидите вместе с моей семьей, моими друзьями, моей стаей.

— Но откуда я узнаю, что это ты? Ведь все пеликаны очень похожи друг на друга.

— Я подам тебе знак.

— Какой?

Пеликан поднял голову и издал глухой хрипящий звук.

— Но разве не так кричат все пеликаны? — Эмиль чуть не заплакал. — Как я узнаю, что это именно ты?

— Да, я похож на других пеликанов, а другие пеликаны похожи на меня. Прости, но это все, что я могу тебе сказать.

— Понимаю, — вздохнул Эмиль, хотя ничего не понял. Помолчав, он сказал: — Но ты ведь все равно не такой, как другие. Ты носил костюм, жил в городе. Ты умеешь читать и писать, даже поднимать шляпу, когда здороваешься. Ты пел в опере, изучал науки, знаешь, что такое теория эволюции и органическая химия.

— Мне придется все забыть.

— Даже буквы?

— Даже буквы.

— Значит, я зря тебя учил? — мрачно проговорил Эмиль.

Пеликан похлопал его крылом по плечу.

— Ну и что, что зря. Ведь нам было весело вместе. Тем более, я ведь их все-таки выучил.

— Но теперь ты хочешь все забыть.

— Я должен. Иначе я не смогу быть птицей. Мне надо забыть куда более сложные вещи, например, то, что на свете есть смерть. Я должен снова стать бессмертным.

— Я не понимаю.

— Животное бессмертно, потому что оно не знает, что умрет. Только человек смертен. Я снова стану птицей, и у меня начнется новая бесконечная жизнь. А та жизнь, которую я прожил в городе вместе с тобой, моя человеческая жизнь, закончится.

— Навсегда?

— Навсегда. Даже если я когда-нибудь вернусь, это буду уже не я, понимаешь? Тот, кто возвращается, всегда другой, не такой, каким он был раньше, до ухода.

Но Эмиль думал о другом:

— И меня ты тоже забудешь, да?

— Да.

— А вот я тебя никогда не забуду.

— Ты — человек, и твоя задача — помнить. Человек, которым я был, умрет, а мертвые забывают обо всем. И буквы, и целую жизнь. Но ведь жизнь от этого не становится бессмысленной.

— Нет, становится, — грустно сказал Эмиль.

— Ну, уж если все бессмысленно, то нет смысла и грустить об этом. Ну-ка, улыбнись! — приказал пеликан.

Но Эмиль не мог поднять глаз и только разгребал ногой песок. Тогда пеликан снова повторил:

— А ну-ка, улыбнись! — произнес он так строго, что Эмиль не мог не подчиниться.

— Я должен лететь, — сказал пеликан. — Да и тебе пора возвращаться.

— До свидания, — с трудом произнес Эмиль. Он и не предполагал, что расставание может быть таким тяжелым.

— Прощай, — поправил пеликан.

Он поднялся в воздух, изредка взмахивая крыльями. Издалека, из прибрежных зарослей, навстречу ему поднялась белая стая, шумя и хлопая крыльями. Радость предстоящей встречи придала пеликану сил, и через секунду он исчез из виду, окруженный своими.