Грибной дождь для героя - Вильке Дарья Викторовна. Страница 16
— Со мной только такие и бывают, — сказал дед Толик.
И тогда Ринка, торопясь и сбиваясь, рассказала ему все.
Слушая, Толик пыхтел самокруткой и внимательно глядел на Ринку. А потом, когда она замолчала, выжидая, объявил: «Сегодня мы идем в ресторан».
Ринкины обиды как рукой сняло. Что там глухота и вредная Машка Тыкобинец против похода в ресторан с дедом Толиком!
Бабтоня как-то странно посмотрела на него и, не сказав ни слова, ушла надевать праздничный — «выходной» — пиджак с жемчужной брошью, похожей издалека на маленький парусник.
Они шли мимо Детского городка на автобусную остановку, по кромке зелени вскипали белым заросли боярышника, а Бабтоня рассказывала свои фирменные истории. Про то, как Божество Ночи рассыпало на землю всю муку, собираясь замесить тесто для пирога, и из нее получился боярышник. Или про новые духи Царицы Грозы, которые она открывает в начале мая, как раз когда пахнет черемуха, — такие истории она выдумывала на ходу, и каждая новая была интереснее старой.
— Антонина Васильевна, — укорял папа, услышав одну из них, — у нее же двойки по биологии будут.
— Не выдумывай, Митя, — отмахивалась тогда Бабтоня от папы.
Ринка шагала между Бабтоней и дедом Толиком, держала их за руки, подпрыгивала от радости, то и дело сбиваясь с шага, — «козликом», как добродушно говорила Бабтоня, — и была совершенно счастлива.
Двадцать пятое мая.
Дорогой дневник!
Я — Ринка. Глухая. Ну, не совсем. Я слышу, конечно, но маловато. И не люблю, когда меня называют «глушня», — у сестры Риты это получается необидно, но все равно не люблю. Рита меня старше, она умеет играть на пианино и думает, что совсем большая. У нее взрослые друзья, ей со мной неинтересно. Ты меня еще совсем не знаешь, но теперь я каждый день буду тебе что-нибудь записывать.
Сегодня, к примеру, дед Толик водил нас в ресторан. Там ужасно красиво. На столах — скатерти и салфетки, такие белые и твердые, что хрустели под пальцами. От крахмала — объяснила Бабтоня. Блестящие ножики и вилки.
И самое главное — большущий аквариум. Во всю стенку. Туда, наверное, могла бы поместиться настоящая акула. Только еще невзрослая.
В аквариуме плавали разные рыбы, еще крабы и раки. Крабы были очень смешные, они прыгали по дну аквариума бочком, и от их лап поднимались облачка из песка. Потом Бабтоня сказала, что аквариум, оказывается, не для красоты. Рыб ловят сачком, который лежит наверху, на крыше аквариума, и жарят для посетителей.
Это просто ужасно, понимаешь? Люди смотрят на рыбу там или краба, те им улыбаются, а потом человек показывает толстым пальцем и — хлоп! — рыбу отводят на казнь. То есть этим людям нравится думать, когда они ковыряются вилкой в рыбьем мясе, о том, что только что встречались глазами с тем, кто лежит у них в тарелке.
Фу, кошмар. Я так расстроилась, что мне даже расхотелось есть.
Дальше было ужасно интересно. Бабтоня заказала себе мясо под майонезом, мне винегрет. А дед Толик попросил рыбы.
Живой.
Такого свинства я от него не ожидала.
Он подошел к аквариуму и долго тыкал пальцем в раков и разных рыбешек.
— Как обычно? — спросил у него официант устало, когда тот натыкался вдоволь — кажется, заказал почти весь аквариум.
Официант вроде ни капельки и не радовался тому, что дед Толик заказал так много рыбы.
— Как обычно, — сказал Толик, — а есть я буду чахохбили.
— Опять полпенсии просадил, — вздохнула Бабтоня. Но не расстроенно, а так, словно для виду. То есть он не в первый раз целый аквариум на ужин заказывает. Я, конечно, очень удивилась — до чего оказался прожорливым дед Толик, как же он умудрится съесть всю эту уйму рыбы, да еще и чахохбили впридачу?
У меня настроение стало — хуже некуда. А на Толика я не на шутку разорилась — про себя. Ведь он этим рыбам только что в глаза смотрел.
А потом принесли чахохбили, и винегрет, и мясо — и мы ели, очень вкусно.
А рыбу все никак не несли.
В конце концов дед Толик вытащил кошелек и заплатил за все, вывалил официанту на стол очень много денежных бумажек — столько за один раз я еще никогда не видела.
И официант выкатил большой ящик на колесиках. Внутри оказалась вода и все рыбы и раки, которых заказал дед Толик! Я подумала сразу, что он хочет сам жарить и съесть их дома, в одиночестве. Было противно. Но потом оказалось, что зря я про него так плохо подумала.
Оказалось все совершенно чудесно — дед Толик купил рыб, чтобы их выпустить — или подарить в зоопарк.
А раков отдаст знакомому с аквариумом — когда погода наладится, их выпустят в какое-нибудь озеро.
Вот так!
Еще оказалось — дед Толик такие штуки проделывает давно.
Когда я, перед уходом уже, ходила в туалет, слышала, как официант говорил повару:
— Опять здесь этот дед полоумный.
А деду Толику, похоже, все равно — кто что про него подумает.
Глава вторая
Повелительница ос
— Так это вы теперь в ничейном курятнике живете? — спросил серьезный темненький мальчик и сунул в рот недозрелую смородину с куста, разделяющего два участка. Подержал во рту, подумал — и проглотил.
— Чегой-то курятник? — обиделась Ринка.
Домик на холме, куда их привез папа на электричке, а потом автобусе, и где уже ждала Бабтоня, едва успевшая до их приезда разобрать привезенные вещи, и впрямь был похож на курятник: облупившаяся розовая, выцветшая почти до белизны на солнце краска и кривая табличка с номером участка «321». Казалось, дом вот-вот завалится на бок, но Бабтоня сразу же сказала, как отрезала:
— Он уже тридцать лет простоял и еще столько же простоит.
Если розовый домик и был курятником, то самым лучшим в мире, думала Ринка. С самым таинственным чердаком, с лестницей, винтом закручивающейся вокруг толстенной — корабельной почти — сосны, — и книжными полками на втором этаже, на которых чего только не было: и сказки, и старинные журналы, и пыльные учебники, и толстенные, пахнущие деревом и временем, медицинские справочники. Ринка забиралась на второй этаж даже днем, когда солнце вовсю поджаривало старые яблони в саду и запущенные, заросшие лопухами да иван-чаем поляны — и вытаскивала книги наугад, и рассматривала картинки, читала чудной текст, забывая о том, что скоро обедать, что можно было б и на пруд сходить, что Бабтоня просила нарвать дикой мяты в том углу, где растут корявые сливы.
В общем, если это твой курятник, то все равно обидно.
— Ну, мы так его тут называем, — пояснил серьезный мальчик. — Он все время пустой, много лет пустой.
— А я глухая, — вдруг решилась Ринка. Лучше уж сразу все сказать — одним махом. И добавила: — Слышу очень-очень плохо.
— Да ну. А я слепой, у меня, типтого, минус семь, — весело отозвался чернявенький и поправил большие очки в роговой уродливой оправе, — без очков ничего вдалеке не вижу. А можно к вам? Тебя как зовут? Меня — Рудик.
— Ринка.
И Ринке стало ужасно радостно. С этим парнем можно и дружить, наверное.
— У нас зато чердак с привидениями, — похвасталась на радостях Ринка.
— Да ладно, сочиняй! — восхищенно не поверил Рудик.
— Правда-правда, — заторопилась Ринка, — ночью, когда все лягут спать, — привидения давай шуршать и по стенкам скрестись.
Глаза Рудика загорелись.
— Слушай, а пошли на разведку! Посмотрим, что там у вас за чердак.
— Только мы быстренько сбегаем на чердак, разберемся с привидениями, а потом сюда, есть пенку с варенья, — предупредила Ринка Рудика, перепрыгнувшего канаву между участками, чтобы попасть к ним в сад.
Предупредила честно — потому что в саду, заросшем до самого дома дикими цветами и крапивой, на расчищенном от сорняков пятачке Бабтоня собиралась варить земляничное варенье. В колченогой чугунной печурочке трещал огонь, и маленькие угольки с треском выскакивали из открытой дверцы на землю. На столике стоял огромный эмалированный таз, полный душистой земляники с сахаром.