Пип! - ван Леувен Йоке. Страница 5

А потом она увидела внизу большой город. Увидела трубы и крыши. Парк с деревьями. Колокольни.

Она плавно спустилась пониже и села на плоскую крышу, возле трубы. У нее побаливало левое крыло, сзади и внизу.

Рядом с плоской крышей находилась покатая крыша с открытым чердачным окном. Туда и перелетела Птишка. Посидела немножко на водосточном желобе и заглянула в окошко. Внутри была тихая комнатка с кроватью, стулом, шкафом и книжной полкой. На полу лежали игрушки, а на стенах висели картины. Птишка залетела в комнату и легла на кровать. Прямо в пелеринке, потому что пальчиками ног не могла достать до пуговицы.

Она быстро заснула, и в комнате еще долго стояла тишина.

Птишка спала и не видела, что по потолку разгуливает вкусная толстая муха. Что небо постепенно становится серым с зеленым оттенком. Что в комнату вошла девочка и прогнала тишину.

Девочку звали Лутье. Она сразу заметила, что у нее гости. Увидела Птишкины босые ножки, пальчики с перепачканными в земле ноготками.

И крылышки.

Но девочка не удивилась. Ни капли. Она так и думала, что рано или поздно к ней в гости придет кто-нибудь необыкновенный. Во всяком случае, она часто изо всех сил, зажмурившись, представляла, что когда-нибудь, вернувшись домой, обнаружит у себя в комнате кого-нибудь совершенно необыкновенного.

Например, такого:

Или такого:

Или такого:

Вот ее мечта и сбылась. Теперь она знала, какой способ мечтать самый действенный.

Она потрогала крылышки: точно ли они не снимаются. От этого Птишка проснулась.

— Привет, — сказала Лутье, — так я и думала.

— Пип, — ответила Птишка.

— Ты наверняка сама прилетела сюда на крылышках.

— Мими.

— Так и есть, — сказала Лутье. — Приделаны крепко-накрепко. Это правильно. Потому что если крыло отвалится, то упадешь на землю.

— Пипи.

— Я надеюсь, ты сможешь пожить у меня подольше, — сказала Лутье, — потому что мне будет жалко, если ты сразу улетишь. Но, если тебя увидит мой папа, он тебя прогонит: А я так не хочу. Как тебя зовут?

— Птишка, — сказала Птишка.

— А меня Лутье.

Лутье жила с папой. Он всегда был очень занят. Казалось, он постоянно должен следить за тем, чтобы все на свете происходило правильно. За тем, чтобы машины ездили по правильной стороне, чтобы листья с деревьев успели убрать до наступления зимы, чтобы дома стояли вертикально. У него всегда была уйма забот, и об этом можно было догадаться по выражению его лица и по форме брюк.

Он считал, что от гостей одна морока. И от Лутье в основном тоже морока. В таких случаях он ей говорил: «Я занят, не морочь мне голову». Хотя от нее могла быть не морока, а польза, если бы папе только пришло это в голову.

Папа мог бы использовать ее

— Скажи, а где можно достать такие крылья? — спросила Лутье у Птишки.

— Пип, — ответила Птишка.

— Наверняка за границей.

В своей собственной стране Лутье никогда еще не встречала людей с крыльями. Но она совсем не удивилась, что такое бывает. Она видела по телевизору, что есть люди, которые превращают мужчину в женщину и наоборот. И что можно вывести дерево, на котором будут расти полуперсики, полусливы. А также полуяблоки и полуклубника. Этакие клублоки или яблоника. И что отрезанные пальцы и кусочки кожи можно снова пришить куда угодно и когда угодно. Она видела по телевизору крупным планом, как пришивают указательный палец. Поскольку это было снято с очень близкого расстояния, Лутье не рассмотрела, к какому месту его пришивают. Наверное, куда-нибудь, где он не слишком будет бросаться в глаза.

Значит, не ко лбу.

И не к ноге.

Птишка встала с кровати. Похлопала крылышками, чтобы совсем проснуться.

Потом вдохнула побольше воздуха и сказала:

— Дий мин бутирбрид с ирихисивым мислим.

Лутье подняла на нее глаза. Она поняла, что говорит Птишка. И ответила:

— Орохосового мосла нот. Ёсть шоколодноё посто.

Она спустилась в кухню и сделала два бутерброда с шоколадной пастой — один для Птишки, второй для самой себя. Нарезала их на маленькие квадратики: ведь у ее гостьи не было рук.

Увидев свой бутерброд, Птишка наклонилась к нему и стала брать губами кусочек за кусочком. Лутье хотела последовать ее примеру, но у нее не вышло. Всякий раз, как она ухватывала один кусочек ртом, другой прилипал к носу.

— Я хочу, чтобы ты у меня осталась, — сказала Лутье.

И закрыла окно.

13

Варре с Тине гуляли по нолям и холмам около дома. Тине попросилась пойти с Варре, потому что не хотела оставаться дома одна. Ей теперь стало ужасно трудно подолгу сидеть в четырех стенах. Там слишком сильно не хватало Птишки. Ее не было ни за столом, пи на шкафу, ни в корзинке. Ее настолько повсюду не было, что Тине все время думала об этом.

Поэтому она предпочитала ходить с Варре смотреть птиц.

Варре не возражал. Он даже разрешал ей держать его книгу и бинокль. Но смотреть в небо у них плохо получалось. Потому что горе еще слишком сильно сдавливало им головы в области лба.

Как-то раз они решили поехать в город. Там много других людей, незнакомых, и им ничего не надо рассказывать. Другие люди могут заполнить пустоту вокруг. И еще в городе можно полакомиться чем-нибудь вкусным. От вкусного горе утихает. И когда тебя гладят по головке, тоже. Наверное, когда тебя гладят но головке чем-то вкусным, горе утихает вдвойне. Но такое бывает уж очень редко.

В городе они пошли в кафе с мягкими диванчиками и теплыми ковриками на столах. Они очень долго изучали меню, ведь если ты что-то выберешь, а потом поймешь, что хотел другого, такое утешение плохо подействует.

Они выбрали мягкое-мягкое пирожное со сладким желтым соусом, которое будто таяло во рту. И еще взяли по чашке кофе с толстым слоем взбитых сливок.

Надо было следить, чтобы кусочек слоеного теста под сладким соусом держался на десертной вилочке и не падал. Чтобы соус не капал с кусочка. Чтобы от взбитых сливок не выросли белые усы. А потом надо было подобрать крошки облизанным указательным пальцем и разжевать их на еще более мелкие крошки.

— Варре, — сказала Тине.

— Что? — отозвался Варре.

— Я понимаю, что она должна была улететь, раз ее так тянуло в небо, но можно же на прощание сказать «до свидания» или «всего доброго», что-нибудь такое? «Ди свидипия», «всиви дибриви»? А она улетела, ничего не сказав.

— Да, правда, — ответил Варре. — Но, может быть, птицы об этом не знают.

— Но я же ее учила. Учила ее говорить «здравствуйте», «приятного аппетита» и «разрешите, пожалуйста, пройти». Если она должна улететь, я не моту ее удержать, но мне бы так хотелось, ах, мне бы так хотелось сказать ей на прощание «всего доброго» и «улетай, если нельзя иначе», а уже потом ее отпустить. Тогда было бы ощущение, что в конце предложения поставлена точка. А если поставлена точка, то можно начинать новое предложение. А когда нет точки, то предложение не законченное и тогда не знаешь, все думаешь и думаешь, что вот, мол, понимаешь…

— Типе, но ведь ее с нами уже давно нет!

— Так можно же ее поискать? Хотя бы ради того, чтобы сказать «счастливого пути» и «залетай к нам иногда».