Волшебные сказки Норвегии - Рачинская Е.. Страница 4

«Ну, теперь-то я могу узнать твоё имя?» — спросил Йенс.

«Зовусь я хюльдрой, — ответила она. — И вот что, Йенс, я тебе скажу. Такого разгильдяя и болтуна, как ты, я себе в мужья брать не хочу, зря ты мной хвастал. И сам ты — как твоя растрескавшаяся свирель!»

«Ах так! — закричал Йенс. — Не очень-то и хотелось! Да у меня таких, как ты, на каждом пальце по дюжине. И все без хвостов!»

«Да я-то не такая! Вот я тебе покажу!» — рассердилась хюльдра.

Подхватила она руками свой хвост да как огреет Йен- са по ушам — он и с ног долой.

Эту оплеуху Йенс на всю жизнь запомнил. Глухой, по­лоумный, ходит он с сумой по хуторам, побирается. А де­вичья любовь так его и колет. Куда бы бедняга ни пришёл, везде находится одна воструха, которая непременно спро­сит: «Что, Йенс, много красоток в твоей деревне?» И Йенс аж весь просияет: «О да, они там такие ладные да статные!...

Горный тролль

В высокой чёрной скале жил горный тролль. Только раз увидел он солнце — и окаменел.

Веками лежал он в мрачных горных чертогах и стерёг богатства: серебро, золото и драгоцен­ные камни. Своим сиянием груды сокровищ озаряли тём­ные своды, а когда тролль шевелился, раздавался звон золотых монет.

Однажды услыхал тролль про небесное золото — солнце — и захотел заполучить его. Не для того чтобы радоваться его лучам — нет, просто чтобы владеть им, прятать его в своём огромном медном сундуке.

И вот как-то ночью вылез тролль из горы и принял­ся рыскать по ущельям, опрокидывая на ходу каменные глыбы и обломки скал. Рёв его раздавался на всю окру­гу. Так тролль искал солнце. Подумать только, как бы оно сверкало в его медном сундуке! Ночь долгая, так что в конце концов он непременно найдёт небесное золото! И тролль раскидывал и крушил камни так, что грохот сто­ял повсюду и искры сыпались с гор.

Далеко-далеко меж горных вершин будто бы что-то блеснуло. «Что ещё может так сверкать в темноте; навер­ное, это и есть солнце», — подумал он.

Тьфу, да это лишь жалкое озерцо!

Нет, так солнце не найдёшь, это ясно. Лучше взяться за дело поосновательнее.

Но как?

И он уселся на вершину горы Ротанутен и задумался.

Но и думать оказалось нелегко — не легче, чем най­ти солнце. Ой, как трудно двенадцатиголовому троллю договориться с самим собой. Какой уж тут покой для размышлений! Головы орут, перебивают друг друга — одни ссоры да склоки. Да-а, в ту ночь на Ротанутен была страшная перебранка! Головы плевались так, что слюна летела во все стороны, корчили друг другу рожи и даже бились лбами от злости. Спокойным оставалось только туловище, на котором они сидели. Всю ночь так и про- ругались. Фу, страсть какая! Будто стучали по жестяно­му ведру, по стеклу камнем возили, били стенные часы, грохотали отбойные молотки, да в придачу гнусаво орали коты — такой стук, визг, рёв и шум разносились в темноте.

Между тем рассветало. Медленно струясь, разли­вался свет. Солнце согреет и обрадует всех — никого, ничего не забудет. Скорбящих и счастливых, ликующих и трусливых — всех покроет оно своими нежными поце­луями. Лучи солнца не знают ненависти.

И вот первая заря восходит над тёмной горной гря­дой. Словно отнялись языки у голов. Ужас охватил трол­ля, в диком страхе бросился он бежать, перепрыгивая горные пики и вершины. Прочь! Быстрее, спрятаться в темноте, среди золота и серебра! В бессильной ярости тролль заскрежетал зубами и до крови прикусил свои злые языки, скрючились грубые пальцы, жилы напря­глись, словно стальные дуги.

И тут настигло его солнце. У тролля закружились го­ловы, подкосились ноги, он упал и окаменел. А в это время маленький горный цветок в расщелине распускал свои лепестки с серебристыми каплями росы навстречу новому дню.

...Далеко внизу, в долине, где светятся маленькие окошки, живёт бедный народ, и терзает его страшная нужда. Зима там долгая и суровая. Слишком долгая для таких бедных людей. Только снег да ветер, ветер да снег... А наверху, на горе, так высоко, что кружится го­лова, застыли в камне скалящиеся гримасы! Тёмными но­чами снятся они людям, пугая и угрожая.

Ведьма

Про то, что старый Чёрт рыскает по горам и до­лам и все подмётки себе истёр, все знают.

Но есть у него и свита. Погляди-ка на ста­рую ведьму, притулившуюся на горном уступе; верно служит она старому Чёрту, вернее служанку ещё поискать. Жалованье у неё, правда, невелико, но она до­вольна. Последний раз Чёрт отплатил за носки, что она ему связала, пощекотав её под мышкой: «У-тю-тю-тю!» Щекотал до тех пор, пока у неё ноги судорогой не свело. И спросите меня, чем не достойная плата!

«А как же старик без носков-то будет, горемычный! Свяжу ему тёплые да ноские. Нелегко Чёрту нынче, почти никто и знаться с ним не желает — разве что те, на кого ему самому наплевать. Вот и приходится бегать язык на плечо из-за какой-то пары-тройки жалких ду­шонок, да и то попадается одно барахло, годное разве что на блошином рынке торговать средь прочего хлама. Куда ни придёт, всюду ему от ворот поворот: "Не знако­мы с тобой, мил человек. Извиняйте! Прощайте!" Да уж, свяжу носки бедняге, он их честно заслужил.»

«Р-р-р-р-р», — рокочет прялка.

— Да разве ты не дарила ему пару носков к Рождеству?

— Дарить-то дарила, да вот только поистрепались они изрядно — смотреть больно. А чего ж ещё ждать? Ведь шалопай какой, носится повсюду и в дождь, и в снег, и в жару, и в стужу — нет бы переобуться хоть раз. В конце концов на ногах остались одни паголенки [2] И что вы думаете — старик стянул их пониже, а дыру пенькой замотал. Так и бегал, пока всё в клочья не изодрал.

И знаешь, шерсть для чёртовых носков не простая, а то проку от неё было бы мало. Ворсистая да вычесан­ная, лежит она в ведьминой корзинке, однако уж больно чудна на вид. Смешана шерсть эта и с глупостью, и с ого­ворами, и со сплетнями, и с завистью, и со злобой — словом, с чертовщиной всякой. Но больше всего с глу­постью — её, почитай, больше половины — потому как глупость придаёт нити лёгкий сероватый оттенок и носки получаются наимягчайшие, о таких лишь мечтать.

Но не только носки Чёрту вяжет ведьма. Рядом с кор­зинкой у неё ворох всякой всячины для распрекрасней­ших пакостей и ворожбы. С этой работой тоже надо по­спеть к сроку. Так что крутись прялка, чтоб только искры летели!

На горе колсос

Давеча в гостях у мадам ^[3] Сювертсен йомфру ^[4] Энерсен горевала о зле и греховности мира. Из глаз капали слёзы величиной с кофейные зёрна, а из носа текло так, что клетчатый носо­вой платок не знал роздыху.

И кто бы, чёрт возьми, мог подумать, что она ведьма! Однако через пару часов она уже смазывала дома свою метлу.

На горе Колсос готовился великий шабаш. Сам Чёрт обещался пожаловать, да ещё и скрипку с собой прихва­тить. Как тут не принарядиться! И потому все ящики ко­модов йомфру Энерсен были выдвинуты, и везде раски­даны кружева, панталоны, флакончики с нюхательными солями, кринолины, шиньоны и всякая прочая красота. Долго ли, коротко ли, наконец йомфру Энерсен собра­лась в дорогу. Села верхом на метлу, крикнула: «Неси на гору Колсос!» — и вылетела через дымоход, только сажа заклубилась.

Но на сей раз за дверью пряталась кухарка Анна и подсматривала за хозяйкой сквозь замочную скважи­ну. Сначала она никак не могла взять в толк, с чего это вдруг йомфру Энерсен наряжается на ночь глядя, но, ког­да увидела, как та достает из ящика рог и мажет чем-то метлу, Анне всё стало ясно. И ей страсть как захотелось тоже попасть на шабаш. Ну хоть один-единственный ра­зочек! «Греха великого ведь в этом не будет, — подума­ла она. — Веселья в жизни и так никакого — отскребай день-деньской котлы да сковородки».