Бухта Туманов - Эгарт Марк Моисеевич. Страница 26

Он только высунул голову из кустов, как тут же спрятался. На вершине прибрежного гребня стоял человек и смотрел в бинокль на море. Это был тот самый моряк, которого Илья не раз видел на Черной сопке. Его, должно быть, и остерегался Ху Чи. Теперь Илья понял смысл вчерашней затеи с переодеванием.

Он пригнулся и, осторожно пятясь, скрылся в кустах.

Следующие три дня Илья продолжал искать золото в таежном ручье, а ночью, разостлав дерюжку, считал и пересчитывал свою добычу. Потом прятал золото в небольшой холщовый мешочек, который привязывал на шею, как ладанку. Илья дивился отсутствию Ху Чи и радовался, что никто ему теперь не мешает. Одного не хватало ему: лодки Ху Чи. Илье казалось, что с лодкой и с золотом он сам себе хозяин.

Илье очень хотелось бы сделать так, чтобы и волки были сыты и овцы целы — чтобы и золота добыть побольше и в Харбин явиться без опаски. На всякий случай он решил пополнить свой запас продовольствия, починить обувь, одежду и быть готовым в путь-дорогу. Он провозился дотемна и заночевал возле места, где хранились запасы. Он только задремал, когда услышал шорох. Перед ним стоял Ху Чи.

— Здравствуй, Илья Степанович! — произнес он, отчетливо выговаривая каждое слово и таким тоном, словно его появление должно было обрадовать Илью.

Он зажег потайной фонарик, внимательно посмотрел на Илью и коротко объяснил, какое им предстоит нынче дело. Ху Чи впервые протянул Илье деньги, и немалые (Илья тут же добросовестно пересчитал их), пообещав столько же после «дела». Ху Чи добавил, что бояться им нечего — лодка у него с мотором и стоит наготове. Он даже указал место, где спрятана лодка.

Услышав о лодке, Илья повеселел: с деньгами и с лодкой он не пропадет!

Шли быстро. Ху Чи посматривал на часы и поторапливал. В одном месте он свернул с тропы, вскарабкался на столб и обрезал провод. Наконец они приблизились к южному склону Черной сопки и проникли подземным ходом в погребок под старой фанзой.

По плану Ху Чи Илья должен был в условленное время пробраться к месту, где стоял часовой, снять часового и на кратчайшем расстоянии от укреплений произвести в нескольких местах поджог. Сам Ху Чи отправился на северную сторону бухты с тем, чтобы охватить ее огнем с двух сторон.

Впрочем, Ху Чи не намеревался выпустить Илью живым после «дела»: в лишних свидетелях он не нуждался. Двух вещей только не знал Ху Чи: что Илья нашел золото и что он тоже готовится обмануть его.

…Был второй час ночи, когда Илья выбрался из фанзы. Темная, беззвездная ночь окружала его. Луна еще не взошла. Было самое время приступить к делу. Но Илья медлил. В конце концов, он по-своему решил задачу, поставленную перед ним Ху Чи. Часового оставить в покое (зачем рисковать собственной головой?), а кусты у подножия сопки поджечь. Вот и всё.

Так Илья и сделал — правда, наспех, кое-как и двинулся в сторону Песчаного Брода, где была спрятана моторная лодка Ху Чи. Второпях он оступился, упал и ушиб голову. Охая и ругаясь, Илья перевязал голову куском рубахи и продолжал свой путь.

Далеко впереди показался тускло-красный глаз, словно кто-то караулил его во мраке. Илья с трудом сообразил, что это взошел поздний месяц.

Он миновал каменную осыпь и вышел на тропу, ведущую к Песчаному Броду. Позади него, над сопками, вставало зарево пожара, а на востоке уже обозначался рассвет. Сейчас Илья боялся лишь того, что Ху Чи мог опередить его и завладеть лодкой. (Он не знал, что в это самое время неподалеку от него Синицын, Тимчук и Гаврюшин спешили в том же направлении.) К Песчаному Броду Илья добрался, когда уже рассвело. Камыши в устье Шатухи горели. Илья все же успел переправиться через крайнюю протоку к месту, где была спрятана, по словам Ху Чи, моторка. Ее не было. Опять Ху Чи обманул его!

Злой, растерянный, Илья метался по берегу, пока в прибрежных кустах не увидел сразу и лодку и Ху Чи.

Ху Чи знал уже, что Илья плохо выполнил порученное ему дело, а из-за него опоздал и сам Ху Чи, ждавший появления огня на южной стороне сопки. Все вышло не так, как надо, и во всем повинен Илья, которому по заслугам следовало гореть сейчас вместе с фанзой, а он прибежал сюда…

Ху Чи не желал признавать, что причина не в Илье, что сам он оказался бессилен — при всей своей хитрости и опыте. Именно это бесило его. Он кинулся к Илье с ножом: теперь ему наверняка не нужен этот свидетель. Но в эту минуту он заметил, что огонь подобрался к лодке. Не слушая жалкого бормотания Ильи, его обещаний и просьб, Ху Чи быстро вскочил в нее, оттолкнулся от берега багром, предоставив своего сообщника мести огня.

ВОЗМЕЗДИЕ

Стоя по пояс в воде, озаренной горящими камышами, Синицын в оцепенении смотрел на воскресшего из мертвых Пак-Якова, который легко и бесшумно двигался вдоль протоки.

Лейтенант услышал громкое дыхание Гаврюшина. Это вернуло ему ясность сознания. Черт возьми! Мертвые не воскресают. И это не «Всадник без головы». Одно из двух: либо это не Пак-Яков, а человек, удивительно похожий на него, либо зарезанным оказался кто-то другой, кого они приняли за Пак-Якова… Значит, их снова провели? Сам Пак-Яков, которого он жалел и который приходил просить помощи,— он и обманул его? Стало быть, он и есть здесь главная пружина? Бедный, бедный Митя! Один он был прав и за это поплатился…

Жалость, смятение, злоба охватили Синицына с такой силой, что, забыв, где он находится, расплескивая воду, достигавшую ему до пояса, он ринулся вперед с наганом в поднятой руке и нажал раз за разом курок. Очевидно, он промочил наган — тот не стрелял. В эту минуту раздались один за другим два выстрела. Это стреляли Гаврюшин и Тимчук. Пуля сбила соломенную шляпу с воскресшего Пак-Якова. Он обернулся. В неверном, переменчивом свете пожара Синицыну почудилась усмешка на его желтом лице.

Тимчук выстрелил еще раз. Но ветер гнал дым так низко, что невозможно было прицелиться.

— А, черт! — Хлюпая по воде и увязая в илистом дне протоки, Синицын спешил к берегу.

Гаврюшин и Тимчук следовали за ним.

Человек в коричневой кофте, который так походил на Пак-Якова (и что все это значило, сам черт не разберет!), перебрался между тем через протоку и быстрыми скачками, словно он был не старик, а молодой, несся по берегу прямиком к фанзе.

Фанза выглядела безлюдной. «Неужели Майбороды там нет?» — только успел подумать Синицын, как со стороны фанзы докатился едва различимый среди треска пожара выстрел. Человек в коричневой кофте споткнулся на бегу и упал.

Синицын радостно замахал рукой, увидев выскочившего из-за фанзы Майбороду. Однако радость его была преждевременной: едва Майборода сделал несколько шагов к человеку в кофте, тот вскочил на ноги и с ловкостью кошки метнулся в сторону.

Он бежал, зажимая рукой плечо, делая внезапные скачки, чтобы не дать прицелиться в него. Но Майборода уже не стрелял. Подняв высоко винтовку, он кричал что-то лейтенанту, должно быть, хотел объяснить, что это Пак-Яков, живой Пак-Яков!.. Он тоже растерялся при виде воскресшего человека.

— Стрелять! Стрелять! — кричал не своим голосом Синицын, понимая, что преступник вот-вот уйдет.

Действительно, несмотря на простреленное плечо, тот успел добежать до кустов, начинавшихся неподалеку от фанзы, и скрылся.

В то время как Синицын и Тимчук с одной стороны, а Майборода — с другой подбегали к кустам, оттуда повалил дым. Он стлался вдоль берега, отмечая путь беглеца, и быстро распространялся. Человек, вероятно, полил кусты каким-то быстро-воспламеняющимся горючим. Опять стена огня и дыма спасла его от преследования.

Синицын приостановился, не зная, что предпринять. В эту минуту сквозь дым, заволакивающий противоположный берег протоки, показался еще один человек, рыжебородый и с завязанной головой. Синицын и Тимчук повернули за ним, но дым валил все гуще, и они потеряли его из виду.

Некоторое время Синицын блуждал, ослепленный и задыхающийся, среди дымящихся кустов, пока не вскарабкался на прибрежный откос. Здесь дышалось легче. Оглянувшись, Синицын снова увидел на противоположном берегу бородача с повязкой на голове. Тот смотрел на море и грозил кому-то кулаком. Кого он увидел?