Космонавт Сергеев - Шурлыгин Виктор Геннадьевич. Страница 14
— Да уж куда нам.
— Не скажи, Вася. И у нас есть что вспомнить. Яки, МиГи…
— Было времечко… — Шумно вздохнув, начштаба отложил карандаш, задумчиво посмотрел в окно, словно хотел разглядеть в потемневшем небе ушедшую молодость.
— Помнишь, Вася, — невозмутимо продолжал Командир, — как ты в училище на Яке-восемнадцать за арбузами летал? Здорово ты тогда старика сторожа подкузьмил. Ох, здорово! Мы целый год хохотали!
— Разве такое забудешь? — зарделся, помолодел начштаба.
— А вот Сергеев бы так не смог. — Командир весело подмигнул старлею доблестных ВВС. — Не-ет, — протянул он. — Ни за что не смог бы!
— Тоже сравнил! — обиделся начштаба, задетый за живое. — Да ты вспомни, Петя, какую я посадочку совершил! Прямо на дорогу. А по ней-то и телеги со скрипом ходили.
— Да, посадочка была классная. Чкаловская посадочка! Но со стариком у тебя еще лучше получилось!
Начальник штаба, казалось, забыл про плановую таблицу, про завтрашние заботы, про охламона Сергеева, с удивлением ловящего каждое слово. Грузный, шумно дышащий, он вдруг преобразился, видимо вспомнив лихие курсантские будни, шумные вечеринки, первые самостоятельные полеты. Влажные глаза заблестели, ожили.
— Лихо, лихо со стариком вышло, — по-мальчишески засмеялся он. — Я как приземлился — прямо к его балагану подрулил, из кабины выскочил, кричу: «Здравия желаю, товарищ бывший буденновец!» И как в десятку попал. Старик берданку к ноге: «Здравия желаю, гражданин летчик!» Ну, я ему руку пожал, говорю: «Приказ есть, товарищ дедуля! Специально самолет послали и мешок с печатью дали. Надо отгрузить пятнадцать арбузов. Самых лучших! Для секретной встречи на высшем уровне! А чтоб враг про эту встречу не разнюхал — к тебе Командарм направил. К старому, проверенному буденновцу!» Старик даже прослезился. Вмиг арбузы выбрал, мешок наполнил, ручкой помахал. Взлетел я, оглянулся. Дедуля по стойке «смирно» стоит, берданка к ноге, грудь колесом… Да, было времечко…
— Отлично прошла «секретная» встреча, отлично, — засмеялся Командир. — А ведь, Вася, я что-то не припомню, чтоб начальник училища тебе такое задание давал!
— Какой начальник училища! — раззадорился начштаба, не замечая подвоха. — Да если б кто узнал — меня бы в три шеи из авиации погнали. Мы же с тобой сами эту операцию разрабатывали! Или забыл? А поскольку я работал в четвертой зоне, как раз над бахчой, вот и привез арбузы. Жалко только, враз все подмели, — вздохнул он. — Хорошие кавуны были, ох хорошие.
— Да, Вася, — в тон ему вздохнул Командир. — Ну и охламоном ты был, ох охламоном.
Начальник штаба насупился, уткнулся в бумаги.
— Сергеев, — сердито спросил он. — У вас когда срок наказания истекает?
— Уже истек, товарищ подполковник!
— Планирую вас завтра на тринадцать тридцать в зону. Один полет. И чтоб без этого! — Он потряс громадным кулаком. — Без этого, понятно!
— Так точно, товарищ подполковник, — гаркнул Санька. — Без этого!
— Отдыхайте, Сергеев. — Командир пожал ему руку.
— Есть отдыхать!
Не чувствуя под собой ног, он пулей вылетел на летное поле. Холодный ветерок, обжигая лицо, разбрасывал по свету желтые листья, мял жухлую траву, полоскал голубое полотнище авиационного флага на башенке СКП. Не дожидаясь автобуса, Саня выбежал на бетонку, еще не остывшую от жара турбин, и, широко ступая, пошел прямо по полосе к горизонту, где, догорая, пламенел закат. На душе было светло, чисто. Высокие лимонно-желтые облака, похожие на петушиный хвост, бетонка, пахнущая смолой, небом, самолетами, первые мохнатые звезды, отблеск берез вдалеке, трели запоздалой птахи, свившей гнездо где-то под фонарем посадочного огня, — бесконечный мир звуков, запахов, красок врывался в него, волновал, будоражил, наполняя отчаянно стучащее сердце ощущением близкого счастья.
Этот мир был его жизнью.
Сворачивая в темный сосновый лес, на тропинку, ведущую к военному городку, он оглянулся. Дальним маяком посреди притихшего, убаюканного сумерками аэродрома светились окна Стартового Командного Пункта. Прозрачная стеклянная башенка излучала мягкий, теплый свет.
Глава 7
Нежданные радости
Подходя к своему дому, Саня вспомнил разговор с майором Громовым. «Правда, ты одну порядочную глупость сморозил, ну да это, если не возражаешь, я тебе потом объясню. Не за столом переговоров», — буркнул перед собранием вечный комэск. Что он имел в виду, что хотел сказать этой фразой? Саня остановился в нерешительности. Перед глазами, как наяву, возник полигон, несущаяся на острое жало фюзеляжа мишень-пирамида, свечой уходящий в небо самолет. Он мысленно проверил расчеты, маневр и ни в чем, кроме промаха с перегрузкой, не нашел ошибки. Но ошибка была — тонкая, неуловимая, не поддающаяся никаким вычислениям. Была ошибка, и вечный комэск, не имеющий высшего образования, о ней хорошо знал, а он, старлей доблестных ВВС, летчик-инженер, как ни тужился, ничего понять не мог.
Саня почувствовал, что должен во всем разобраться. Сейчас. Немедленно. Ноги сами сделали поворот на сто восемьдесят градусов, и через минуту он оказался в отделе игрушек военторговского магазина: сын майора Громова, закончив десятилетку, укатил в столичный институт, в доме хозяйничала очаровательная шестилетняя Маришка. Совсем не думая, как дотянет до зарплаты, старлей доблестных ВВС сразу положил глаз на безумно дорогую говорящую куклу, оплатил чек и, взяв коробку с подарком, помчался к выходу. Но тут словно что-то толкнуло его изнутри. Остановившись, он бросил взгляд в дальний конец магазина и обомлел. Белоснежная, будто сотканная из первых снежинок шуба висела в отделе женской одежды. С гулко бьющимся сердцем Саня подошел поближе и вздохнул: на ярлычке, прикрепленном к шубе, стояло трехзначное число — восемьсот сорок рублей. Таких денег у него не было, а менять курс уже не хотелось. Он пошел к Громовым.
— Санечка! — всплеснула руками Вера, жена вечного комэска, полная, румяная, веселая женщина, излучающая запахи дома, тепла, сладостей. — Вот хорошо, что ты пришел! А я домашнее печенье стряпаю. Сейчас будем пить чай с печеньем и малиновым вареньем. Маришка! — белозубо улыбаясь, позвала Вера. — Твой Санечка пришел.
— Здлавия желаю, Санечка, — высунуло рожицу из-за угла прихожей очаровательное создание. — Сейчас я дам тебе тапоськи. Мягкие-мягкие. Ты слазу потеплеешь, как зимой. Хочешь тапоськи?
— Хочу. — Волна нежности окатила Сергеева.
— Поухаживай, поухаживай, — засмеялась Вера. — А я пойду на кухню.
— Надевай! — Маришка поставила перед ним комнатные туфли и посмотрела снизу вверх. — А что у тебя в большой коробке? Конфеты, да?
— Понимаешь, — тихо сказал Саня, опускаясь на корточки. — Я шел по лесу…
— А там темно? Страшно?
— Очень темно. И вдруг деревья затрещали и выходит…
— Ой, — пискнула Маришка. — Кто выходит?
— Медведь! — Саня встал на четвереньки.
— Настоящий?
— Настоящий!
— Как мой папа?
— Еще больше. И спрашивает: «Ты куда, Санечка, путь держишь?» Я говорю: «К Маришке». Медведь обрадовался, головой закивал. «Хорошая девочка, — говорит, — Маришка. Умница, послушница, мастерица на все руки! Передай ей от меня подарок!» — Он вытащил из-за спины коробку.
— Совсем нестрашный медведь, — сказала девочка. — Добрый.
Саня быстро открыл коробку, достал куклу, поставил на пол. Кукла захлопала ресницами, ожила, размахивая ручонками, сделала несколько шагов и вдруг тоненько пропищала: «Ма-ма, ма-ма».
— Мама! Папа! — Девчушка горящими глазенками смотрела на игрушку. — Она живая!
— Совсем живая, — сказал Саня. — Видишь, к тебе идет. Ты ей понравилась.
— Мы будем дружить! — Маришка обняла куклу. — Крепко-крепко. Я не буду ее обижать, Санечка! Спасибо тебе преспасибо, вот! — Оставив куклу, малышка обвила Санькину шею ручонками, громко чмокнула в щеку.
На шум из гостиной вышел вечный комэск, из кухни выбежала Вера. Они столкнулись в дверях, быстро глянули в глаза друг другу, рассмеялись. Никодим Громов как-то нежно, ласково обнял жену за плечи, и Вера, Вера, которая ни минуты не могла усидеть на месте, вдруг вся зарделась, как девчонка, тихонько прижалась к мужу, замерла. Влюбленными глазами они смотрели на дочурку и улыбались. У них были такие открытые, счастливые улыбки, что Саня совсем растрогался.