Тыквенное семечко - Шипилова Инесса Борисовна. Страница 27

— Странно, сейчас же весна, — Лемис почесал затылок и оглянулся назад — дверь была врезана прямо в скалу, на которой росли огромные сосны.

Он подошел к берегу речки, которая, извиваясь, блестела на солнце. У него было странное ощущение, что это место он очень хорошо знает. Он повертел головой по сторонам. Ну конечно, очень похоже на его родную долину, точно так же изгибается река. Только ни одного холма нет. Тут он остановился как вкопанный. Сомнений быть не могло — это Большая Корова, огромный валун, около которого он брал глину для своих фигурок. Парень присел на корточки, изучая землю, конечно, это то место, уж он как никто другой знал каждый метр земли около валуна. Лемис резко выпрямился. Безусловно, это была долина холмовиков, только теперь на ее восточном амфитеатральном склоне вместо редких сосенок росли плодовые деревья. Но если это долина, куда подевались холмы с домами? Он обвел глазами красивый ландшафт, на котором не было никаких следов построек.

— Как же так? Куда все подевались? — У бедняги земля уплыла из-под ног. Он резко развернулся и, что было сил кинулся обратно к двери.

Сердце бешено колотилось в груди, он буквально взлетел по ступеням, перепрыгивая их через две, а то и три, перевернул ведро с водой, которое Олесс принесла, чтобы помыть пол, и застрял около входной двери, судорожно дергая ее за ручку. Потом вдруг догадался, что нужно толкнуть ее в противоположном направлении и широко ее распахнул, подняв огромное облако пыли.

Лемис стремглав вылетел из сосны и во всю прыть помчался к 'Зеленому дилижансу'. Чтобы сократить путь, он свернул с тропинки и пустился на всех парах через зеленый лужок с белыми шариками одуванчиков. Ему казалось, что рядом с ним ноздря в ноздрю несется его страх, в миг раскормленный распоясавшимся не на шутку воображением, и подсовывает ему под нос одну картину страшней другой.

— Как же так? Куда же все подевалось? Где мама и папа, Йон и Хита?

Что-либо понять в данный момент Лемис категорически не мог, он знал лишь одно: жесткая структура его жизни вдруг взяла да рассыпалась. Эта ненавистная долина, давившая на него всю жизнь своими правилами и порядками, своими предрассудками и предубеждениями, вдруг взяла — и исчезла из его жизни, собственно, он ведь сам, шаг за шагом, этого добивался. А теперь, когда это произошло, у него возникло мерзкое ощущение, будто из него самого вынули скелет. И если, не дай бог, с восточного обрыва будет тот же вид ландшафта, что в подвале, он просто растечется по склону, как вязкая лужа, и впитается во влажную землю.

Шишел сидел в телеге и таращился на рой танцующих в воздухе мошек. Судя по виду, ничто не обременяло его головы, кроме старой помятой шляпы. Пение птиц ласкало его слух, а солнце нежно грело его левый простуженный бок. В его душе царил безмятежный покой и умиротворение. Он лениво повернул голову в сторону, вяло отмахнув рукой муху, как вдруг увидел, что со стороны лужка, на котором часто паслась Марфутка, прямо к нему несется с обезумевшим лицом холмовик. За его спиной клубящимся шлейфом порхали в воздухе сбитые семена одуванчиков.

— Вот, Марфутка, говорил я давеча бабке, что нечего холмовикам в нашем лесу делать — погляди, как его от нашего воздуха перекорежило всего. Эх, намаемся мы с ним, помяни мое слово, — проворчал он и тихо сплюнул в куст бузины.

Лемис подбежал к нему с выпученными глазами и схватил его за ворот телогрейки.

— К восточному обрыву… срочно! — с трудом выговорил он, сгибаясь пополам от быстрого бега.

Шишел спокойно снял его руку с ворота.

— Платить есть чем? — деловито поинтересовался он, разглядывая с интересом холмовика.

Тот молча протянул ему пригоршню кейдов, прерывисто дыша.

Леший неторопливо пересчитал монеты.

— Надо думать — без остановок? — спросил он, взяв в руки вожжи.

Лемис мотнул головой и полез в повозку. Леший хлестнул лошадь, и та помчалась вперед по тропе. Иногда Шишел поворачивал голову назад и поглядывал на холмовика, который нервно барабанил пальцами по скамейке повозки.

Не успела телега подъехать к обрыву, как Лемис выпрыгнул из нее и помчался к краю. Он обхватил руками сосну, нависшую над обрывом, и впился глазами в долину.

Долина, усыпанная холмиками, из которых тянулся дымок, стояла, как ни в чем не бывало, там протекала знакомая и привычная жизнь.

— Как же так? — Лемис ничего не понимал. — Долина на месте! — обрадовано крикнул он лешему.

Тот лишь покачал головой и протянул: — Да-а-а…

Потом, когда Лемис залез в повозку, повернулся и спросил.

— Надо думать — домой?

Парень часто закивал головой.

— Долина на месте! — радостно повторил он.

— А куды ж ей деваться? — спокойно сказал Шишел и стал набивать трубку. — Думается мне, ехать будем уже не так прытко? — спросил он, заломив шляпу набок.

Лемис радостно улыбнулся и ответил:

— Можно даже с остановками!

*** *** ***

Гомза неуверенно дернул колокольчик. Дверь тут же открылась. Бабушка Шимы и Зака поправила очки и приветливо ему улыбнулась.

— Гомза, заходи, дорогой! Сейчас я угощу тебя черничным пирогом!

— Нет-нет! Я только что поел! — Гомзе не терпелось взглянуть на меч Зака.

— Эй, Гомза, поднимайся сюда! — услышал он голос Шимы сверху.

Когда Гомза зашел в комнату, Шима предстала перед ним в довольно странном виде. На голове у нее болтались пучки трав, покрашенные оранжевой гуашью, глаза обведены ярко-зеленым карандашом, поверх платья красовалась комбинация в крупный цветочек, а ноги подкашивались в туфлях на высоких каблуках, куда при желании можно было поместить еще одну ее ногу.

— Ну, угадай, кто я? — Шима кокетливо ему улыбнулась, обнажив при этом зубы, перепачканные в красной помаде.

— Болотный вампир! — сходу брякнул Гомза и тут же пожалел о поспешности, увидев расстроенное лицо девочки.

— А на Ле Щину я совсем не похожа? — грустно спросила Шима, теребя в руках крашеную траву.

— Ну, если прямо смотреть — не очень, а сбоку похожа, — Гомза покосился на плакат 'Гнилого Ореха', занимавший полстены.

Шима вздохнула и стащила с головы траву.

— Зак что делает? — Гомза горел желанием поскорей его увидеть.

— Он переехал в комнату Олесс, натащил туда всякого барахла и теперь сидит целыми днями там. Может быть, хоть с тобой он меня туда пустит, — жалобно проскулила Шима и повела Гомзу к соседним дверям.

На двери висела грозная надпись: 'Без стука не входить! . Под надписью были наспех нарисованы два перекрещивающихся меча.

— Зак, это я! — Гомза осторожно постучал и прижал ухо к двери.

Дверь резко открылась и в ее проеме появилась голова Зака в старинном шлеме.

— Заходи! — он резко дернул Гомзу за руку, пристально изучив после этого пустой коридор. Гомзе казалось, он сейчас спросит: 'Слежки не было? . Шима сделала слабые попытки просочиться за Гомзой, но Зак захлопнул дверь у нее перед носом.

Гомза оглядел бывшую комнату Олесс, изменившуюся до неузнаваемости. Вместо кровати в углу стоял низкий топчан, накрытый выцветшим покрывалом. На стенах повсюду висели картины, изображавшие батальные сцены. В углу около окна он увидел двухметровый ствол спиленного дерева, на который крепился изорванный плакат.

- 'Осторожно — Черный Стрелок! — вслух прочел Гомза изрешеченные буквы на плакате. Над буквами чернел зловещий силуэт мрачного убийцы, весь искромсанный и помятый.

— Классно ты его! — с уважением протянул Гомза, поглядывая на клочки плаката, валяющиеся рядом.

Зак, довольный произведенным эффектом от его жилья, снял с головы шлем и небрежно бросил его на кресло. На лбу Зака остался четкий след от шлема, словно у него появились еще одни брови, делающие его лицо изумленно-комичным.

— Эти плакаты я нашел у отца в типографии. Помнишь, когда куча народа пропала, ими обклеивали западную окраину леса, — Зак поправил сплюснутую челку, кивнув в сторону большой кипы плакатов, валяющихся за креслом.