История Мурочки - Шиль Софья Николаевна. Страница 3

Так началось царствование тети Вари.

Оказалось, что она всем осталась недовольна. Недовольна была она и тем, что дети много шалили, недовольна и тем, как ходила за ними няня.

Няня была старый человек и воспитывала детей по простоте, как умела, не мудрствуя лукаво. И шлепнет, бывало, Ника, если он заупрямится или очень расшалится, и в кухне посидит с Аннушкой, чайку попьет, но зато уже строго-настрого прикажет детям не ша лить. И дети слушались и вели себя смирно.

С первых же дней тетя Варя нашла, что многое в жизни детей надо изменить.

Прежде всего, каждое утро их стали обтирать холодной водой. И не няня, а сама Варвара Степановна приходила, брала большую губку и обтирала холодной водой сначала Ника, а потом Мурочку. Ник плакал и капризничал, но ни слезы, ни капризы не помогали. Мурочка, молча, подставляла спину и живот и только смертельно боялась, когда в первый раз прикоснется к её телу холодная губка.

— Что ты, Мари, корчишься, — строго говорила тетя Варя.

Понемногу дети, однако, привыкли к холодной воде, и все пошло, как следует.

Вторая новость, которую ввела тетя Варя, касалась Димы, или Дмитрия, как она его называла. Надо сказать, что эта новость чрезвычайно понравилась ему. Тетя Варя раз пришла в детскую и сказала:

— Няня, Дима уже большой мальчик, его надобно перевести из детской. Николай Степанович желает, чтоб он спал на диване в столовой.

— Ну, что ж, матушка, воля ваша, — сказала няня.

Позвали Аннушку, и в детской поднялась кутерьма. Убрали Димину кровать, перенесли его шкапчик в столовую, поставили его рядом с диваном, где должен был с этих пор спать Дима. В датской стало просторнее и даже пусто как-то с непривычки.

Няня, пригорюнившись, сидела на своем сундуке и перебирала чистое датское белье и откладывала в сторону худое, что нужно было зашить и поштопать. Мурочка подошла к ней.

— Нянечка, ведь так лучше? — спросила она. — Дима все смеется надо мной.

— Лучше, матушка, лучше, — проговорила няня. — Папаша захотел, значить, лучше.

Тетя Варя заняла маленькую комнату, которая была рядом со столовой. Там она си дела и работала, туда являлись кухарка Аннушку и няня за приказаниями. Тетя Варя строго распре делила свое время, и все в доме теперь дела лось по часам. Она вставала рано, будила Диму, приказывала ему идти в детскую обтираться холодной водой, и через 10 минут уже являлась в столовую, отворяла форточку; Аннушка накрывала на стол, подавала самовар, и Николай Степанович пил чай вместе с Димой, и потом оба уходили, — один на службу, другой в школу.

И не случалось теперь, чтобы Дима опоздал. Напротив, он являлся из первых.

Отпустив племянника, тетя Варя входила в детскую. После чаю Ник и Мурочка оставались с Варварой Степановной в её комнате. Ник плел полоски и коврики из красных и зеленых бумажных ленточек и постоянно рвал эти ленточки. Мурочка училась читать: ау, рама, рука, рак и так далее, а потом тоже брала ручную работу: вязала крючком.

Это вязанье было для неё истинным мученьем. Толстая бумага и крючок скрипели в потных ручонках, нитки становились грязны, черны, и то, что получалось, было так некрасиво, грязно и жалко. «Но разве можно было сказать тете Варе! Мурочка молча сидела и, скрепя сердце, ковыряла крючком бессмысленную работу и о чем-нибудь думала, чтобы стало повеселее на душе, но от такого думанья случалась беда: она спускала столбики в вязанье, и выходила уже совсем чепуха.

Просидев у тети Вари часа два, дети уходили с няней гулять.

И опять веселились они в «ограде», опять бегала Мурочка с Розой и Минной в пятнашки, а Ник играл в лошадки. Счастливые часы! Чудные, золотые минуты!

Много нового ввела Варвара Степановна в жизнь детей. Дима боялся её, как огня. Она заставляла его каждый день играть на рояли и сидела с ним рядом и неумолимо поправляла каждый раз, когда он ошибался. Дима не понимал, что такое он делает, и не любил этой музыки, но все-таки играл и даже делал успехи, как говорила отцу тетя Варя. Она хотела было и Мурочку учить музыке, но отец сказал, что ей можно еще подождать, и так отложили музыку на будущий год. Когда Дима кончал свои упражнения, приходили Мурочка и Ник. Тетя Варя играла песенки, и сама пела, и дети должны были петь. Мурочка скоро полюбила это занятие и выучила много песен.

Но всего больше было жаль прежних задушевных веселых вечеров, когда все играли и шумели в детской и переворачивали комнату вверх дном. Няня, бывало, принимала участие в игре, и чего-чего не выдумывали они вчетвером! А потом слушали сказки. Для сказок теперь просто не оставалось времени. Варвара Степановна, если была дома, весь вечер сидела в детской, работала и читала свои книги. Няня шила, Дима готовил уроки и отвечал их тете Варе, все до последнего словечка, а Мурочке оставалось только играть с Ником да не очень шуметь.

Только когда Варвара Степановна уходила в гости, в детской опять поднималась шумная возня. Аннушка приходила из кухни, подперев локоток, стояла у дверей и смотрела, улыбаясь, на игру и проказы, и няня по-прежнему покорно обращалась и в слона, и в медведя, и в волка, к общему шумному восторгу.

V

Отец

Мурочка в воскресенье выглянула из детской в коридор. Пошла потихоньку в столовую, думала, что Дима там рисует, но его не нашла. Прошла на цыпочках через комнату тети Вари, где все было в таком образцовом порядке, — и тут пусто. За ширмами, на кровати, стоила картонка от шляпы. Значить, тетя Варя и Дима уже ушли.

Мурочка постояла-постояла и пошла тихонько в гостиную. Там пела канарейка в клетке. Посмотрела на птичку, послушала, как чирикает, стала ее передразнивать, — канарейка так и заливается. Мурочка засмеялась, и отошла.

«Не заглянуть ли в кабинет?» — подумала она и на цыпочках подкралась к двери.

Отец, лежа на диване, читал журнал. Она посмотрела на него, посмотрела, хотела повернуться и незаметно убежать, да споткнулась и упала.

Отец встал и поднял ее.

— Ты зачем пришла?

— Скучно. Ник не хочет играть, а Дима ушел.

— Если ничего не будешь трогать, можешь здесь побыть.

Отец опять стал читать.

Мурочка подошла к письменному столу и начала рассматривать вещи. Потрогала тихонько пальчиком, чернильницу, потом зашла сбоку и погладила черную собачку, лежащую на красном коврике. Собачка была сшита из барашковой шкурки, а красный её коврик служил для того, чтобы обтирать перья.

— Папа, из чего у неё глаза?

— Что такое? — сказал Николай Степанович, отрываясь от книги.

— Глаза у собачки из чего?

— Ты же видишь, что из черных бус.

— А я думала живые, — протянула Мурочка. Но все-таки еще раз погладила собачку.

Когда все вещи на столе были осмотрены и осторожно потроганы пальчиком, Мурочка подошла к шкапу. В шкапу стояли рядами книги. Еще стоял глобус, а так как она не пони мала, что это за штука, он внушал ей страх. Она покосилась на таинственную вещь, поскорее отвела глаза и стала рассматривать корешки книг. Между ними была одна большая, которую ей иногда позволяли смотреть. В ней были удивительные картинки.

Николай Степанович мельком взглянул на дочь. Её тоненькая фигурка была так жалка; беспомощно-грустно смотрели её глазенки. Он отложил книгу и встал с дивана. Достать тебе книгу?

Мурочка просияла.

И вот она сидит в большом кресле с огромною книгой на коленях и с жадным вниманием рассматривает картинки, чудные, непонятные, страшные картинки. Некому объяснить их Мурочке, да она и не поняла бы объяснений.

Николай Степанович молча смотрит на свою девочку. Воспоминания и тяжелые мысли мешают ему читать.

Он вспоминает, как сам был ребенком, — таким же беспомощным и тоненьким. Он жил не у родителей, а у бабушки.

Бабушка была богатая женщина. Она отличалась властолюбивым, тяжелым нравом, любила, чтобы все трепетали перед нею. Когда она видела, что её боятся, она радовалась и гордилась. Ей казалось, что самое лучшее в мире — это сознавать свою власть над людьми и видеть их перед собою покорными, трепещущими, в страхе ожидающими её гнева или милости. Если бы ей кто-нибудь сказал, что есть еще другая власть над людьми, которою еще лучше, еще надежнее можно покорить сердца, — она не по желала бы и выслушать такие речи. И в церкви она стояла и молилась с тем же суровым и гордым выражением лица, которое наводило страх на людей. У неё был единственный сын, с которым она поссорилась. Она не хотела знать его семьи, хотя ей известно было, что живут они в бедности. Но раз она приехала к сыну и предложила взять к себе на воспитание второго внука, Николеньку. Отдали его родители, думая, что лучше ему будет у бабушки, в богатстве и довольстве. Бабушка по требовала, чтобы родители не вмешивались в его воспитание и совершенно отказались от своих прав на него.