История с танцем призраков - Хьюз Моника. Страница 3

Скажем, дух являлся к нему в обличье коршуна. Эта птица проворная, терпеливая, зоркая, и, учась у нее, юноша становился великим охотником. Или в обличье кролика, и юноше открывалось: надо двигаться бесшумно и быстро, тогда жизнь его будет безопасной. Какой бы дух ни явился юноше, он должен его принять, этот дух и поведет его по жизни.

— Но как его найти?

— Ты же знаешь, Том. Я тебе рассказывал, когда ты был поменьше.

— Расскажи снова, — настойчиво запросил Том, и снова полился певучий голос старца, и зазвучала старая история:

— Юноша прощался со своим народом и отправлялся в путь совсем один, он не брал с собой пи воды, ни пищи. Он взбирался на высокое место, и там молился, и ждал, когда к нему явится дух. Случалось, дух являлся в первую же ночь, а иногда его приходилось ждать две, три, а то и четыре ночи. Если и на четвертую ночь дух не являлся, тот, кто его ждал, возвращался к своему народу — пристыженный, не познавший природу своей души, не нашедший себя. А случалось и того хуже: он пугался ночных странников, привидений и сломя голову бежал к палатке своей семьи, не дожидаясь, когда к нему явится дух, когда он проделает неблизкий путь из края усопших, из края ночных странников.

— И как же тогда?

— Юноше или кому-то из его семьи надлежало найти в племени мудреца, у которого хранилась священная укладка призраков, и попросить его: «Устрой для меня танец призраков, чтобы защититься мне от ночных странников, когда пойду я один на высокое место искать свой дух». И тогда хранитель священной укладки устраивал для юноши танец призраков, на него приходили и все близкие этого юноши. Мудрец взывал к духам предков юноши и к духам всех прежних хранителей укладки, просил их прийти и защитить юношу от тех духов, которые бродят по ночным тропам и хотят выкрасть душу юноши из его тела. Потом начинался танец и пиршество, но хранитель укладки и юноша не ели — они проходили очищение паром. А потом юноша один пускался в путь и искал свой дух, твердо зная, что теперь ему ничто не угрожает.

— Может, и мне надо идти искать свой дух?

— Боюсь, без танца призраков это невозможно. Отец учил меня, что одно связано с другим. Просто так дух не найти.

— Тогда давай устроим танец призраков. Это же в твоих силах, а, прадедушка? Ведь ты вождь.

— У нас нет укладки. — Старец опустил голову, будто застыдившись. — Все наши обрядовые принадлежности утеряны. Одни — незаконно продали наши укладки, другие — незаконно их купили. Вот все и сгинуло. От меня ускользают даже воспоминания о танце, о молитвах. Сейчас они едва теплятся в моей памяти, словно вкус материнского молока.

— Тогда я буду искать мой дух без танца призраков. Темноты я все равно не боюсь.

— Может, и плохо, что не боишься. Мудрый человек всегда знает, чего ему следует бояться.

— Сейчас времена другие. Ночью полно всяких звуков, да и света хватает. Есть уличные фонари, машины. Когда ты был маленький, все было иначе.

— Если ночные странники больше не охотятся за душами живущих, могли исчезнуть и духи, которых мы ищем.

— В детстве я темноты боялся.

— Может, тогда ты был умнее.

— Может быть. Прадедушка, а как выглядит укладка призраков?

— Как обычный сверток.

— А что внутри?

— Об этом не говорят, укладку разворачивают только во время церемонии. — Голос старца звучал серьезно, почти укоризненно.

— Но…

— Сверток как сверток. Кусок бизоньей кожи, выкрашенный красной охрой, а внутри ритуальные принадлежности, без них танца нет. Бывают табачная укладка, бизонья укладка, укладка солнечного танца…

— И укладка призраков. Знать бы, что внутри. Может, мы бы сделали ее сами.

— Нет. Этого тебе не скажу даже я. Если тебе придется когда-нибудь увидеть танец — увидишь и то, что нужно для обряда. Только ничего этого не будет. Все укладки потеряны. А что внутри — это стерлось из нашей памяти. — И старец рубанул воздух ребром ладони, будто ножом.

— А почему укладки выкрашены красной охрой?

— Потому что для индейцев красная охра священна.

— Но почему?

— Потому что так было всегда. — Старец засмеялся. — Том, ты задаешь столько вопросов, может, тебе все же податься в адвокаты?

Глава II

Как обычно после лета, втянуться в школьную жизнь было нелегко. Казалось, все ребята — это горошины разного размера, которые трясут и просеивают сквозь сито. В первые недели привыкаешь к новым учебникам, к новому расписанию, новым лицам. Потом в один прекрасный день все встает на место, и ты точно знаешь, где тебе положено быть и что делать в каждый из дней недели с восьми тридцати до последнего звонка в три часа дня.

Сито сделало свое дело — все теперь делились на друзей, врагов и серединок на половинку. Оказалось, у Тома в этом году врагов меньше, а серединок на половинку больше. Трое ребят ему нравились особенно — их вполне можно пригласить к себе домой, вместе заняться детской железной дорогой и строительством игрушечных ракет или сходить к ним.

Появился у него и настоящий друг, и это многое изменило в жизни Тома. Питу Каммингсу не страшно доверить самое важное, самое сокровенное. В школе он был новенький. Четырнадцать лет, худощав, лицо заостренное, по всем предметам дела у него шли блестяще. Подыгрывать учителям он и не думал. Наоборот, был не прочь повольничать и отколоть какой-нибудь номер, и это, естественно, навлекало на него учительский гнев. Но у Пита был хорошо подвешен язык, и ему всегда удавалось выкрутиться.

Том и сам не заметил, как рассказал Питу о прадедушке, духах и укладке призраков. Пит выслушал его без тени улыбки и, когда Том кончил, сказал:

— Плохо, что мы не знаем, куда девались все укладки. А то выкрали бы их обратно.

— Выкрали? — ошарашенно переспросил Том.

— Ну вообще-то это не кража. Просто возвращение прежнему владельцу. В государственном масштабе такое делается постоянно — возьми территории, произведения искусства. А крестоносцы и святая земля? Ведь сколько лет кровь рекой текла! А из-за чего?

— Пит, когда ты говоришь, все вроде бы логично. Но я даже не знаю, куда девались эти укладки. Может, их уничтожили. Ведь дело было пятьдесят, а то и сто лет назад.

— Давай спросим мистера Майлса, может, он что-то об этом слышал.

Мистер Майлс преподавал у них общественные науки.

— Смеешься, что ли? Он и так ко мне цепляется. И потом — он же ненавидит индейцев. Да и откуда ему знать про укладки? Только по учебнику нас и учит.

Об этом разговоре Том вскоре позабыл, но разве мог он забыть рассказ прадедушки о поисках своего духа? Втайне от всех он пытался голодать и бодрствовать по ночам. Это оказалось не просто. Приходилось делать вид, что он поужинал у товарища. Под урчание в пустом желудке он забирался в постель, но сон отгонял, ждал, когда улягутся родители и в доме наступит тишина. Потом на цыпочках крался по коридору и, подставив стул, залезал на чердак.

Это было самое высокое место в доме, да и удобным его никак не назовешь, значит, для испытания вполне подходит, так считал Том. Он сидел на балочном перекрытии и отчаянно боролся со сном — ведь если свалиться с балки, можно проломить потолок и оказаться на полу в коридоре. Тьма стояла кромешная, иногда ему казалось, что он слепнет. Когда сияла луна, он видел лишь легкое мерцание сквозь вентиляционные башенки на краю крыши. Но стоило луне скрыться, все погружалось во мрак. И при этом — могильная тишина. Наверху не было слышно пи шелеста печного вентилятора, ни урчания холодильника.

Так Том терзал себя три ночи подряд, но привело это лишь к тому, что он заснул на уроке французского да подхватил простуду — чердак ведь не отапливался. Питу он ничего рассказывать не стал — не хотел выставляться дураком.

К концу октября девятый класс отправился на первую экскурсию. Они изучали колонизацию Альберты, и всем классом поехали в Музей провинции Альберта посмотреть галерею пионеров [2]. Было шумно и весело, да и экспонаты оказались интересные. У входа в галерею были выставлены викторианские [3] музыкальные ящики, патефоны и «механические оркестры» начала двадцатых годов. Гид показала, как работают некоторые из них, и все девочки заткнули руками уши и завизжали — музыкальные ящики издавали жуткие, скрежещущие звуки. Мальчики внимали им не долго — за углом размещалась большая выставка старинных автомашин.