Приключения Одиссея. Троянская война и ее герои - Тудоровская Елена. Страница 10

Одиссей с друзьями был еще на берегу, когда из-за придорожных маслин показалась толпа женщин. Они не должны были появляться раньше, чем кончится гекатомба. Впереди всех шла Пенелопа, бледная, вся в слезах, с покрывалом на распущенных волосах. За ней едва поспевала няня Эвриклея, неся на руках маленького Телемака. Одиссей подошел к ним. Ребенок что-то весело лепетал и ловил блестящий меч, висевший через плечо отца. Пенелопа с рыданием кинулась к Одиссею: стенанья и плач поднялись среди женщин.

Одиссей бережно передал Пенелопу в руки ее спутниц, последний раз прижал к груди малютку-сына и быстро пошел к кораблям. Заплескалась вода, застучали по доскам якорные камни, вытащенные на носовой помост. Корабельщики отталкивались от берега длинными шестами; полоса воды между кораблями и берегом становилась все шире. Рядами взлетели весла; пронзительный сигнал трубы – и весла шумно погрузились в воду.

В далекий путь уходят корабли итакийцев! Блестит и играет вода, и отблески ее пробегают по черным бортам. На носу переднего корабля стоит могучий Одиссей. Ветер развевает конский хвост за его плечами, медный гребень шлема горит над головой героя.

Пенелопа рыдает в отчаянии, склонившись на плечо Эвриклеи. Плачь, плачь, царица! Двадцать долгих лет пройдет, прежде чем Одиссей снова увидит каменистые берега своей милой Итаки.

Гнев Ахиллеса

Сторожевые костры гасли один за другим; дым уходил кверху и расплывался в побледневшем небе. Все кругом было погружено в предрассветное оцепенение: тусклое море, безлюдная, вытоптанная равнина реки Скамандра, спящий лагерь, – только однообразно перекликалась стража на башнях стены, опоясывавшей лагерь. С юга тянуло жарким, сухим дыханием пустыни: душная ночь обещала перейти в знойный день.

На самом краю ахейского стана расположился лагерь мирмидонян – уроженцев горной страны Фтиотиды. В розовом свете утренней зари проступали очертания вытащенных на песок кораблей. На песке между кораблями, то там, то здесь, распростерлись фигуры спящих воинов.

Они лежали на разостланных кожах и плащах, ничем не укрытые. Некоторые из молодых воинов спали прямо на земле, положив голову на выпуклый кожаный щит; тут же было воткнуто древком в песок копье, чтобы быть под рукой в случае тревоги. Кое-где виднелись палатки – приземистые деревянные строения с тростниковой крышей; в таких палатках жили военачальники ахейцев.

Небо разгоралось, становилось совсем светло. Внезапно в утренней тишине разнеслись протяжные, полные отчаяния стоны.

Тотчас же стукнул засов в одной из палаток. Распахнулась дверь; из нее, нагнувшись, вышел воин и выпрямился во весь свой огромный рост. Это был сам Ахиллес, вождь мирмидонян. Ладонями он пригладил свои вьющиеся, золотистые волосы, расправил затекшие руки. Простой белый хитон без рукавов облегал статную фигуру героя. С могучими мышцами, со сверкающими голубыми глазами, густыми бровями, сошедшимися над переносицей, он выделялся бы и среди тысяч – сын богини, величайший из героев.

Ахиллес окинул взглядом свой спящий лагерь и прислушался. Издали, с берега моря, все громче доносились стоны и причитания многих голосов. Кое-кто из спящих воинов поднял голову, некоторые привстали, но снова легли, натянув на головы плащи, – не то чтобы не слышать стонов, не то в знак бессильной скорби... Десятый день раздаются погребальные вопли в ахейском лагере! Черная смерть посетила войско.

Минуя ряды спящих воинов, Ахиллес направился за ограду. Неширокая луговина отделяла мирмидонский стан от остального ахейского лагеря; по лугу извивалась речка – один из рукавов Скамандра. Светлый утренний пар поднимался над лугом.

В отдаленье, там, где речка исчезала в пенистой полосе прибоя, Ахиллес увидел высокосложенный горящий костер. Высохшие бревна быстро разгорались; наверху лежало тело умершего воина. Кругом костра столпились товарищи умершего, в полном вооружении, с копьями в руках. Они рыдали и вопили, и протягивали руки к костру. Их причитания должны были проводить душу умершего до самых ворот сумрачного царства Аида, [24] владыки мертвых.

Приглядевшись, Ахиллес узнал среди воинов Профоя, вождя магнетов. Ахиллес хорошо знал племя магнетов. Это был небогатый, но дружный народ. Они жили небольшими поселками вокруг горы Пелион, неподалеку от его родной Фтии. Магнеты считались превосходными конниками, и в ранней юности он не раз участвовал в их колесничных состязаниях. Теперь и до них добралась черная смерть.

Ахиллес легко перескочил речку и поспешил к погребальному костру. Его встретил озабоченный и грустный Профой. За ним подошли и другие воины, чтобы приветствовать великого Ахиллеса. Несколько человек остались возле костра, – нельзя было прерывать возлияний богам, пока горел погребальный костер. У многих воинов головы и плечи были посыпаны пеплом и даже волосы неровно острижены в знак печали.

– Богоравный друг мой, – простонал Профой, – горе! горе! До сих пор черная смерть поражала только левое крыло ахейского войска, и мы уже думали, что нас минует ее рука. Но сегодня ночью умер один из наших воинов и заболели еще пятеро. Что делать? Какой бог преследует нас?

– Помоги нам, сын богини! – заговорили воины, теснясь поближе к Ахиллесу.

– Чем я могу помочь? – возразил опечаленный Ахиллес. – Я не жрец и не пророк. Надо спросить прорицателя Калхаса. [25] Все годы войны он открывал нам волю богов в каждом важном деле. Пусть вопросит богов и скажет, за какую вину мы несем такое тяжелое наказание!

Седобородый воин – начальник одного из сорока кораблей магнетов – отрывисто и горько засмеялся.

– Спросить Калхаса! – воскликнул он. – Мы знаем, что Калхас мог бы помочь нам, но он уклоняется от этого. Мы, старейшие из воинов, уже несколько дней пытаемся увидеть Калхаса, узнать от него правду. Но Калхаса нигде нет. Или он ничего не знает, или наоборот, знает что-нибудь, что боится открыть.

– Он скрывается в палатках Агамемнона, – раздался голос из толпы.

– О Ахиллес, – сказал Профой, – ты один только поистине жалеешь ахейцев. Ты не держишься гордо и недоступно, как Агамемнон, ты не лукав и не своекорыстен, как многие другие... Ты не побоишься потребовать к ответу даже знатнейшего из вождей. Умоляем тебя, разыщи Калхаса, хотя бы и в палатке верховного вождя! Ты один сможешь добиться от него ответа.

Голубые глаза Ахиллеса потемнели от негодования. Он ясно и твердо ответил:

– Клянусь владыкой Зевсом, я исполню твою просьбу. Сегодня же мы узнаем правду, кто бы ни хотел скрыть ее!

Уже девять лет ахейские войска осаждали город Трою. Это не было настоящей осадой. Подойти к Трое можно было только с севера, со стороны моря, там, где лежала открытая равнина реки Скамандра, вытоптанная, кое-где поросшая тростником и болотной травой. С востока и юго-востока за городом подымался обрывистый хребет Иды; город прислонился к нему, закрылся, как щитом, неприступной городской стеной – такой высокой стены не было даже в Микенах – и успешно оборонялся от нападений врагов. К западу стена понижалась, ее можно было бы взять; но там, в излучине Скамандра, расположились лагерем войска варваров, союзников Трои. Их палатки усеяли высокий берег реки; по ночам везде горели их сторожевые костры. Где уж тут было думать об осаде! Всего стотысячного ахейского войска недостало бы для того, чтобы вплотную окружить город. Троянцы заперлись в городе и выходили только для мелких стычек с врагом. Голод им не был страшен. По дорогам, ведущим в город с тыла, целые дни скрипели повозки, кричали мулы; стада быков, свиней, овец подымали облака густой пыли из селений Троады, из союзных городов непрестанно подвозили в город хлеб, вино и другие припасы. Нет, Трою нельзя было взять измором. Ахейцы грабили Троаду, разоряли союзные Трое города, подстерегали троянцев на всех дорогах, – но ни на шаг не были ближе к победе, чем в первый день.