Повелители кладов - Трушкин Андрей. Страница 26

— Да знаешь. Вот, слушай…

Лешка насвистел несколько нот из известной мелодии, и Никос кивнул в знак того, что понял, о чем идет речь.

— Только там поется не о сердце красавицы, а о сердце знатной дамы, — решил блеснуть он своей эрудицией. — У вас неправильный перевод с французского.

— Да пой как Бог на душу положит, — не отрываясь от заинтересовавшего его камня, пробурчал Вовка.

Пока Никос оглядывал окрестности, Вовка подобрал с земли ветку, отломил от нее кусок и острым концом палочки стал счищать какую-то жидкую, еще не успевшую затвердеть массу вокруг камня.

— Что это? — разглядывал он ее с видом Левенгука, уставившегося на неведомый ему микроб.

— Похоже на клей какой-то. Типа "Момент".

— Ну-ка дай-ка я нюхну, — поднес белую каплю, нанизанную на палку, Вовка Казаков.

Некоторое время он усиленно принюхивался, а потом изрек:

— По-моему, это обыкновенная зубная паста.

— Ну-ка, ну-ка, — наклонился Лешка к камню. — Да, похоже на то. Вроде "Колгейта".

— Ишь, какие шустрики, — продолжал ковыряться палочкой вокруг камня Казаков. — Начали копать, потом их, наверное, что-то или кто-то спугнул, они заложили камень на место, брызнули туда из тюбика зубной пасты, промазали сверху пылью. В двух шагах теперь черта с два увидишь, что этот камень только что вынимали.

Вовка уже очистил от пасты один край камня и стал расшатывать его рукой, чтобы вынуть из кладки. Однако в этот момент активизировался Никос. От неожиданности, потому что какие-то люди, по виду — американские туристы, негаданно вывернули из-за бастиона, он начал петь, хотя и соблюдая ноты, но с достаточно далеким от оригинала текстом:

— Сердце графи-и-ни склонно к графи-и-ину, а не к дофи-и-ину, а только к графи-и-ину!

Чертыхаясь, Вовка и Лешка подхватывали с земли только что выковыренную ими зубную пасту и срочно заделывали стык между камнями. Поскольку паста уже перемешалась с грязью, стык получился очень натуральный. Едва Вовка и Лешка, помогая друг другу, выбрались из ямы и пошли вдоль крепостной стены, из-за угла показалась парочка пенсионеров и принялась делать панорамные снимки Средиземного моря с самой верхней точки Фортеццы.

Ребята, с неприязнью глядя на бледные ноги старика и старухи, прошли мимо них по нижней балюстраде и, удостоверившись, что свалившиеся на них свидетели не смотрят в их сторону, стали отчаянно жестикулировать. Никос, с перепугу все еще бухтевший про какие-то "графины", "апельсины", "габардины", подбежал к ним.

— Эх, — впечатал свой кулак в ладонь Лешка, — жалко, что мы не успели камень этот вынуть. Неизвестно, как далеко они продвинулись в раскопках.

— Ничего, — Никос засунул руки в карманы. — Сейчас они уйдут, и мы там все как следует обследуем.

— Не получится, — глянул на часы Лешка. — Нам в отель возвращаться пора, иначе Мурашка что-нибудь заподозрит, и тогда нам — кранты. Отправит домой без выходного пособия.

— Кто такая Мурашка? — не понял Никос.

— Ну это наша классная. Учительница то есть. Зовем мы ее так.

— От нее мурашки по коже бегут, потому что она бьет учеников? — со страхом глянул на своих приятелей Никос. Кто его знает — как у них там, в России, заведено. Может, у них в школе ребят за всякие провинности лупят преподавательницы почем зря. Вон ведь в Парагвае учителя надевают на урок бронежилеты и имеют право в любой опасной ситуации стрелять в ученика, вынувшего оружие. Может, и в России так?

— Да нет, кликуху она схлопотала совсем по другому поводу, — Лешка решительно развернул Никоса за плечи. — Но если мы попадемся — нам точно не поздоровится. Так что придется отложить расследование до завтра. Тем более что я уверен — ничего они еще выкопать не успели. Куда бы они тогда землю дели вынутую? Тут одним днем не обойдешься. Глину необходимо вынимать аккуратно, складывать в полиэтиленовый пакет и выносить из Фортеццы или высыпать где-нибудь здесь в укромном уголке. Если кто-нибудь увидит свежую землю, которая не успеет высохнуть на солнце, естественно, появятся вопросы.

— Да, — согласился Никос. — Ну что ж, вернемся сюда завтра.

Сам-то Никос готов был пойти в траншею один и немедленно, поскольку никакой Мурашки у него не было, а родители приходили домой поздно, и его отсутствия до темноты никто бы не заметил, но он боялся, что русские ребята могут подумать, будто он хочет их обжулить и самолично выкопать драгоценную находку. Поэтому, смирившись с тем, что придется ждать целые сутки, он зашагал вместе со своими новыми друзьями к выходу из крепости.

Кладоискатели поступили очень разумно, потому что музей под открытым небом уже закрывался, и служители пошли шарить по всем закоулкам в поисках заблудившихся туристов. Так что начни ребята сейчас выламывать камень и исследовать — что же за работу начали тут тюменские аферисты, — могли бы попасться с поличным.

— Нам теперь надо на автобусную остановку, Никос, — сказал Вовка, как только вся компания вывалила за пределы крепости.

— Здесь недалеко, — Никос зигзагом, чтобы не набирать слишком большую скорость, побежал вниз.

Ребята двинулись за ним, осторожно спускаясь по крутой булыжной мостовой, которая плавно, будто морская волна, вынесла их в закоулки старого города. Никос решительно свернул налево, потом направо, провел их мимо церквушки, увитой розовыми кустами, проскочил переулок, протиснулся в какую-то дверку в решетчатой ограде и вскоре вывел ребят к остановке, откуда шел автобус в сторону их отеля.

Ждать пришлось недолго. Вскоре к остановке подрулил длинный "Мерседес" кузнечикового цвета и распахнул двери перед троицей. Никос прошел в салон вместе с Вовкой и Лешкой и быстро по-гречески объяснил водителю, куда нужно доехать ребятам. На следующей остановке он выскочил и показал пальцем место, где он будет их ждать завтра.

— Только, Никос, — крикнул ему в окно Лешка. — Мы не знаем точно, когда приедем!

— Это неважно! — махнул тот рукой. — Я все равно тут целый день груши пинаю.

Последнюю фразочку, явно не из лексикона его семьи, Никос, судя по всему, уже поймал, общаясь со своими сверстниками из России. Вовка и Лешка засмеялись, но в конце концов решили, что расширение кругозора еще никому не вредило.

Автобус совершил такой же маневр, как когда они ехали в Рофимно, только в обратном направлении. Сначала он покрутился по узким улочкам, пугая сигналами зазевавшихся туристов и вписываясь в повороты с точностью до миллиметра. Потом, пыхтя, пошел в гору, протиснулся на оживленную автостраду и понесся прямо.

Виллы, магазинчики, придорожные кресты, отмечающие места гибели жертв автокатастроф, опять стали сливаться в одну длинную вытянутую ленту, и уже через каких-нибудь пятнадцать минут водитель притормозил у арки отеля, что-то сказал русским парням на прощание и помахал рукой.

— Хорошие люди эти греки, — пробормотал Вовка, заслоняясь рукой от пыли, поднявшейся из-за резко стартовавшего автобуса.

— Только кормят они по часам, — постучал по стеклышку своего "Полета" Лешка. — Так что давай быстро дуем в столовку, а то останемся без ужина.

Вовка и Лешка, крадучись, пробежали вдоль розовых кустов к зданию отеля и пошли к его центральному входу не по общей дорожке, где и положено было ходить нормальным туристам, а по узенькой тропиночке, проложенной, вероятно, для нужд садовника. Потом они быстро, насколько позволяли автоматически открывающиеся двери, нырнули в прохладный холл отеля, спустились по лесенке вниз и уткнулись в Мурашку, которая о чем-то оживленно беседовала со Стафисом.

Увидев своих питомцев, она проворковала что-то нежное и тут же бросилась допрашивать учеников:

— Ну, как вы себя чувствуете?

— Да ничего, — с ходу сделал кислую физиономию Вовка Казаков.

— Только голова болит, Ольга Васильна, — пожаловался Лешка.

— Так, — критически осмотрела их Мурашка, которую, конечно же, можно было провести, но не во всем.

Ребята с ужасом посмотрели друг на друга. Да, одной вещи, которая могла провалить всю операцию, они не учли! Майки с короткими рукавами оставили руки незащищенными от греческого солнца, и сейчас они пылали почти до плеч ярко-красным прометеевским огнем. Близкое знакомство с солнцем читалось и на физиономиях Вовки и Лешки.