Повелители кладов - Трушкин Андрей. Страница 38

Из разговора аферистов Никос понял далеко не все, но честно постарался запомнить его дословно, чтобы потом рассказать Вовке и Лешке.

Тюменские жулики, поругивая вслух Ставракиса, повернули за угол и попали на небольшую площадь, с которой открывался вид на гавань и на местную достопримечательность — венецианский маяк. Здесь было припарковано несколько машин из тех, что немецкие, английские и французские туристы обычно берут напрокат прямо в аэропорту Ираклиона. Внимательно оглядевшись кругом, Бутяков кивнул Грибкову-Майскому, и тот прогулочным шагом принялся слоняться вдоль машин, словно невзначай останавливался, рассматривал салон, дергал за ручки дверей.

Никос уже сообразил, что жулики хотят украсть машину. Он нахмурился — такого оборота дела они с Вовкой и Лешкой не предусмотрели. Как же он сможет проследить за этими негодяями, если будет на своих двоих, а они — на четырех колесах? Но, поскольку тюменцы не взяли из дома свои вещи, Никос предположил, что они туда обязательно вернутся. Тем более, если решили дать деру — им ведь необходимо забрать деньги из тайника в Фортецце.

Грибкову-Майскому повезло, когда во втором ряду дверца джипа "Поджеро" бесшумно отворилась. Он махнул рукой Бутякову, и тот грузной рысцой подбежал к автомобилю.

Надо сказать, что на Крите отношение местных жителей и тем более туристов к автотранспорту всегда было, можно сказать, наплевательским. Угонять машины, конечно, угоняли, но деться с острова они, естественно, никуда не могли. Ведь единственным реальным способом переправить краденую легковушку на континент был паром, который в случае угона аккуратнейшим образом осматривался полицией. Поэтому Никос даже удивился, что все предыдущие машины, которые тестировал Грибков-Майский, были заперты.

Бутяков полез было к мотору, чтобы напрямую соединить провода, дабы обойти ключ зажигания, но быстрый и ловкий Грибков-Майский уже обшарил салон и под ковриком водительского сиденья обнаружил ключи. Через три секунды мотор джипа мягко рыкнул, и Грибков-Майский, не зажигая фар, развернул машину, крутанул руль, и та тут же юркнула с площади на перпендикулярную улицу. Никос что было сил помчался за ней, но вскоре ему пришлось остановиться, потому что бежать босиком было больно и чрезвычайно неудобно. Буквально влетев в свои кроссовки, он снова, выкладываясь, как на стометровке, ринулся вперед.

Догнал он джип довольно скоро, так как по узкой улочке Грибкову-Майскому приходилось ехать осторожно. Машина пробиралась по старому городу, забирая влево, и вскоре Никос сообразил, что воры направляются к себе домой.

Зачем им было ставить краденую машину недалеко от места проживания. Никос в толк взять не мог. Возможно, они хотели исчезнуть из города еще до того, как хозяин машины хватится своей пропажи? А может быть, турист, бравший "Поджеро" напрокат, уже давным-давно пил чай на файв-о-клоке где-нибудь в Англии. Многие западные туристы, привыкнув к навязчивому сервису, не брали на себя труд возвращать машину в пункт проката, бросая ее там, где она последний раз им была нужна, и сообщая об этом в фирму по телефону, а то и это не удосуживались сделать, надеясь, что полиция рано или поздно заметит бесхозное авто и отправит его по назначению.

Самым коротким путем Никос добежал до улочки, которая поднималась к Фортецце, и увидел, что черный джип припаркован невдалеке от дома. Сами же Бутяков и Грибков-Майский, опять налегке, направлялись в центр. Никос не понял этого маневра, но решил не отставать от жуликов, раз он их так удачно перехватил.

Аферисты вышагивали по ночному городу не скрываясь, прикидывались обычными туристами. Для маскировки на запястье Грибкова-Майского болтался фотоаппарат-"мыльница". Пару раз он прицеливался объективом в Бутякова, подзуживая его, говоря о каком-то деле у прокурора, о снимках "три на четыре" и прочих тюремных радостях. Бутяков только сопел в ответ, и у Никоса сложилось стойкое убеждение, что человек этот юмора не понимает, потерпит-потерпит до поры вертлявого напарника, да и грохнет его в один прекрасный день своим пудовым кулаком по макушке.

Вскоре ночные туристы приблизились к кварталу, который здесь называли не иначе, как "Золотой". Прозвище было связано с тем, что именно в этом месте располагалось огромное количество ювелирных магазинчиков. Они стояли впритык друг к другу, и каждый призывно мигал бликами, отраженными от драгоценных и полудрагоценных камней, колец, серег и цепочек, разложенных на витринах.

Бутяков и Грибков-Майский приблизились к угловому магазинчику и принялись осматривать дом, в котором он располагался. Потом Грибков-Майский, повертев для страховки головой во все стороны, принялся снимать со вспышкой магазин во всех ракурсах. Бутяков тем временем задумчиво прохаживался вдоль витрины: то приседал, то поднимался на цыпочки. Все было ясно — два жулика действительно собрались покинуть остров и прихватить с собой добычу по максимуму — и доллары, которые они выманили у доверчивых русских туристов, и золото, которое разложили на витрине не менее доверчивые греческие торговцы.

Облазив все вокруг и чуть ли не обнюхав каждый угол, Бутяков и Грибков-Майский прислонились к стене и завели непонятный разговор.

— Может быть, "зонтик"? — предложил Грибков-Майский.

— Нет, — цыкнул зубом Бутяков. — Для этого придется ждать, пока хаза наверху освободится. Это нам в лом.

— А если "поздравить с добрым утром"?

— Днем шороху будет много и народу — не уйдем. Потом, есть у меня такая думка, что здесь легавые в штатском ходят.

— Да, — хохотнул Грибков-Майский, — ну, тогда придется по старинке.

— Как-нибудь разберемся, — буркнул Бутяков и, глянув на часы, кивком дал понять Грибкову-Майскому, что им пора отчаливать домой.

Никос проводил парочку до квартиры, для очистки совести посидел на ступеньках напротив до рассвета и наконец, с тревогой поглядывая на порозовевшую линию горизонта и море, уже окрасившееся в нежно-розово-золотой цвет, побежал домой.

Дедушка, к счастью, еще спал, но уже не так сладко, как ночью. Тренированным движением Никос "протянул" себя в дырку между гамаком и пальмой, прокрался в свою комнату, скинул майку, шорты и кроссовки и улегся в постель. Однако сон никак не шел к нему: в голове все вертелись фразы, которыми обменивались тюменские жулики. Никос, вдруг испугавшись, что к утру может половину подзабыть, потянулся к своему портфелю, уже успевшему с начала лета покрыться тонким слоем пыли, и достал оттуда ручку и тетрадку.

Пока он корпел над изложением воровского жаргона Бутякова и Грибкова-Майского, во дворе скрипнул гамак, послышались шаги, потом шум льющейся воды, и через пять минут дед — высокий, статный, белый как лунь, поскольку седину подчеркивал глубокий, въевшийся за многие годы, проведенные на солнце, загар, заглянул в комнату внука. Никос к тому времени уже успел спрятать тетрадку и ручку и притворился спящим.

— Никос, ты все в гостях у князя Храповицкого? Пора вставать, — подошел к нему дед и потеребил за плечо. — Так всю жизнь проспишь. Кто рано встает, тому Бог подает!

Никос, делая вид, будто просыпается, сладко потянулся и потер глаза.

— Как вы, сударь, почивали ночью?

— Замечательно, — еще раз зевнул Никос и перевернулся на живот.

— Значит, ночь прошла спокойно, без приключений? — уточнил дед.

— Да, все в порядке, — махнул рукой Никос. — Кошмары не снились.

— Ну-ну, — покачал дед головой и подкрутил свой ус. — Только ты, Никос, не забудь после сна пятки помыть. Они у тебя черные, как у крестьянина, который с пахоты вернулся.

Хохотнув, дедушка развернулся и пошел одеваться, поскольку ему, как и каждый день, предстояла встреча с друзьями в городском парке, где те сражались за шахматной доской.

Никос сел на кровати, задрал ногу и посмотрел на свою ступню. Действительно, та была весьма грязна. Покраснев от стыда, что дед поймал его так легко, и вздохнув облегченно, что он — "молоток", как сказали бы новые друзья, — не стал поднимать панику, а отнесся с пониманием к проблемам внука, Никос помчался к умывальнику и первым делом хорошенько отдраил ноги. Потом, вздохнув, поскольку спать все-таки хотелось, принялся возить зубной щеткой по губам и, прополоскав горло, отправился к себе в комнату. Минут через пятнадцать-двадцать его позовут завтракать, и больше уже в течение дня вздремнуть не удастся. Может, это и к лучшему, что дед его поднял, а то ведь нужно рассказать обо всем Вовке или Лешке. Интересно, кто из них приедет на дежурство, чтобы сменить его?