Охотники за сказками - Симонов Иван Алексеевич. Страница 22
И уже нет заказов с сосны на новые материалы. А расставаться, снимать Костино изобретение не хочется. И мы быстро нашли ему другое применение.
— Поднимайтесь ко мне на веревке еще один! — вдруг гаркнул Ленька, словно сделал мировое открытие и объявлял о нем во всеуслышание.
— Правильно! — даже не оглянувшись на старшего, чтобы узнать его мнение, солидно пробасил Павка и немедленно начал туго опутывать меня веревкой под мышками.
Скоро я поднялся на сосну по воздуху, легко отталкиваясь ногами от ствола и придерживаясь за веревку руками.
Это было чудесное путешествие! Сердце замирало от высоты и от радости. И страшно немножко было: вдруг да развяжется, вдруг да оборвется веревка! И я крепче впивался в нее руками.
Ленька торжественно принял меня в воздушное жилище.
— Хорошо? — спрашивал он, ожидая оценки работы.
— Хорошо! — говорил я, любуясь устройством на сосне.
Сучья в новом сооружении были уложены в виде огромного грачиного гнезда. Жесткое дно выстлано мхом и сеном. Поверху Ленька разостлал полосатый «ковер», который так долго терпел унижение быть простым половиком. На высокой стройке и он возвысился.
Ленька постарался, подогнал хворостинку к хворостинке так плотно и аккуратно, что нога сквозь настил не проваливалась. В гнезде можно было стоять в полный рост двоим, даже троим одновременно — опора надежная и прочная. Устал стоять — хватит места привольно растянуться. Можно пристроиться и сидеть на суку рядом с гнездом. Здесь даже комаров было значительно меньше, чем на земле.
Замечательно придумал Ленька!
С высоты далеко налево и направо перед нами открывалась вся просека. Между стволами деревьев проступала наша поляна, видимо было озеро, над ним дедушкина сторожка с низеньким крылечком, перевернутый вверх днищем ботник у самой воды. Дальше по просеке было еще одно озеро, и мы с удивлением увидели, что возле него ходят какие-то люди.
Грибов нет. Ягоды еще не дозрели. Да и корзин у людей возле дальнего озера не было. И перед нами сразу возникла загадка: «Кто они — эти неизвестные? Откуда появились?»
Ленька тихим голосом подал на землю знак: «Молчание!» Ухватившись за ближние ветви, наклонился вперед. Старая братнина бескозырка с редкими золотистыми пятнышками на месте былой надписи «Балтийский флот» сдвинута на глаза, и Зинцов внимательно рассматривает далеких незнакомцев.
Там, у озерка, особенно удивляет нас один. Как ни далеко расстояние, но все-таки ясно видно, что вместо головы у него на плечах качается будто снежный ком — большой, без единого темного пятнышка.
Вот какие удивительные вещи открывает перед нами сторожевое гнездо!
Значит, ходит кто-то по нашим тропам, а может быть, даже следит за нами в этом безлюдном, как мы думаем, бору.
Наше воображение разыгрывается. Мы строим самые различные догадки в отношении незнакомцев у дальнего озера. Решаем на одном: кто бы они ни были, что бы против нас не задумывали — в обиду себя не дадим. Если хитрость — мы тоже сумеем быть хитрыми. А пока Ленька хочет открыто предупредить незнакомцев, что мы их обнаружили и не боимся.
На сучке — рукой подать — висит крепкий дубовый лук. За спиной у Леньки сшитый из мешковины колчан со стрелами. Ленька молча и неторопливо накладывает стрелу, оперенную жестким галочьим пером, и, прислонившись спиной к стволу, медленно и потому, кажется, особенно грозно, натягивает тетиву. Стрела взвивается и исчезает из глаз. Ленька сурово смотрит ей вслед, и взгляд его означает: «Вызов брошен — принимайте!»
Но пока мы с Зинцовым фантазируем на высоте, Костя Беленький и Павка Дудочкин остаются обыкновенными земными и напоминают нам, что им тоже хотелось бы «при-гнездиться».
Меня снова вывешивают над ветвями и осторожно приземляют. Потом мы с Павкой поднимаем Костю. На смену ему совершает воздушный путь Павка. Кузнечных дел мастер рассматривает из гнезда наше подъемное устройство и обещает надеть на сучок железную втулку, чтобы легче было тянуть груз и меньше перетиралась веревка.
— Завтра займусь, — говорит он.
Ленька, прежде чем оставить воздушную светлицу, затягивает веревку на сучке петлей, чтобы она не упала. Один конец веревки свисает вдоль ствола, не касаясь земли на высоту человеческого роста. Такая предосторожность нужна, чтобы наше новое убежище не обнаружили незнакомцы с дальнего озера или не заметил дедушка Савел, который, вероятно, не будет нас хвалить, что взяли веревку без его разрешения.
По веревке, даже без посторонней помощи, может быстро подниматься на сосну и спускаться на землю дозорный сторожевого гнезда. Он будет видеть все, что делается на просеке и вблизи нее, и сообщать в шалаш.
В дополнение всего мы хотели протянуть от сосны до шалаша бечевку и устроить сигнальный колокольчик. Но где взять бечевку длиной не меньше двухсот метров? Решили, что дозорный для вызова команды будет кричать сорокой. На его обязанности лежало теперь предупреждать «шалаш» о появлении на просеке людей и зверей, оберегать спокойствие нашего лесного жилища.
Первым дозорным сторожевого гнезда стал Ленька Зинцов — его строитель.
Чем не сказочный лесной богатырь озирает с высоты зеленые дали?
Продолжение сказки
«…Повесть в пяти частях о монахе, превратившемся в лешего, о заколдованных кладах и папоротниковом цветке, страшные истории с привидениями и двумя ведьмами, с лесной королевой и соколиным словом, с предисловием и заключением.
Предисловие».
Вслед за этим устрашающим заглавием, сочиненным по примеру одной подвернувшейся под руку божественной книжки про чертей, помечено кратко: «потом».
Это значит, что предисловие будет написано позднее. На предназначенном для него месте расставлены длинные ряды точек. Вслед за точками значится:
«Часть первая.
Когда богатырь Егор бросил монаха на сосны, Тихоня не умер. Разорвалась только его схима, а сам он оборотился в лешего. Вместо черной скуфьи надел он на голову белую шапку с большой котел, распустил космы, чтобы людей пужать.
Разнюхал он клады с самоцветами. Готовит себе боярский кафтан. Не хватает только пуговиц. Он ищет их по всему лесу. Не находит и со злости ломает сучья, которые и ночью трещат, когда все давно уже спать легли.
Это его в белой шапке с большой котел видели мы за дальним озером из сторожевого гнезда.
Кем ни прикидывайся, злой хитрец, все равно мы тебя выследим, заберем клады…
Продолжение следует».
«Часть вторая.
Без цветка папоротника не возьмешь клады. Леший Тихоня приставил к ним двух старых ведьм, огородил страшными привидениями. Откроется клад только тому, кто знает соколиное слово. Даже дедушке Савелу оно неизвестно. Его знает одна лесная королева.
Зачем в тот раз, на просеке, отпустили мы ее, не спросили?
Возьму с собой Квама, пойдем разыскивать в лесу королеву. Мне королева может и не сказать это слово. Тогда она издали сердито на меня поглядела. А Кваму, может быть, и скажет…
Продолжение следует».
…Одну за другой я листаю забытые школьные тетради. Их подарила нам учительница в ту памятную минуту, когда проводила нас до ржаного поля.
В этих тетрадях наши большие и малые приключения, встречи и беседы, радости и горести — коротенькая, без-искусственно простая и потому особенно дорогая страница незабываемого детства.
Где вы теперь, дорогая наша учительница, что первой вместе с учебниками раскрыли перед нами былинную красу родного Владимирского края, неиссякаемые истоки благородной любви к великой и щедрой природными богатствами родной земле?! Где вы, друзья далекого детства, неизменные спутники лесного похода, с которыми связана и первая мальчишеская тайна, и первая проба на кулак, и первая торжественная клятва навечно любить эту землю?!
Ни одного нет рядом. И все-таки они снова со мной.
Листая тетради, я снова вижу своих друзей такими же, как и тридцать с лишним лет назад. Вижу, как, упрятавшись за кустом, лежа на игольчатой хвойной подстилке, пишет Ленька Зинцов свою «страшную» повесть в пяти частях, с предисловием и заключением, с обязательным указанием после нескольких строк: «Продолжение следует». Для него новая забава — на минуту, и вдоховенная фантазия — не больше чем на час. Пережил волнение сочинительства с огрызком карандаша в руке — и в сторону написанное. Уже явились другие спешные дела, другие по-своему неотложные заботы. Весь он живет новым влечением, новыми замыслами и затеями. Для него не существует «вчера», есть только «сегодня» и «завтра», когда можно и фантазировать заново и по новой фантазии действовать.