Месть убитой мухи - Селин Вадим. Страница 13

Задав в никуда этот вопрос, Люська пожала плечами и включила телевизор на музыкальном канале. А там как раз какая-то группа пела грустную песню.

— И ее изумрудные брови колосятся под знаком луны… — доносилось из динамиков.

— Не поняла… — протянула Люська и сделала звук погромче, вслушиваясь в слова песни. — Да нет, я не глухая, все правильно услышала… Господи… Я фигею! Да кто же может полюбить девушку с изумрудными бровями, то есть бровями густого зеленого цвета, которые в придачу к этому колосятся? Ужас… Она что, никогда их не выщипывала? «Колосятся»… Ммм… Если они колосятся, то тут ни один пинцет не поможет. А вообще в вопросах красоты никогда не надо мелочиться, девушка пусть сразу газонокосилку берет или комбайн. Фу! И кто может полюбить такого монстра? А почему ее брови исключительно при луне колосятся? Она что, оборотень?…

Пораженная внезапным открытием смысла песни, Люська переключила телевизор на другой канал, где круглые сутки рассказывали про животных.

— О, передача про свиней! — обрадовалась девчонка. — Это в сто раз лучше, чем девушка с колосистыми бровями!

Она села перед зеркалом и расчесала волосы. По плечам рассыпались изумительные белокурые локоны.

— Вот я всегда говорила, что кудрявые волосы смягчают несуразности, заложенные в моем генотипе, — проговорила Люська, не без удовольствия рассматривая себя в зеркале.

Потом она надела красивую юбку необычного серебряного цвета, кислотно-желтую маечку, вытерла тряпкой черные сабо, готовясь к выходу на свиданку, и вот дошло дело до самого главного — до выбора мохнатки.

Люська подошла к специальному шкафу, в котором висели только мохнатки, и распахнула дверцы, анализируя в уме, какую бы мохнаточку сегодня надеть, как вдруг… Ее аж подбросило.

— Мама дорогая, — пролепетала она, в ужасе отшатнувшись от абсолютно пустого шкафа. — А… это… где мои мохнаточки?… Где мои мохнаточки?… ГДЕ МОИ МОХНАТОЧКИ??? — заорала Люська.

Но кроме одиноко лежащего перышка на нижней полке, никакого намека на мохнаточки в шкафу не было.

У Люськи в который раз за сутки зашумело в ушах, в глазах потемнело, ноги подкосились, и она рухнула на кровать. Жизнь потеряла всяческий смысл.

— Кто-то спер мои мохнаточки, — сквозь слезы констатировала Люська. — Кто-то спер мои мохнаточки… Но кто? Какая гадина посмела это сделать?

И тут Люське стало очень не по себе. Ей показалось, что за ней кто-то следит, что она в комнате не одна, сделалось очень неуютно от осознания того, что совсем недавно кто-то посторонний был в ее квартире. А может, есть и сейчас.

Она вскочила с кровати и быстро промчалась по всем комнатам.

— Я одна, — с заметным облегчением сказала она потом. — Но где мои мохнатки?

В голове не укладывалось, куда могли деться ее прекрасные мохнатки. И почему именно мохнатки, а не учебник химии? — Эту потерю она перенесла бы гораздо легче.

— Без ножа режут, изверги, — всхлипнула Люська, вновь подходя к шкафу и в растерянности разглядывая пустые его недра. — Самое ценное отбирают. Самое ценное… Нет, я этого не вынесу.

Неожиданно ее залитые слезами глаза увидели в шкафу одну странность. Точнее, еще одну странность — какой-то листок, лежащий на деревянном дне.

Ничего не понимающая Люська нагнулась и подняла листок.

— Это же из моего блокнота, — удивленно произнесла она. — Как я могла его выронить?

Тут же она поняла, что никак не могла, ведь блокнот был настолько прикольным (в форме сердечка и пахнущий клубникой), что она даже листики из него не вырывала никогда, считая это кощунством. Так как же тогда здесь оказался явно вырванный из ее расчудесного блокнота листик? Вот загадки… Одна на другой.

— Кажется, тут что-то есть, — удивилась Люська, увидев сквозь листок очертания букв, написанных на обратной стороне красной гелевой ручкой.

Дрожащими от волнения пальцами она перевернула бумажку и прочла две строки, написанные кривым почерком (как будто человек, писавший записку, долгое время не практиковался в этом занятии):

«Поняла, дура?

Вот так-то! Ха!»

Записка выпала из Люськиных рук и плавно спланировала под письменный стол.

— Что за бред? — озадачилась девчонка, непонимающе хлопая накрашенными синей тушью ресницами. — Не пойму, что я должна понять? И не дура я, а умная. Очень. Таких умных еще поискать.

Люська залезла под стол в поисках записки.

— Блин, как тут пыльно, — поморщилась она и чихнула. — Не мешало бы мне полы в доме помыть, а не только по свиданкам да по кладбищам шастать.

Схватив послание неизвестного, она заварила чаю, с комфортом уселась в кресле и принялась уже с каким-то даже азартом анализировать содержание записки (может, удастся? — ведь текст песни проанализировала, и очень удачно).

— По-видимому, я должна была что-то понять, — сказала Люська сама себе. И уточнила: — Конечно же, если имеется в виду, что дура — я. Ладно, так уж и быть, допустим, дура — это я, значит, я должна что-то понять. С этим все ясно. Идем дальше. «Вот так-то». Что еще за «вот так-то»? Что — «так-то»? Как — «так»? Чушь какая-то, ей-богу… С этим ничего не ясно. Остается «Ха!» И снова не врублюсь — что еще за «Ха!»? Как это понимать? Честное слово, записку писали какие-то больные… Ни ума, ни фантазии. Блин, в мою квартиру проникли… Никогда не думала, что со мной может такое случиться.

Неожиданно ее как кипятком ошпарило (потом выяснилось, что это она себя чаем горячим облила):

— Ой! Гном! Он же мне советовал замки сменить! — Дальше мысли поперли, как если бы в них кинули дрожжи: — Да это же, наверно, мадам Джулия в квартиру влезла! Она же вчера меня домой притащила после того, как обчистила! Вероятно, она сделала копию моих ключей! А сегодня снова сюда приперлась и стащила мои мохнатки! Мои любимые мохнатки теперь у этой мадам Джулии!

Дальше Люська стала вспоминать, когда последний раз видела мохнатки:

— Так, вчера вечером, когда я собиралась на дэ рэ к Ирке, то брала из шкафа праздничное боа. Ага. И сегодня утром брала, перед тем как в салон теть Яди ехать. Значит, мадам Джулия в квартиру проникла в период с двенадцати дня до пяти вечера. Да… Ну и что? Разве это поможет мне вернуть мохнатки?

Люська посмотрела на часы. Стрелки показывали начало седьмого.

— Я опоздала на свидание, — вздохнула она. — Похоже, на мне и в самом деле венец безбрачия.

Неожиданно ее опять как кипятком ошпарило (на этот раз образно):

— Света! Управдомша! Она же по этажам лазила, вазочки ставила на подоконниках! Вдруг она что-то подозрительное видела?

Недолго думая, Люська вылетела из квартиры и заорала:

— Теть Света!! Вы еще тут?

— Я здесь! — раздалось откуда-то с верхних этажей.

Люська юркнула в домашние тапочки в форме крокодильей головы и помчалась наверх. Свету она увидела на седьмом этаже. Женщина украшала очередной самодельной вазочкой очередной подоконник.

— Теть Свет, я у вас кое-что спросить хотела! — возбужденно воскликнула Люська.

— У меня? — удивилась управдомша. — Ну, спрашивай.

— Теть Свет, вы не видели ничего подозрительного в период с двенадцати часов до пяти? Ну, то есть до моего возвращения, когда мы с вами на моем этаже встретились.

«Хоть бы что-то видела! — Люська мысленно скрестила пальцы. — Хоть бы одна зацепочка появилась!»

Управдомша кивнула и поправила хвойные ветки в вазочке.

— Ты имеешь в виду высокую мрачную фигуру, одетую в черное по такой-то жаре? Да к тому же сильно надушенную какими-то приторно-сладкими духами? Так вот, если ты имеешь в виду эту женщину, страшно худую, с черными-черными волосами, которые были собраны в хвост на затылке, с губами, накрашенными черной-черной помадой, с черными-черными глазами, подведенными черным-черным карандашом, черными-черными тенями, смуглую такую, жгучую брюнетку, держащую в руках длинный черный-черный зонт, своим видом очень напоминающий тетку, то да, видела. А что?

— Э-э-э… — только и смогла вымолвить Люська.