Дом, затерянный в снегах - Селин Вадим. Страница 14

Антон с завидным упорством схватился за ручку еще раз, теперь сбоку, и повернул ее. Дверь открылась. Но вместо занесенного снегом крыльца мы увидели кирпичную кладку, покрытую инеем. Я различил на нем замерзший отпечаток моей ладони, оставшийся еще с тех пор, как я прикасался к кирпичам.

– Ха-ха-ха! – смеялась Соня. – Ха-ха-ха! Глупые! Ха-ха-ха-а-а!

Мумия куда-то исчезла. Мы втроем стояли в коридоре и смотрели друг на друга. Все поняли, что Соня просто в очередной раз «подшутила» над нами.

– Тебе надо рану перевязать, – сказал Алик.

– Не надо, – покачал головой Антон. – Смотри, кровь уже не течет.

Он показал свою ладонь. Кровь не только не текла, но и раны тоже не было.

Мы молчали.

Я чувствовал, что больше этого не вынесу. Голова гудела, хотелось спать, странные события до ужаса надоели.

Я мечтал о чашке горячего сладкого чая с лимоном. О своей комнате. О теплом пледе. Представлял, как сижу возле окна и смотрю на улицу. На подоконнике стоит чашка чая, мои ноги в вязаных шерстяных носках прижаты к горячим батареям, мне тепло и уютно. За окном ходят люди, на них падает снег, я улыбаюсь, встаю и ложусь на кровать. Накрываюсь пледом и беру в руки приключенческую книжку...

– Чего ты лыбишься? – в мои грезы ворвался голос Алика.

Мечта разорвалась на клочки.

– Домой хочу... – прохныкал я.

– Все хотят. Надо что-то придумать.

– А что тут придумаешь? – усмехнулся Антон.

– Эту Соньку как-то перехитрить можно, надуть...

– Если бы все было так просто...

– Что-то мне не верится, что это все по правде со мной происходит, – невпопад сказал я. – Мумии, замурованные двери с окнами... Может, это сон?

– Никакой это не сон, – категорично заявил Алик. – Среднестатистический сон минут десять-пятнадцать снится, а это уже часов пять творится.

– А во сне нет чувства времени, – заступился за мою версию Антон.

Я победоносно взглянул на Алика.

– Хватит лясы точить. Наверх идем, – сказал он.

– Ну уж нет! – закричал Антон, как ошпаренный. – Наверх я больше ни ногой. Я там, знаете, сколько просидел?

– Знаем, – ответил я.

– Кстати, а какой сейчас год? – встрепенулся Антон.

Пришлось его разочаровать:

– Все, как ты сказал. Твоя камера работает без перебоев.

Мы с Аликом все ему рассказали: и что танцы его видели, и что пытались ударить его неоднократно, сказали также и то, что присутствовали при записи видеописьма.

– Ну, дела... – протянул Антон. – И вы не могли ко мне прикоснуться?

– Да, не могли.

– А ну-ка, – Антон взял и дотронулся до моего плеча. Потом до Аликова. У него получилось. Потом до него дотронулись мы. Тоже успешно. Значит, мы втроем не привидения. Хоть это радует.

Никакой кульминации в этой странной истории нет. Потому что все, что я рассказываю, – правда. Это только в книжках бывает вступление, завязка, кульминация, развязка. А это – жизнь. А жизнь не всегда следует четко выстроенной схеме. Так случилось и с нами. «Вступление» – было, «завязка» – тоже, а «кульминации»... нет. В смысле – на дом не нападала стая демонов, и не оказалось, что он стоит на месте прохода в ад, мы ни с кем не сражались, и вообще больше никаких приключений не было.

Просто Соня (в обличии живого человека) чинно спустилась по лестнице на первый этаж и, вздохнув, попросила:

– Пожалуйста, присядьте.

Она указала на тот старинный диван, о котором я уже не раз упоминал.

– Зачем это? – тут же вскинулся Алик. – Не хотим мы Бетховена твоего слушать. Лучше бы отпустила нас.

– Я вас отпущу. Вы только присядьте.

– Ага! Еще чего! Не слушайте ее, братаны, – посоветовал нам Антон. – Это очередной ее прикол. Мы сейчас сядем на диван, а он или взорвется, или еще какая-нибудь фишка в нем окажется.

– Ничего такого не будет. Я вам обещаю. – Соня была серьезна, как никогда. – Давайте поторопимся, у нас не так уж много времени.

Именно эта ее серьезность подействовала на нас убеждающе, и мы все-таки осторожно, но сели на диван. И действительно – тот не взорвался. С ним ничего не случилось. Правда, диван сильно скрипел, но, по крайней мере, скрип не опасен для жизни.

Соня села на кресло и окинула каждого из нас внимательным взглядом.

В такой вот милой обстановке и начался разговор.

– Хотите чаю? – спросила Соня.

Я не поверил своим ушам.

– Чаю? – переспросил я.

– Да, чаю, – подтвердила Соня. – Но вам придется растопить печь.

– Фу, что за Средневековье, – поморщился Алик.

Соня улыбнулась:

– Ты, Алик, сам не знаешь, какую значимую вещь сказал.

Алик заметно занервничал, заерзал на диване, напрягся:

– А что я такого сказал?

– Ну, про печь.

– Не понимаю...

– А сейчас поймешь, не гони лошадей. Так чаю хотите?

– Не надо! – отказался Антон. – Я уверен, что он будет с ядом.

– Не будет. Я обещаю, – сказала Соня.

А я взял и поверил ей:

– Я буду чай. Показывай, как печь растапливать. Только что-то кухни в этом доме я не заметил.

– Пойдем покажу. – Соня встала с кресла и направилась в сторону кладовки.

– Не нравится мне это, – бормотал Антон, вставая с дивана и двигаясь следом за нами.

Мы дошли до кладовки и увидели еще одну дверь, которой прежде не было. Соня открыла ее, и мы оказались на такой же заиндевевшей кухне, как и весь дом.

Столы, стулья, а в углу – дровяная печь. Рядом с печью в ящике лежали поленья.

– Мама всегда говорила, что если в доме есть мужчина, то печь должен растапливать он, а если в доме, кроме женщины, никого нет, то огонь приходится ей разжигать, – промолвила Соня. – Мама уверяла, что лучше всего огонь может мужчина развести, огонь только мужчинам подчиняется, а над женщинами он смеется, – то за веник ухватится, то за одежду.

– Как интересно, – искренне произнес я.

Когда мы развели огонь, вскипятили воду и заварили чай, то вернулись в гостиную и расселись на прежние места. Сначала чай пили только мы с Соней. Вопреки предположению Антона, я не отравился. Тогда, глядя на меня, живого и невредимого, Антон с Аликом тоже налили себе по чашечке.

Сбылась моя мечта – я пил горячий сладкий чай.

– Дом умер сто лет назад, – обыденно сказала Соня. – Вы знаете, почему слышите этот бесконечный звук «з-з-з-з-з»?

– Нет!

– Я объясню. В момент его смерти как раз была повреждена электрическая проводка, и провода стали вот так вот жужжать. В момент появления дома все повторяется: и это «з-з-з-з-з», и сумасшедший снегопад, и... страшный холод в доме. В ту зиму было очень холодно. А летом в тот год мы перешли на паровое отопление, – со значением и гордостью сообщила Соня. – Что-то там с отоплением случилось, и дом моментально замерз. Я как раз тогда уже лежала... Растопить печь мы не могли, так как дом умер. Да и незачем уже было. Все повторяется. Раз в год – в ночь Нового года дом появляется на этом месте, а на рассвете исчезает...

– Но почему? – завопил Антон. – Почему?! Что тут такого случилось, из-за чего умер дом? Что?

Соня пожала плечами и просто промолвила:

– Я умерла. Я умерла в ночь на Новый год. Я болела, простудилась. У меня был жар. Меня не смогли спасти, и ночью я умерла. К тому времени мы с мамой жили вдвоем, без папы. Он служил в царской армии и погиб на дуэли. Мы были богаты. Смогли провести паровое отопление и электричество. И в ночь моей смерти оно почему-то сломалось... Сначала электричество, а потом отопление.

– Ты это уже говорила, – напомнил Алик.

– А, ну да... – несколько рассеянно произнесла Соня, погруженная в воспоминания вековой давности. – Я умерла. Как раз пробило без четверти двенадцать. У моей мамы больше никого не было, и она... она... она очень меня любила. Она всегда говорила, что если со мной что-то случится, то она тоже умрет... И она...

– Умерла? – подсказал я. Мой голос был отчего-то осипшим.