Песенка профессора Сурдинки
из того же мюзикла
Был я не подарочек в детстве золотом:
Клады вечно я искал в стенах с долотом,
Делал не однажды я жгут из простыней,
Чтобы из Бастилии выручить друзей.
Но с годами понял я: повзрослеть пора
И попал заслуженно я в профессора,
Понял математику, понял сопромат,
Словари от А до Я выучил подряд.
Одного я, граждане, не могу понять:
Почему профессору мяч нельзя гонять?
Отчего не принято лезть на карусель,
Если носишь ты очки, шляпу и портфель?..
V. ФИГИ В КАРМАНЕ
Я первым понял…
* * *
Во времена Брежнева-Андропова свобода слова ютилась на кухне.
Здесь поздними вечерами в кругу друзей рассказывали анекдоты, за которые можно было схлопотать срок, и вообще вольнодумствовали. Почему на кухне? Потому что в комнате были дети, старики и, как предполагалось, подслушивающие устройства…
Этот наш протест против режима был именно фигой в кармане, за порог он, как правило, не выходил. Об этом, а также о строительстве коммунизма сложилось у меня в 1981 году стихотворение. Читал я его, конечно же, на кухне близким друзьям…
* * *
Я первым понял: ничего не будет,
в проекте корабля полно муры!
Но если дружно вкалывают люди,
то разве можно выйти из игры?
Мы верили седому капитану,—
он обещал за морем хлеб и кров,—
и на руках не заживали раны
от каменных тяжелых топоров.
Корабль рос. Леса вокруг редели.
Три мачты протыкали облака.
Мы постоянно были все при деле,
никто не ныл, никто не нарекал.
Мы верили, как богу, капитану,
наращивая мачты корабля.
Мы верили: за морем, за туманом
нас примет благодатная земля.
Был наш корабль огромен и нестроен,
но нам, голодным, было не до мод
Нас волновало: сверху недостроен,
а снизу уже просится в ремонт…
Один шепнул: «Давно нам в путь пора бы».
Ему закрыли дерзкие уста!
И понял я: мы строим не корабль,
живому богу строим пьедестал.
Я бунтовал бесшумно и незримо
И СЛАВИЛ КАПИТАНОВЫ ДЕЛА!
Наверно, кровь рабов покорных Рима
во мне благонамеренно текла.
А капитан глядел поверх туманов
и обещал покорным хлеб и кров,
и на руках не заживали раны
от каменных тяжелых топоров.
Идут войска…
* * *
А это — отклик на ввод советских войск в Чехословакию в августе 1968 года. Несколько смельчаков в Москве вышли тогда в знак протеста на Красную площадь (и были схвачены спустя несколько минут), а очень и очень многим все это было… я хотел сказать «по барабану» — нет! Они переживали, что из-за чехословацких событий советским футбольным командам был объявлен бойкот в европейских состязаниях…
Люди моего круга были потрясены насилием над «пражской весной»: ведь она давала нам последнюю, наивную надежду на «социализм с человеческим лицом». Мы возмущались и страдали — «бесшумно и незримо».
Вот характерный продукт этого невидимого миру бунта — стихи, написанные мной 21 августа 1968 года.
* * *
Идут войска, идут войска,
И сапоги стучат в висках,
Колоть готовятся штыки,
А ты — беги, беги, беги!
Беги вдоль бровки за мячом,
Толкай соперника плечом,
Беги от «быть или не быть?» —
Твоя забота: «бить — не бить».
Под дикий рев разверстых ртов
Пробить в «девятку» ты готов,
Под дикий рев солдатских ртов
Там, за горами, льется кровь.
Вратарь и ловок, и горяч —
Он грудью бросился на мяч —
Чья грудь штыкам заступит путь?
Да чья-нибудь, да чья-нибудь!
От крика рук, от крика глаз
Бегу уже в который раз
В футбол, рыбалку, преферанс —
Я «пас», ты «пас», он тоже «пас»!
Но чем быстрее я бегу,
Тем легче топать сапогу,
Тем громче слышится вдали
Команда «пли!», команда «пли!..»
VI. ДЕТСКАЯ КОМНАТА
Стихи и песенки из повести
«Митя Метелкин в Стране Синих Роз»
Песенка Паровозика Чип-Чип
На полянке белый гриб,
Чипу-чипу-чипу-чип!
А зимою — белый пух,
Чипу-чипу-чух-чух-чух!
На кусте ворона: «Кар-р!»,
Я пускаю белый пар —
Чипу-чипу-тра-та-та —
Ни вороны, ни куста!
Песенка Желательного Трамвая
Я Желательный Трамвай,
Мне желанье задавай!
Пожелай ведро компота
И живого бегемота —
И получишь: я волшебник,
Я ни капли не шучу!
Хочешь быть большого роста?
Прыгать с мОста? Или просто
Я тебя две остановки
Без билета прокачу!