Аксель, Кри и Белая Маска - Саксон Леонид. Страница 14
Ночь прошла спокойно. Но едва первые лучи южного рассвета проникли в полуоткрытое окно Акселя, он проснулся. И, сонно уткнувшись носом в подушку, поймал себя на каком-то странном ритмичном похмыкивании. Он даже чуть-чуть водил кончиком носа по подушке, чтобы поймать в полусне этот приятный, всё время ускользающий от сознания ритм.
(Может, и стоило бы передать примерещившуюся Акселю мелодию нотами, но я надеюсь, что ты, читатель, как и я, не отбывал срок в музыкальной школе, и нот не знаешь. Попробуем изобрести что-нибудь поновей и получше — к примеру, нашу собственную «ХМ-ХМ-звукопись», где ускорение ритма передаётся отсутствием дефисов, заметные паузы — с помощью тире, а сверхдлинные…наверное, многоточием! Теперь представь себе невидимую, но быструю и очень умелую гитару, и у нас с тобой получится примерно вот что: «Хм-хм — хм-хм…хмхмхмхм-хмхм…хмхмхмхмхмхмхм-хмхм…хмхмхмхм-хмхм!» Но если тебе моё изобретение сложно, напой взамен любую другую приятную мелодию — это она и будет).
Окончательно проснувшись, Аксель в одних плавках выскочил из постели, зашлёпал босыми ногами к окну и осторожно, не отдёргивая цветастой шторы, выглянул наружу. Его окончательно не проснувшимся ещё глазам предстало удивительное зрелище!
Выше упоминалось, что из акселева окна открывался вид на внутренний дворик, пока ещё погружённый в тень и прохладу. Так вот, сейчас это был уже не просто дворик — это была сцена, а ещё точнее — танцплощадка. И отплясывал на ней не кто иной, как уже известный нам Жоан — в расшитой стеклярусом безрукавке и шортах, тёмной широкополой испанской шляпе и, как ни странно, в лаковых чёрных туфлях. Видно, эти плохо разношенные туфли доставляли ему немало проблем. Вдобавок он был изрядный увалень, и это, безусловно, злило того, кто им командовал. А вот кто им командовал, Аксель разглядел не сразу — ему мешал фонтан. К тому же вниманием мальчика вначале полностью завладели его вчерашний недруг и небольшой магнитофон, стоящий у самой воды, из которого неслись звуки гитары. Правда, еле слышная музыка вряд ли могла кого-то разбудить…но, может, в комнате Акселя существовал какой-то акустический эффект, связанный с двориком, а скорей всего причиной его пробуждения был просто тревожный сон.
Итак, существо, командовавшее Жоаном, пока не приближалось к нему вплотную, а ходило там, за фонтаном, по одной линии — взад и вперёд упругой походкой. Вперёд оно почти бежало, назад — возвращалось шагом, и Жоан (Аксель только сейчас это понял) должен был зеркально копировать его движения. Но если существо двигалось легко и изящно, как выбегающая из-за театрального занавеса балерина, то неуклюжий оболтус топал вперёд, задирая коленки, словно догоняющий мяч футболист.
Наконец существо потеряло терпение, подбежало к Жоану и, казалось, было готово влепить ему оплеуху. Он даже отдёрнул в страхе голову. Но его только дёрнули за нос и гневно крикнули:
— Будешь ты стараться или нет, чёртово отродье?!
— Тихо! — прошипел он, озираясь (Аксель даже чуть отодвинулся от шторы). — Жильцы проснутся — сраму не оберёшься…
Голос у Жоана был чуть выше, чем у сеньоры Мирамар, но такой же хриплый, и чувствовалось, что говорит он нечасто.
— Конечно, не оберёшься, на тебя глядя, — фыркнула стоящая перед ним босая девочка лет одиннадцати-двенадцати, в простеньком ситцевом платье до колен. Желтовато-смуглый цвет её кожи напомнил Акселю вчерашние абрикосы. Очень тоненькая и стройная, она уверенной осанкой немного походила на Дженни, но была чуть пониже и гораздо красивее. И её более светлые, чем у Дженни, каштановые волосы не были собраны в «конский хвост», а свободно падали чуть ли не до талии. — Агапито — и тот ловчее тебя! — ехидно прибавила она.
— Ну и танцуй тогда с ним, — огрызнулся Жоан нагло-трусливым тоном, и тут же вновь опасливо дёрнулся. Девочка насмешливо подбоченилась.
— Я буду танцевать с ТОБОЙ, балбес! Каждое утро, пока ты не научишься. Понял? Начали!
— Слушай, Пепа, пошли в лес, — загундосил её кавалер, вновь озираясь, и на сей раз — именно на окно Акселя. — Тот белобрысый хвощ, что вчера приехал, — немец, а они рано встают…
(«Я — белобрысый хвощ? — подумал Аксель. — Ну погоди у меня, чёртово отродье! А вообще — что всё это значит?» И он вновь напряг слух).
— В лес? Это мы уже проходили, — отрезала Пепа. — Нет уж, голубчик, хватит!
— А…почему не на заднем дворе?
— Потому что вот там-то нас увидит кто хочешь, и туда выходят окна двух жильцов, а не одного…Ну, шевелись, будет трепаться!
«Она говорит про окна Кри и папы, — сообразил Аксель. — Правда, окно Кри — не у самого торца, но часть заднего двора оттуда видно…А почему они не боятся, что их заметит лорд? У него же, наверное, бессонница…» И он перевёл взгляд на закрытые ставни первого этажа, скрывавшие, как Аксель уже знал, красивые мозаичные стёкла. За ставнями царило мёртвое молчание.
Тем временем Жоан подчинился, и дрессировка началась снова. Сперва Аксель злорадно наблюдал за мучениями этого тупицы, но затем его внимание полностью переключилось на Пепу. Девочка обладала железным упорством и постепенно вытягивала из Жоана то, что ей было нужно. Нужно же ей было, чтобы оба танцора выбегали один другому навстречу, а потом, словно только что заметив друг друга, сближались осторожными кругами. Они разучивали какой-то сложный, красивый и быстрый танец, и Пепа постепенно исполнила его весь, хотя Жоан кое-как управился разве что с началом. Видимо, учительница готовила увальня к дальнейшему и была права — его движения становились всё чётче. Сама же Пепа танцевала без малейшего усилия и с явным удовольствием — а Аксель с не меньшим удовольствием следил за ней, незаметно для себя мурлыкая под гитару и тоже слегка покачиваясь. Под конец урока девочка уже быстро кружилась вместе с Жоаном на расстоянии полусогнутой руки, поворачиваясь к нему то лицом, то спиной, то чуть запрокидываясь назад, а иногда беря его за обе руки сразу или за талию — и её босые ступни так и летали по булыжнику. Если б бестолковый партнёр умел точно скопировать Пепин полёт хотя бы ногами, Аксель нашёл бы, что видит настоящее чудо — но пока Жоан всё портил. И ни разу — что тайный зритель отметил для себя с каким-то неосознанным удовольствием — Пепа не прижалась к Жоану вплотную по-настоящему: то ли этого не требовал танец, то ли неумелый оболтус нравился ей не больше, чем Акселю…
Но прошло полчаса, и чудо кончилось.
— Иди на кухню, — бросила девочка, резко повернулась и, не взглянув больше на Жоана, скрылась в доме. Тот, свесив руки и глядя ей вслед, постоял минутку, забрал магнитофон, а затем угрюмо поплёлся куда велено, оглянувшись на акселево окно.
Тут только Аксель очнулся, обнаружив себя у окна в пляжном виде. Ему даже стало чуть зябко в прохладной комнате от такой долгой неподвижности. Он торопливо оделся, умылся и приготовился к визиту на настоящий пляж, но перед глазами у него всё время кружились Жоан и Пепа, и звучала навязчивая гитарная музыка. За завтраком он был очень рассеян, что сразу же заметила Кри и спросила, всё ли с ним в порядке. Прежде она либо не заметила бы, либо не спросила — и это был хороший знак: видно, перемена обстановки впрямь пошла ей на пользу.
— Да, да…Всё отлично, — ответил Аксель, пробуя зачерпнуть еду салфеткой. Он то и дело высматривал, не покажется ли утренняя девочка, но её нигде не было видно. Зато после завтрака под навесом появился Жоан Чёртово Отродье, нагло оглядел всех, и особенно Акселя, и, подняв верхнюю губу, издал гундосое «Йэ-э-эп!» А, убирая посуду, то ли случайно, то ли нет, опрокинул Акселю на шорты стакан с недопитым кофе.
— Осторожней, — процедил Аксель, сузив глаза, но Жоан только хрюкнул, даже не подумав извиниться.
— Сеньора Мирамар… — добродушно начал какую-то фразу Детлеф, и Аксель с удовольствием заметил, как его обидчик вздрогнул и резко оглянулся. Должно быть, знал, что за такое обхождение с гостями по головке его не погладят! К счастью для него, хозяйка ещё не появилась. Акселю даже на секунду стало жаль этого всеми понукаемого прислужника. Но вообще-то Жоан не выглядел ни перетрудившимся, ни недокормленным, и Аксель пообещал себе, что гости гостями, а следующая выходка этому разноглазому с рук не сойдёт.