Сказки для Саши - Розовский Марк Григорьевич. Страница 13
ДВА ПАЛАЧА
В одной никому неизвестной стране жили два палача. Один вешал, другой рубил головы.
Работали они через день в одну смену без выходных, ибо в той никому неизвестной стране казнить надо было безостановочно. Это, можно сказать, были будни. А само слово «воскресение» из недели было вычеркнуто как несоответствующее действительности.
И всё бы шло хорошо в этой стране – день за днём, казнь за казнью, кабы палачи были одинаковые, похожие друг на друга. Ан нет!
Один был палач, как палач, вполне нормальный профессиональный убийца. А другой был добрый и совестливый. Ну, в общем, не такой, как все палачи.
Вот этот второй палач как придёт домой после смены, сразу начинает мучиться и терзаться:
– Ох, и зачем я это сегодня сделал?..
Жена спрашивает:
– Что, дорогой?
А дорогой отвечает:
– По шее… топором… человеку…
Жена говорит:
– Да ведь он же преступник небось?..
– Да, – говорит палач, – конечно, преступник… Но прежде всего он ведь ещё и человек…
И плачет. И рыдает. Настоящими, представьте, слезами. Потому что этому палачу ничто человеческое не чуждо.
В другой раз жена ему говорит:
– Кончай плакать и рыдать. Если ты такой добрый, уходи со своей работы, меняй профессию и живи спокойно…
– Нет, – говорит палач. – Не могу. Я свою работу люблю. Мне моя профессия нравится. Только…
– Только что? – спрашивает жена и смеётся.
– Только, – говорит палач, – крови много. А я крови совсем не переношу. И ещё меня тошнить начинает, когда я вижу, как обезглавленное тело дёргается.
– А как оно дёргается?..
– А так. Сначала резко, потом меньше, потом уж и совсем затихает и уже не вздрагивает… Ты себе не представляешь, дорогая, до чего это гадкая картина. Я прямо волнуюсь. Переживаю страшно. Смотреть противно, честное слово… – Почему не представляю?.. Очень даже хорошо представляю, – говорит жена. – Я всё же кто?.. Жена палача!.. Знала, за кого выходила.
Палач вздыхает:
– Да, но ведь я только исполняю свой долг. Я честный. А ведь на моём месте служит ещё мой напарник, которому абсолютно всё равно, который равнодушен в своей жестокости, а я больше всего ненавижу это страшное равнодушие. Ты знаешь, как он намыливает верёвку?
– Как?
– Совершенно равнодушно. Он и вешает людей, не глядя кого. Не интересуясь их личностями, их индивидуальностями… Совершенно не зная их биографий. Ужасно!..
Жена говорит:
– А может быть, вам поменяться?.. Ты в его смену, а он – в твою… Ты пойдешь вешать, а он – рубить… В конце концов в любом деле надо уметь находить прелесть в разнообразии…
– Нет, – отвечает палач. – Его работа не по мне. Требует силы воли. А у меня её нет. Я рубанул – и всё. А тут надо и петлю делать, и табуретку ногой вышибать. Да и многие жертвы обделываются в процессе – запах плохой. Я не выношу плохих запахов.
– Да!.. Ты нежный!.. Ты тонкий! Ты мой дорогой!..
Так они разговаривали бесконечно долго, пока вдруг… ох, это вдруг – вечно означает что-то неожиданное!.. Вдруг вышел приказ: первого палача перевести на отрубание, а второго на повешение.
Приходит с работы наш палач (это раньше он был вторым, а теперь, значит, он стал первым), и жена его спрашивает:
– Ну, как?..
– Чево?
– Как тебе сегодня работалось?
– Да ничего, – говорит, – особенного.
Жена удивилась его равнодушию.
– Ну, ты… хоть повесил его?
– Кого?
– Да человека… человека сегодняшнего.
– Преступника?.. Конечно, повесил. Почему бы мне его не повесить.
– И веревку намылил?
– Намылил.
– И табуретку выбил?
– А как же. Всё сделал, как положено.
– И что?
– И ничего.
Жена успокоилась и говорит:
– Ну, и слава богу.
Прошло с того дня много лет. Вдруг стук в дверь, вбегает напарник, хватает жену палача и тащит её казнить. А первый палач абсолютно равнодушен. Он знал, что в этой никому неизвестной стране они со сменщиком уже переказнили всех, кого только можно было. И вот, стало быть, очередь до его жены дошла. Жена кричит:
– Заступись, идол!.. Он же мне сейчас голову отрубит.
А тот с твердокаменным лицом ей отвечает:
– Ну и пусть. Скажи спасибо, дорогая, что сегодня не моя смена, а то бы я тебя собственноручно повесил… В общем, отрубил напарник голову жене первого, бывшего второго палача и, конечно, страдает на своём месте:
– Ох, чёрт дери, до чего же я дошёл… До чего опустился, что жену своего ближайшего коллеги уничтожил… Столько крови!.. Что же теперь будет?
– А ничего особенного, – говорит ему его сменщик. – Теперь моя смена. И я буду тебя вешать…
– То есть как?! – испугался палач. Очень он был нервный в последнее время. Все ныл и переживал.
– А так. Остались только мы с тобой в этой проклятой никому неизвестной стране. Всех остальных уже переказнили. И тебя повесить – мой профессиональный долг.
Сказано – сделано. На следующий день повесил палач палача.
И вот один-одинёшенек идёт с работы и думает:
– Как хорошо, что я когда-то с рубки голов на повешение перешёл. Всё-таки повезло мне в этой жизни. Ох, повезло!..
ХМЫРИ
Решили хмыри друг друга обсудить. Собрались на своё общее собрание и начали выступать. Один хмырь говорит:
– Знаю я одного хмыря. Так вот: он на хмыря не похож. Что будем делать, товарищи?
– Предлагаю этого хмыря проверить, насколько он действительно наш. Если окажется таким же хмырём, как мы, – хорошо. А если не окажется…
– То что?
– Тогда примем меры. Найдем управу на любого хмыря.
Сказано – сделано. Стали делать проверку. Все хмыри явились чистенькие, бритенькие, в белых рубашечках и галстучках. И все на одно лицо, не отличишь, какой хмырь – действительно хмырь, а какой только хмырём притворяется.
Начали задавать вопросы друг другу:
– Вот вы… пожалуйста… расскажите о себе.
– Я хмырь такого-то года рождения, – начал рассказывать один хмырь. – Мои родители – настоящие хмыри, каких уже мало осталось… Но я как был хмырём, так хмырём и буду!.. Так хмырём и помру!.. Если, конечно, вы мне доверяете. – И начал показывать свои ордена, медали и нагрудные знаки.
– Доверяем. Тебе доверяем! – закричали хмыри из комиссии по проверке. – Эй, ты, хмырь! – кричат далее. – А ну-ка ты… давай-ка… разденься…
– А зачем? – спрашивает хмырь, которому бы надо отвечать, а не спрашивать.
– Посмотрим, что там у тебя есть, а чего, может, нет.
– У меня все, что надо, есть, – отвечает, наконец, тот, у которого спрашивают.
И показывает другим хмырям то, что надо.
Те смотрят. Можно сказать, любуются. Вдруг Председатель Проверочной Комиссии шепчет:
– Вот он, вот…
И глазами своими вращает.
– И что?
– А то… не видите разве?.. У этого хмыря всё совсем по-другому…
– Как же по-другому, когда у меня так же, как у всех.
– Нн-нет, – говорит Председатель. – Не так же… У тебя, у хмыря у этакого, конструкция совершенно другая. Принесите типовые чертежи!
Принесли типовые чертежи конструкции. Начали сверять с оригиналом. Смотрят: ну, действительно, есть кое-какие расхождения.
Так что не всякий хмырь – это тот самый хмырь, который имеет право называться хмырём. Иной хмырь звания хмыря даже недостоин.
Вот с такими хмырями и живём. Как живём? Обыкновенно как. Как хмыри.
