Клинки чужого мира - Райтер Мартин. Страница 36

Слева от Плюнькиса лежали копье с длинным четырехгранным наконечником и богато расписанный щит, справа - меч, обернутый ярко-синей тканью, и бронзовый шлем.

Неподалеку от лодки на земле лежали несколько камней, покрытых резьбой и яркой росписью.

- Камни Памяти, - шепотом объяснил Дольгтвари, заметив взгляд Генриха. - У нас, у гномов, принято вырезать их в память о друге. Вон тот камень, покрытый синей, желтой и красной краской, сделал Ильвис. Они были с Плюнькисом большие друзья…

Дольгтвари хотел еще что-то сказать, но поспешно отступил, заметив Ильвиса.

Глава XXX! ПРОКЛЯТИЕ МЬЕДВИТНИРА

Благодарю вас от имени всех собравшихся, господин Генрих и господин Олаф, - сказал Ильвис, приблизившись. - Мы уже совершили обряд прощания, теперь можете проститься с героем и вы.

Гном осторожно отступил, внимательно наблюдая за гостями.

- В корабле лежит тело Плюнькиса, - шепнул Генрих Олафу. - А вокруг нас стоят десятки древне-рожденных. Мы должны проститься со стариком… А так как обычаев я не знаю, будем прощаться с погибшим так, как прощались бы с человеком.

Под сотнями настороженных взглядов Генрих и Олаф опустились каждый на одно колено и, наклонив головы, замерли в молчании. По рядам древнерожденных пролетел одобрительный шепот.

Выждав паузу, Генрих поднялся.

- Он стал одним из тех, чье мужество спасло Регенсдорф, - обратился он на «эхте» к собравшимся. - Плюнькис не родился солдатом, но умер как солдат. Он мечтал о подвигах и стал героем… Для меня большая честь помнить о том, что в трудный час битвы мы с Плюнькисом сражались плечом к плечу…

Мне больно от того, что Плюнькис умер… Но я понимаю, что это было его правом, его выбором. И уж если пробил его час, так я скажу вам вот что: более достойной смерти и желать нельзя. Плюнькис жил тихо и незаметно, но его смерть воздала ему заслуженные по чести. Это прекрасная смерть - умереть, защищая дома и семьи друзей…

Генрих снял с себя куртку, подошел к Плюнькису и накрыл старичка. По поляне пронесся одобрительный шум.

- Что ты говорил? - спросил Олаф. - Я ничего не понял.

- Что думал, то и сказал, - ответил Генрих. - Потом расскажу, сейчас не время.

Гном Ильвис подступил к Генриху, протянул ему зажженный факел. Ветер слабо колыхал пламя. Маленький Фунькис поднялся на ноги, с несчастным видом попятился от погребального костра. Рыцарь его королевского величества принял факел, поднес его к хворосту и замер, склонив голову.

Жадное пламя накинулось на сухие ветки, поползло к дракару. А когда желто-синие языки опалили борта лодки, зазвучала песня. Из толпы выскочил колдун в шубе из перьев, с бубном и посохом. Взглянув на колдуна, Генриха отметил, что хотя одеяния на нем те же, что носил во время битвы Мьедвитнир, это был не Мьедвитнир. Над поляной звенел молодой, незнакомый Генриху голос.

Колдун приблизился к костру, несколько раз взмахнул посохом. Сучковатая палка в его руке размякла, повисла, точно веревка. Но вот колдун что-то выкрикнул, и веревка превратилась в молот. Колдун закружился на месте, поворачиваясь к огню то спиной, то лицом. Время от времени он с силой ударял молотом по языкам пламени, и - странное дело - пламя от этих ударов испуганно пригибалось к земле, шарахалось в стороны.

Песня звучала громче, ритм ускорялся. Пламя больше не лизало хворост - оно с гулом било ввысь, как будто в нем пробудился внезапный, сильный голод, как будто молот колдуна придавал ему какую-то мистическую силу, словно кузнечные меха. Гном-колдун внезапным прыжком оказался в центре пожарища и замер, вознеся к небу руки. Генрих поежился. Ему показалось, что сейчас песню сменит полный боли крик, а колдун превратится в живой факел. Но он ошибся - пламя не тронуло колдуна. Оно даже не обожгло перьев на его шубе.

Несколько долгих минут пребывал колдун в объятиях пламени. Наконец он прогнулся, занес молот еще дальше за спину, а потом нанес последний, могучий удар. Тысячи жарких искр взметнулись к небу, скрыв колдуна. На глазах Генриха красные огоньки выстроились в яркую тонкую нить, исчезающую в черноте неба. Охваченный пламенем дракар дрогнул, покачнулся и поднялся над костром. Какое-то время он покачивался, словно под ним перекатывались морские волны, а затем стал подниматься выше и выше. Огненная нить зазвенела, точно гитарная струна, и лодка в одну секунду исчезла. В темном небе сверкнула и погасла звезда, пламя костра улеглось у ног колдуна, точно пес.

- Боги приняли к себе Плюнькиса, - с облегчением произнес Ильвис. - Мы не очень-то в это верили, ведь старик не был гномом…

Песня смолкла; покачиваясь от слабости, колдун выбрался из костра. Молот в его руке превратился в посох - устало опершись на него, гном повернул голову к лесу и замер в терпеливом ожидании.

Совершенно не понимая, что происходит, Генрих проследил за взглядом колдуна. Он увидел, что древне-рожденные расступились, образовав широкий проход, по которому брел в сторону погребального костра некто в черном плаще, с накинутым на голову капюшоном.

- Бедняга Мьедвитнир, - вздохнул Ильвис.

- Без привычной шубы из перьев его не узнать, - сказал Генрих. - Славный старик. Он нам очень помог в час битвы.

Гном Ильвис кивнул:

- Мьедвитнир часто выручал нас из беды. Без него будет тяжело, но он успел многому обучить Трора, и сегодня Трор выдержал испытание.

- Мьедвитнир решил уйти на покой? - Генрих с удивлением заметил, что древнерожденные отодвигаются от старика, будто от прокаженного.

- Нет, он уходит навсегда, - ответил Ильвис.

. Старый колдун вышел к костру. Он откинул капюшон: волосы на его голове и борода были обриты, отчего годы особенно явно проступали на сухом морщинистом лице.

- Как странно видеть гнома без бороды… - пробормотал Генрих.

Ильвис промолчал.

Мьедвитнир снял с шеи ожерелье с талисманами, бросил его в костер - пламя коротко взметнулось, приняло дар. Вслед за бусами в костер полетели чучело крысы, какие-то мешочки, камни. Освободившись от магических предметов, старый колдун повернулся к древнерожденным, поклонился в одну сторону, другую, третью, четвертую. Никто не произнес ни звука, но Мьедвитнира, похоже, это не удивляло. Он повернулся к Трору, приветствовал его коротким кивком и, не дожидаясь ответного приветствия, посмотрел на Генриха.

Долгий странный взгляд… Полный то ли раскаяния, то ли испуга - так смотрит на хозяина, умоляя о снисхождении, провинившийся пес. Генрих смутился. Он не мог понять, отчего старик так глядит на него, чего ждет, о чем просит… Пока он в нерешительности колебался, колдун Мьедвитнир сделал к нему шаг, другой, третий… За спиной Генриха шумно задышал Ильвис.

- Ты что? - растерянно пробормотал Генрих. - Чего ты хочешь?…

Старый колдун ничего не ответил. Он как-то несмело, будто опасаясь, что мальчик сейчас отскочит от него, приложил руку к раненой ноге Генриха, закрыл глаза.

- Мьедвитнир, ты преступаешь закон, - глухо сказал Ильвис. - Уходи…

Генрих почувствовал в месте прикосновения густое приятное тепло. Оно обволокло боль, сжало ее в маленькую, остро пульсирующую точку. Сгусток боли медленно передвинулся к самой колее. Мьедвитнир сжал ладонь, побледнел и вырвал из ноги Генриха точку-рану. При этом он пошатнулся и, чтобы не упасть, схватился рукой за ветку-посох Генриха.

- Моя нога больше не болит, - с благодарностью произнес Генрих. - Вы уже второй раз помогаете мне, господин Мьедвитнир. Спасибо вам…

Вместо ответа колдун гномов заглянул в глаза Генриха… Тот же взгляд… Страдающий, жаждущий милости…

- Я не понимаю, - смущенно выдохнул Генрих. - Я не понимаю вас. Вы просите… но о чем?

Мьедвитнир опустил глаза.

- Это вам уже не надо, - едва слышно прошептал он и отобрал у Генриха ветку.

- Прощай, Мьедвитнир, - сказал предводитель гномов.

- Прощай, Ильвис…

Колдун гномов натянул на голову капюшон и, опираясь на посох Генриха, двинулся прочь от костра. Шел он прихрамывая, будто отнятая у Генриха боль передалась ему.