Они учились в Ленинграде - Ползикова-Рубец Ксения Владимировна. Страница 29
Не могу не записать в дневник еще одного письма. Юра пишет своему младшему брату Алику:
«Ты пойми меня. В жизни нельзя терять ни одного дня.
Надо, чтобы каждый день был для тебя, пусть маленьким, но шагом вперед.
Не знаю, какие у тебя учителя. У нас были прекрасные, и мне обидно, что мы их мало ценили.
И еще меня беспокоит: есть ли у тебя друзья? Наш класс был очень дружным. Мы все пишем друг другу, и по письмам видно, как мы крепко связаны школой.
Сейчас мы все разлетелись в разные стороны, но друг друга не забываем».
И приписка:
«Алик, мы давно не виделись, а мне бы хотелось хорошо тебя представить.
Постарайся, братишка, ответить подробно на мои вопросы:
1. Как окончил семилетку? (Подробно.)
2. Есть ли у тебя друзья?
3. Где работал и что делал, кроме того, что учился?
4. Чему научился помимо школы?
5. Как у тебя обычно проходит день?
6. Какие необычайно интересные случаи были в твоей жизни?
7. Как помогаешь маме?»
В этой тревоге за брата — весь Юра.
С вечера 23 ноября живем в ожидании последних известий. Радио сообщило об успешном наступлении наших войск в районе Сталинграда.
Сегодня утром мы, наконец, увидели напечатанные в газетах жирным шрифтом известия о нашей победе под Сталинградом.
Дух захватывает!
Всем понятно, что и наша судьба решалась на берегах Волги.
Опять в школе елка, но только для учеников младших классов. Старшие приглашены на общегородскую елку и на два спектакля: «Эсмеральду» и оперу «Евгений Онегин».
Усиленно готовим выступления наших чтецов, музыкантов, хора. Будут подарки: те же сладости, но в большем количестве и лучшем ассортименте — грецкие орехи, изюм, печенье, шоколад. Вес пакета — триста двадцать граммов.
Миша очень просит Антонину Васильевну разрешить быть на елке и старшим.
— На подарки мы не претендуем, — говорит он, — но как-то неуютно без школьной елки.
Украшали елку старшие. Елка огромная, пышная, и украшать ее есть чем: каждый ученик школы принес по одному блестящему елочному украшению и много серебряных и золотых нитей. Под елкой великолепный «дед Мороз».
Когда зажгли разноцветные электрические лампочки и ввели маленьких, они радостно окружили елку, и многие захлопали в ладоши.
Елка для старших в 5 часов. Ребят собралось очень много. В концерте первым номером читается стихотворение, посвященное ленинградцам.
Зал буквально замер. Многие плакали, даже взрослые. Каждый находил в стихах родное.
На эстраду поднялся боец. Он тяжело опирался на палку. Разговор с ребятами у него сначала не выходил.
— Товарищи, — сказал он, — меня прислал подшефный госпиталь поздравить вас с праздником. Это во-первых… — Тут он замолчал, вынул платок и вытер лоб.
— Расскажите о себе и о своей части, — раздался голос.
— Ну что же сказать о себе? Мой год рождения 1921-й. Воспитала меня Красная Армия. Ранен я был трижды; последний раз тяжело: задет позвоночник и спинной мозг. Оттого я хожу с палкой… А мой полк замечательный! Он третьим по счету получил звание гвардейского. С самого первого дня в боях был. Сражались мы под Красным Селом и Гатчиной; были на охране ледяной трассы, в боях у Синявино. Там мы отвлекали фашистов и мешали им прорваться к Ленинграду…
Он замолчал, и ребята начали аплодировать с истинным восторгом.
После торжественной части танцевали под радиолу. Вечер был особенно оживлен благодаря присутствию на нем командиров-подводников Балтийского флота. На груди у каждого из них три-четыре ордена.
Мальчики 5-х классов не отходили от командиров, требуя новых и новых рассказов о морских боях. Девочки с восторгом танцевали со знатными гостями.
Прошел год со времени необыкновенных елок 1941 года, и как всё изменилось!
И дома сегодня уютнее. Окна застеклены. В печурке горят дрова, а не мебель. Я при электрической лампе пишу письма близким и эти странички дневника. Мы долго сидим за ужином и вспоминаем тех, кто на фронте, и тех, кто погиб, когда было так тревожно за судьбу Родины.
Блокада прорвана
Январь в Ленинграде «сильно озвучен», — как говорят старшие мальчики: длительные тревоги, постоянная пальба зениток и грохот разрывов.
Но мы бодры. Ведь радио приносит такие хорошие вести с фронта. Мы теперь его никогда не выключаем.
Не простишь себе, если узнаешь об очередной победе хотя бы на час позже. В школе в перемену бежим в канцелярию, чтобы узнать, нет ли «особых известий».
Сегодня тревога длилась почти три часа. Вот и сейчас сигнал воздушной тревоги, но это не помешало мне затопить печурку и согреть пищу.
Метроном всё тикает, а я пишу характеристики учителям и детям для представления их к награждению медалью «За оборону Ленинграда».
Сбылась мечта художника, сбылась даже более полно, чем он думал.
Медаль не только свидетельствует о том, что мы жили в Ленинграде зимой 1941-42 года, но надпись на ней прямо говорит, что наш труд оценен, как работа на оборону Ленинграда.
Несколько дней мы жили в большом напряжении. Ходили слухи о победах под Ленинградом, говорили, что обстрелы и налеты на него связаны с крупными передвижениями наших войск.
Вечером я сидела за столом и готовилась к урокам.
По радио начали передавать знакомый мотив: «Широка страна моя родная», за которым всегда следуют известия.
И вдруг…
Кажется, сердце остановилось от радости, страшно пропустить хотя бы одно слово.
Родина помогла нам разорвать вражеское кольцо. Блокада Ленинграда прорвана.
Моя приятельница обнимает меня и плачет. Плачу и я.
Сбылось то, о чем мы мечтали в суровые дни, чего ждали, не уставая ждать.
Хочется побежать в школу, позвонить по телефону друзьям. Но вечером ходить по городу нельзя, а телефоны выключены.
Мы сидим вдвоем и говорим только о том, что сейчас услышали по радио, и слушаем, слушаем еще и еще раз эти замечательные слова: «блокада прорвана!»
Заснуть невозможно, — слишком велико возбуждение. Радио не замолкает: музыка, пение…
Радостно, так радостно, что словами не выразить.
В 6 часов утра, прослушав еще раз сводку, иду с двумя ведрами за водой в дом напротив. Там во дворе кран. Город еще безлюден, встречных нет, но флаги, красные радостные флаги развеваются на холодном ветру.
В 8 часов иду в школу.
Там уже слышатся детские голоса, радостные, возбужденные: «Поздравляем, поздравляем!»
В канцелярии учителя радостно приветствуют друг друга.
Каждому из ребят хочется рассказать, как он узнал о прорыве блокады.
— Мы еще не спали, когда радио заговорило. Мама открыла дверь в коридор и закричала: «Идите, идите скорее! Победа!» Все жильцы квартиры столпились в нашей комнате, и все плачем, — говорит возбужденно кто-то из девочек.
— А я спал и вижу во сне, будто говорят, что блокада прорвана. Утром рассказываю сон маме, а она говорит: «Дурачок, ты не сон видел, а слышал радио сквозь сон». Тут я как вскочу и, сам не знаю почему, начал скорей одеваться, — говорит Коля.
В столовой светло и радостно. Митинг старших проводим сразу после завтрака, младших — после первого урока.
Дети и учителя сияют.
В 10 часов телефонограмма из РОНО: «Обязательно провести митинги». «Уже проведены», — отвечаем мы. Незабываемый день.
Нет больше блокады. Нет «Большой земли», а есть только огромные пространства нашей советской Родины.
Спасибо славным воинам — и тем, кто бился под городом; и тем, кто помогал им, принимая на себя удары врага.