Затерянные в истории - Пересвет Александр Анатольевич. Страница 43

Вообще, он за эти четыре дня и в самом деле заметил, что его кожа — загорелая, впрочем, но для этих коричневоцветных всё равно белая — вызывает неподдельный интерес. Смешанный со страхом. Чувствовалась в воинах некоторая дрожинка, когда они имели дело с мальчиком. Даже у тех, кто его охранял, такое было.

Но гордиться, как выяснилось, было нечем. Дух духом — но те тоже бывают разные. Хоть ты трижды предок — а вдруг ты злой предок? (Саша тут же вспомнил, как постоянно выясняют между собою отношения здешние воины). Тогда, с одной стороны, хорошо бы задобрить тебя или добиться твоего расположения. С другой, если этого не удастся, тогда тебя надо убить.

Нет, ничего личного — чисто в целях нейтрализации. Дело в том, что существует проблема. Если воины отправляются на охоту — они запросто сами могут стать добычей. Ну, или жертвой обстоятельств. Ведь есть и такие звери, которые человека перекусят, как куриную косточку. А ежели идти воевать с аннува, то тут тем более есть шанс самому стать их добычей. Сколько раз было, когда, уже возвращаясь с головами врагов после удачной битвы, уламры оставляли чужой засаде свои собственные головы.

С головами? — неприятно поразился Саша. Про себя, впрочем.

Вот. А духи местные тоже не просты, продолжал объяснять причины задержания мальчика вождь Яли. Они лишают своего расположения племя, которое теряет своих людей в битвах с аннува. И, соответственно, возвращают это свое расположение после успешно проведенного акта отмщения.

Потому вдруг и переменился вождь в своих настроениях, что принял Сашу за одного из таких вот духов. Он, правда, не понимал, за что пала на него эта немилость — вроде бы никаких проступков ни он, ни его охотники не совершили. Но факт был налицо: три трупа соплеменников, сама смерть которых была сигналом.

Вот только сигналом чего? Этого вождь понять не мог. А потому на всякий случай решил зла не плодить: мальчика-духа освободить от пут и постараться заручиться его поддержкой в погоне за неандертальцами. А затем довести до деревни, где и передать с рук на руки старому колдуну. Пускай тот и разбирается со всей этой духовной катавасией… И решает, задобрить ли "маленького-белого-похожего-уламр" или нейтрализовать другим способом…

* * *

— Сколько времени мы уже тут?

Раны у Антона затягивались на удивление быстро. Вот только зудели страшно. Чтобы не расчёсывать, он старался занять чем-нибудь руки.

Сейчас они с Алиной пытались сплести сеть. Из конского волоса. Или из чего-то на него похожего, взятого, например, с какой-нибудь антилопы. Местные сказали, как этот зверь назывался, но с первого раза ребята слова не запомнили.

А пока дети занимались этим нелёгким — ох и непослушен волос конский, да ведь иного "верёвочного" материала в этих временах и нет! — воистину нелёгким делом, болтали.

Вокруг обычно сиживала ребятня и одна-две женщины, внимали процессу. Заодно это было прекрасной возможностью для освоения языка здешних аборигенов, чем Антон интенсивно и занимался.

Делу это подчас мешало: язык здешний включал жесты в качестве неотъемлемого элемента.

Но сейчас он спросил по-русски.

Алина задумалась:

— Так, попали мы сюда ночью. На следующий день ты был ещё без сознания, а мы знакомились с местными. Потом ещё ночь провели. И ещё день. Ты тогда уже глаза открывал, но вроде не понимал ничего. Колдунья здешняя, что тебя лечила, сказала, что ты теперь больше спишь, и так надо. Тогда Гуся пошёл на охоту — дескать хочется посмотреть, ни разу в каменном веке ещё не охотился.

Антон усмехнулся. Затейник, что скажешь!

— Да, — продолжала Алина. — Затем ещё ночь — это, значит третья, не считая появления. На следующий день меня как бы в свои приняли, потом ты совсем проснулся, и воин пришёл, Грур наш. Ещё ночь и день ты долёживал, это четыре. Потом день мы в лес ходили, ты здесь оставался. Вчера тебя "мыться" водили… — Алина чуть покраснела, вспомнив, как выглядел Антон во время той же процедуры очищения перед духами озера, что когда-то прошла сама. — Значит, шестая ночь сегодня была, а день седьмой пошёл…

Антон тихонько вздохнул. Да уж, занесло… И с Сашкой как неудачно получилось! Хоть бы денёк ещё потерпел со своей экскурсией! А что теперь с ним? Куда его увели? Каменный век, не шутки. Возьмут да съедят… Камень волшебный, конечно, у них с Алиной, но куда они с ним попадут без Гуси?

Он одёрнул себя. Нельзя так думать! Словно о ком-то чужом. Нужен, дескать, для возвращения, вот и желаем ему выжить. А если бы обошлись, то… То — что? Здесь бы его оставили?

Ужасно гадко стало от этой мысли! И в то же время — хорошо. Нет, всё-таки не гад он, Антон. Не предатель в душе. Первое чувство было — ни за что! Ни за какую цену Гусю здесь мы не бросим!

Единственное что… как это папа называл… Желай лучшего, надейся на среднее, готовься к худшему. А действуй так, словно худшее непременно и случится. Как это он зачитывал… законы какие-то забавные? Мерфи, во! Точно уже не вспомнить, но что-то похоже на: "Если что-то может пойти неправильно, то оно пойдёт неправильно". "Если в устройстве есть деталь, которая может отказать, она откажет". "Если вы предусмотрели сто вариантов, случится сто первый, и он будет худшим из всего, что вы предусмотрели".

И так далее.

В общем, правильно, что он сам себе запретил думать страшное о Сашке, покуда не вернутся воины во главе вождём, которые пошли за ним. Раз до сих пор не возвращаются, значит, тот ещё жив. Как Грур рассказывал? Долго уламры шли по следам арругов, которые их уводили подальше от собственного становища. Когда те вымотались и устали, легли ночевать, Сашку пытались выкрасть. Но не смогли. А на следующий день уламры отправились назад, а Грура вождь отпустил домой рассказать о происшедшем и подготовить к обороне, ежели враги сюда сунутся.

Сколько могли здешние двужильные охотники пройти по следам других двужильных охотников, чтобы вымотаться? С учётом того, что по лесу — километров двадцать. Или тридцать? Может, тридцать. Но сомнительно, что Сашка столько выдержит. Он, конечно, двужильный, но… Одно дело во дворе в индейцев играть, другое — вместе с ними по лесу бегать.

Возьмём среднее — двадцать пять. Тогда ещё день им — возвратиться на место пленения Сашки. Если они туда пошли. А если напрямки к себе? Где это? А чёрт его знает. Но если "наши" на следующий день не появились, значит, и те были ещё в пути. Сегодня, значит, четвёртый день с момента возвращения Грура. Значит, если кто-нибудь появится сегодня, то от места последней стоянки врагов до пещеры арругов — два дня пути. Полтора, но с учётом, что Грур бежал, и день пути за полдня покрыл… В общем полдня роли не играют. С другой стороны, "те" охотники тоже не должны были слишком далеко от своего становища забрести. Смысл какой? Добыча испортится, пока домой донесёшь. Значит, дня два пути максимум. А если завтра кто-то придёт — три дня. Километров девяносто. Прилично, если пешком…

В общем, завтра всё решится. Если никто не вернётся, значит…

Значит, ещё день ждём. Или два. Пока окончательно не выздоровею.

А затем, с помощью ли местных, сами ли, но надо будет идти искать Гусю. Это ж…

Это ж невозможно будет жить потом, если знать, помнить, что мы его тут бросили!

В общем, не первый раз Антон размышлял таким образом, пока сначала лежал, а затем начал потихоньку передвигаться. Мысли не давали покоя. Алинка, как только он пришёл в себя, передоверилась ему полностью. Дескать, ты воин, тебе теперь за всё ответ держать. Вроде и в шутку сказала, когда он поделился с нею своими мыслями… частично… Частично поделился. И частично в шутку — сказала. Но действительно. Появилось в них что-то после всего случившегося… После динозавров этих. Господи, страшный сон! Уже кажется, что это сон и был. Невозможно же!

Вот только порезы от когтей болят и чешутся… Как ещё заражения крови не случилось…

А появилось понятно что. Чувство. Ощущение. Ответственность, как это учителя называют. Казалось, ладно — назидательные слова, которыми всегда злоупотребляют взрослые. А вот надо же — вот она, ситуация, когда всё надо делать и решать самим. Никто не выручит. Только сами себя и друг друга. Что решишь — то и сделаешь. Сам. И ответственность сам нести будешь.