Велькино детство - Олейников Алексей Александрович. Страница 5
Колчан был особой гордостью Вельки. Он сам выкроил и сшил его по рисункам из книжек про индейцев. В той же книжке советовали взять для колчана выделанную кожу молодого оленя, но у Вельки была только обивка старого мотоциклетного сиденья. Дед на мотоцикле уж лет десять как не ездил, и тот пылился в сарае, поэтому Велька резонно рассудил, что сиденье никому уже не понадобится. К тому же цвет обивки был самый подходящий — светло-коричневый, примерно как выделанная кожа молодого оленя, как ее себе Велька представлял.
Он вырезал две половинки колчана, сшил их крупными стежками двойной красной ниткой, приделал перевязь, чтобы вешать колчан через плечо и даже раскрасил фломастером индейскими узорами, точь-в-точь как в книжке.
Оставалось только доделать стрелы, и можно было смело отправляться на охоту или вставать на тропу войны. Но проходящая мимо бабушка сказала — «едем на дачу», и все планы рухнули. Томагавк войны так и остался закопанным.
— Блин, на дачу, — Велька уныло подергал тетиву лука, и та басовито загудела. — Чего там делать, блин? По подсолнухам пулять?
Витька только молча вздохнул и аккуратно собрал стрелы, которые рассыпал Велька в раздражении.
Первый раз Вельке не хотелось ехать на бричке. Когда дед пригнал ее к дому, Велька залез и молча устроился в углу, на мешках, даже уступив Витьке право поуправлять Мальчиком.
А сам надулся, и развернулся спиной вперед, хоть таким образом протестуя против дачи.
Поначалу он сидел и глядел, как уплывает назад их дом, улица, затем село, но потом обнаружил в одном из мешков месторождение фасоли.
Глянцевые, блестящие на солнце, как рыцарские панцири, Вельку они сразу заинтересовали. К тому же их было много, и все они были разноцветные: красные, белые, черные, крапчатые, большие и маленькие. Велька принялся их раскладывать на мешке, сортировать и строить шеренгами по размеру, а затем бросил в бой друг на друга разноцветные армады. Много пролилось фасолевой крови, и великие победы были одержаны на холщовом поле битвы. Поверженных фасолевых воинов Велька отправлял в стремительный полет с борта телеги или прямиком в теплое пасмурное небо, пересеченное ветвями акаций и вязов.
Когда они подъехали к даче, фасолевое войско изрядно поредело — самые слабые, мелкие и дефектные были казнены недрогнувшей Велькиной рукой. Оставшаяся горстка была так хороша — как на подбор, что Велька даже и не знал, что с ними дальше сделать.
Бричка качнулась и остановилась.
— Приехали, — Витька мигом слетел вниз, бабушка слезла следом, опираясь на оглоблю, — Веля, давай мешки. Посмотри, где там белый мешок?
— Вот он, — Велька аккуратно ссыпал фасоль в карман шорт и протянул мешок бабушке.
— О, а где ж фасоль? — изумилась бабушка, раскрывая его.
— Так… это — Велька смешался, не зная, что сказать.
— Вроде же насыпала, — бабушка недоуменно пошарила в мешке, затем его вывернула и потрясла. — Ни одной, надо же. Веля, ты фасоль не видел? Неужели я другой мешок взяла?
— Я… это, — запнулся Велька и затем глубоко вздохнул, — Вот она.
— Где? — не поняла бабушка.
— Вот, — Велька вытянул руку и разжал ладонь. — Фасоль.
Витька тихонько захихикал за спиной у бабушки.
— Это что, вся? — в ужасе спросила бабушка. — Веля, там же килограмм был.
— Я думал, она ненужная, — очень тихо сказал Велька. — Думал, так осталась, Просто. Забыли ее.
— Да где ж она?
— Я думал, она так, — потупился Велька. — Я ее позапускал.
— Я ж тебе дам позапускал! — бабушка неожиданно легко взмахнула мешком, и Велька еле успел отскочить. — Я тебе, зараза такая, дам ненужная! Вот же дрянь какая, ну-ка иди сюда..
Грозно потрясая мешком, она надвигалась на Вельку, а тот отступал, пока не уперся лопатками в борт телеги.
— Ах ты засранец такой! — расходилась бабушка, — Я же ее выбирала, фасолинку к фасолинке, самую хорошую, самую породистую!
Мешок со свистом пронесся над головой Вельки, и тот понял, что пора драпать. Дождавшись, когда грозное бабушкино оружие отлетит в сторону, он быстро шмыгнул под телегу. Там было спокойно и тихо: бабушкины ноги в тапках, раздраженно хлопая, расхаживали вдоль телеги, Мальчик флегматично переступал копытами, а дедовы ботинки, утопая в бурьяне, уже удалялись на участок. Громкие возмущения бабушки долетали чуть сюда приглушенно, и, казалось, не имели к Вельки никакого касательства.
— А ну вылазь оттуда, паразит! — наклонилась бабушка. — Ишь ты, спрятался.
— Ба, я же не хотел, — заныл Велька. — Я ж не знал.
— Вылазь! — голос бабушки отдавал металлом.
Велька вылез и понуро встал у колеса, косясь на мешок в жилистых и ловких руках бабушки.
— А подумать не мог, дурень? Давай ее сюда.
Велька нехотя ссыпал фасолевую элиту бабушке в ладонь.
— Божечки ты мой, — закручинилась бабушка, перебирая жалкие остатки. — Ну вот что теперь с ней делать? С рогатки пулять?
— Бабуль, ну давай в другой раз посадим, а? Полмешка, нет, целый мешок. Я сам все посажу, честно-честно, — предложил Велька вдохновенно.
— Потом поздно будет, сейчас надо было сажать, — вздохнула бабушка. — Иди лебеду дергать! Ох ты Господи…Пойдем, Витенька, до моркови.
Велька, облегченно вздохнув, с радостью кинулся на выкорчевывание сорняков, мимоходом успев погрозить кулаком покатывающему со смеху Витьке.
— Ты бы что сказал, — упрекнула бабушка деда. — Без фасоли мы теперь.
— Та ну ее, — отмахнулся дед. — Нужна она мне сто лет, фасоля та.
— О, гляньте на него! Такой же, — поджала бабушка губы. — Ну давай, давай, повыкидай тогда все с брички.
Дальше в тот день все пошло кувырком. Бабушка, решив очевидно, что с Вельки взять нечего, переключилась на деда. Она, согнувшись, шла вдоль длинных рядков моркови и лука, быстро, но тщательно выщипывая самые мельчайшие сорняки, и бурчала себе под нос что-то по его поводу. Тот отмалчивался, методично собирая с невысоких кустиков картошки ярко-красных личинок колорадского жука в банку с керосином. Велька с притихшим Витькой старались не отставать от бабушки.
Полдня пролетели незаметно. Закончив, они все уселись в тени, под телегой. Бабушка достала из сумки и развернула полотенце с грушевыми пирогами. Отламывая по кусочку, она торопливо и аккуратно их жевала, держа ладонь под подбородком — ловя крошки. Витька вовсю уже хрустел печеньем, и прихлебывал лимонад из бутылки. Дед неспешно чистил яйца, такие маленькие в его больших пальцах, и макал их в крупную, насыпанную горкой на газете соль. Потом закусывал хрустящим огурцом с горчящей темно-зеленой кожицей и запивал все компотом из старой, еще фронтовой фляжки. Велька задумчиво выгрызал мягкую сладкую сердцевину пирога, оставляя жесткую корку, и глядел, как два больших черных муравья хищно тащат куда-то алую личинку колорадского жука. Та вяло изгибалась в цепких челюстях — наверно, чувствовала, что конец ее близок.
Полдень уже миновал, и жар от неба, будто затянутого белым паром, стал спадать.
— Ну все, поехали, — дед поднялся и вытряхнул скорлупу, очистки и крошки в бурьян. Он взял Мальчика под уздцы и развернул к выезду. Ребята, зацепившись за борта, заскочили на ходу. Дед залез следом, и, взяв вожжи в руки, застыл в ожидании.
— Баба, ну ты там долго? — дед нетерпеливо хлопнул вожжами. Мальчик переступил ногами и чуть напрягшись, потянул бричку.
— Да стой ты, зараза — прикрикнул дед. — Ну, где ты там запропала?
— Да иду, иду, Господи, — бабушка выдернула еще один пучок моркови, и, собрав сорванное в пышный зеленый хвост, заторопилась к выходу. У края участка она заметила пропущенную кем-то лебеду, и, не удержавшись, вырвала и ее.
— Как же можно бросать, Ваня, — упрекнула она деда, — Не дорвано ж. Зарастет все.
— Поехали вже, — дед раздраженно хлопнул вожжами, причмокнул, и бричка тронулась.
Дорога обратно в село вела вдоль длинного кукурузного поля, и на повороте выворачивала направо. Там можно проехать по грунтовке вдоль длинной лесополосы, тенистой и густой, а можно было параллельно — по асфальтированной трассе. Интересней, хотя и страшней, было проехаться по трассе, думал Велька, но вряд ли дед туда поедет — уж слишком там много машин. Когда на повороте дед, не раздумывая, подбодрил Мальчика и выехал на трассу, Велька сильно удивился.