Сказочное наказание - Ногейл Богумил. Страница 47

12. Станда объясняется со мной

Утро началось необычно. Алена выдернула меня за руку из графской постели и зашептала:

— А тут еще один реставратор объявился! Говорит, его послал профессор!

Я протер глаза, и все мне показалось совершенно логично.

— Ну да, значит, это третий из их группы, — произнес я, натягивая самое необходимое из одежды.

— Как третий? — удивилась Быстроножка.

— Ротмистр говорил о трех жуликах, которые крадут картины, разве не так? — произнес я с глубочайшей убежденностью, меж тем как Алена по-прежнему смотрела на меня несколько неуверенно.

— Ты думаешь, что реставраторша входит в воровскую шайку? А кто еще?

Этот вопрос разогнал мой сон окончательно. Ну конечно, Алена даже предположить не может, что произошло этой ночью, сказал я сам себе и только махнул рукой, как человек, которому много чего известно:

— Все узнаешь, не беспокойся.

На дворе, неподалеку от лестницы, стоял Станда, а напротив него какой-то широкоплечий мужчина, по возрасту да и фигурой напоминавший моего отца. Его, по-видимому, совсем не интересовало, как он одет, казалось, он собрался на воскресник: сунул ноги в кеды, натянул старые полотняные брюки и выцветшую гимнастерку, на плечи набросил коричневатую потертую куртку. Рюкзак, лежавший около ног, тоже служил ему не первый год.

Станда, скорее всего, не мог решить, как ему поступать: тотчас нокаутировать нежданного гостя и запереть где-нибудь в каморке или сразу, без разговоров, отвести в отделение. Тонда и Мишка прислонились к чугунной решетке ворот, вид у них был неприступный и выражал решимость. Очевидно, они исполняли данный им приказ. Ивана держалась за раму двери бокового входа, сжимая в руке большой кухонный нож. Человек, выдававший себя за реставратора, наверное, почувствовал, что его визит не вызвал ни малейшего восторга, и схватился за рюкзак.

— Если вы не хотите меня принять, то так и скажите, — произнес он глубоким, даже красивым басом. — Мне велено идти в Винтицкий замок, я и пошел. Не мог же я знать, кстати это или некстати, в конце концов, я не отдыхать приехал, а работать.

— Да, разумеется, — кивал Станда и уже в который раз развернул сложенный лист бумаги. — Вы говорите, что вас сюда послал профессор Никодим?

— Он сам лично разговаривал со мной по телефону, — раздраженно ответил мужчина. — У профессора какое-то совещание в Берлине, и он там задержится. Мне нужно было взять ключи от замка у него дома, но я не застал его экономку. — Рассердившись, новый реставратор повысил голос: — Не лучше ли все это записать на магнитофон, чтоб мне не пришлось повторять в четвертый раз?

— Будьте добры, уважаемый товарищ, имейте терпение, я не имею права пускать в замок всех, кому заблагорассудится, — холодно ответил Станда и повернулся. В дверях он увидел меня и, втолкнув обратно в коридор, прошептал: — Беги наверх и зови сюда эту художницу…

— Но… — попытался было возразить я.

— Не теряй времени и — бегом марш! — непривычно резко приказал Станда.

Но я отказался выполнять его приказ.

— Чего мне бежать, если там никого нет? Реставраторша ночью исчезла.

Станда пронзил меня взглядом. Притянув к себе, уцепился за пояс брюк согнутым указательным пальцем и не сводил с меня глаз.

— Как исчезла? Ты видел, что она убежала?

Я кивнул, покосившись на его волосатые руки.

— А почему не разбудил меня? Нет, я с тобой поговорю, поговорю, ты… ты… — Он не докончил. Оттолкнув меня, кивнул испуганной Аленке: — Передай Иване, пусть садится на мотоцикл и едет к Еничеку. А этого парня я чем-нибудь отвлеку.

Быстроножка выскочила во двор, а Станда бросил косой взгляд на меня.

— Беги наверх и посмотри, не осталось ли чего после этой реставраторши. Живенько приберись, я сейчас приведу его туда.

Я взмыл вверх по лестнице и поспешил в комнату, где после пана Гильфе, обретавшегося там без прописки, обитали самые удивительные жильцы. В комнате была образцовая чистота. Постель застелена как дома, после маминой уборки, на столе только кипятильник и чистый кувшин, на полу ни пылинки. В шкафу рабочий халат профессора, под окном — его огромный чемодан. Кроме картин, ровным рядом стоявших у стены, комната ничем не отличалась от других.

В коридоре раздались шаги, послышались негромкие слова, и Станда распахнул двери.

— Пожалуйста, — пригласил он мужчину с потертым рюкзаком.

— Профессор оставил здесь чемодан и халат, — сказал я, взглянув на Станду. — Все остальное в порядке.

— Действительно, — посетитель с благодарностью кивнул мне головой. — Порядок здесь образцовый, поздравляю.

Станда показал на ряд прислоненных к стене картин.

— Вот эта живопись. Я думаю, вам лучше всего будет сейчас же осмотреть их, чтобы разом покончить со всеми формальностями. Вот реестр профессора Никодима, вполне достаточно подвести под ним черту и расписаться.

— С удовольствием, — произнес реставратор глубоким басом. Станда развернул инвентарный лист на столе. Но прежде чем приступить к пересчету картин, Станда сказал, обращаясь ко мне:

— Ты можешь быть свободен.

Уходить мне совсем не хотелось, я охотно подождал бы, когда Станда обнаружит, что одной картины уже нет. Но Станда не пожелал доставить мне это удовольствие.

— Ну, ну, беги! — Взяв меня за плечи, он подвел меня к двери и вытолкнул в коридор. — И советую подольше не попадаться мне на глаза, — прошипел он.

Я медленно спускался на первый этаж и про себя злорадствовал: «Ничего, тебе еще придется меня послушать, когда обнаружится, что одной картины нет».

13. Быстроножка рыдает в чулане

Алена вся извелась, дожидаясь меня перед замком.

— Ну что? — бросилась она мне навстречу.

— Да ничего, — ответил я, но холодность Станды все еще не давала мне покоя. — Там они, наверху.

От ворот донесся голос Тонды:

— Да не бойтесь вы ничего, у нас тут еще Крошка есть. Только крикни, и пес вцепится этому мошеннику в ногу.

Мишка молча выплюнул жвачку в дорожную пыль, и все мы с состраданием посмотрели на Толстую торпеду. Она лежала в траве, как туго набитая колбаса, и дрыхла. Что ей еще оставалось?

— С чего это Станда на тебя взъелся? — выпытывала Алена. — Ты правда знал, что художница смылась?

— Разве я виноват, что проснулся ночью именно в тот момент, когда эта тетка драпала из замка? Подними я шум, она удрала бы и затаилась. А так я хоть к ее сообщнику дорогу узнал. К тому же я знаю, где картина, которую она украла.

— Боже милостивый! — ужаснулась Алена. — А Станде об этом известно?

Я отрицательно покачал головой.

— Он выгнал меня и велел на глаза ему не попадаться.

— Какая-то у вас с ним нынче напряженка, — подвела итог Алена, а Ивана, садившаяся в это время на свою «двухсотпятидесятку», крикнула нам:

— Что это вы там промеж себя шушукаетесь?

Мишка с Тондой навострили уши. И если бы не приказ Станды, запретившего им покидать пост у главных ворот, они давно бы уже присоединились к разговору. Но я решил никого больше не извещать о своей размолвке с Большим начальником. Мы с Аленой обошли вокруг замка и расположились под кустом сирени недалеко от ограды.

— Теперь, наверное, Станда бросился на поиски картины под номером тридцать два, — заметил я, не испытывая уже никакой радости от своей осведомленности.

Я рассказал Быстроножке, как все произошло. Она подтвердила мои опасения:

— Конечно, Станда тебе этого не простит, ты ведь выслеживал ее на свой страх и риск. А главное, ты сегодня с утра не доложил ему о краже.

Я молчал. При мысли о том, что меня ждет под самый конец нашего пребывания в замке, всякая охота говорить пропала.

— Только бы нам удалось картину обратно заполучить! — рассуждала Алена. — Наверное, Станде больше всего неприятно, как он перед ротмистром осрамился. Мы ведь всегда вовремя раскрывали разные безобразия, а теперь, когда Еничек нас заранее предупредил воровка сбежала у нас прямо из-под носа.