Аня и Долина Радуг - Монтгомери Люси Мод. Страница 19

— Если Он такой же хороший, как твой отец, меня Он устроит, — сказала Мэри. — Когда твой отец говорил со мной, у меня было такое чувство, что я никогда больше не смогу сделать ничего дурного.

— Я хотела бы, чтобы ты поговорила о Боге с папой, — вздохнула Уна. — Он сможет объяснить все гораздо лучше чем я.

— Непременно поговорю, когда он снова проснется, — пообещала Мэри. — В тот вечер, когда он говорил со мной в кабинете, он мне объяснил, что я не могла своими молитвами убить миссис Уайли. У меня с тех пор легко на душе, но насчет молитв я очень осторожна. Я думаю, самая безопасная из них — тот старый стишок. А вообще, знаешь, Уна, мне кажется, если уж человек должен кому-то молиться, то лучше молиться дьяволу, а не Богу. Бог добрый — во всяком случае, ты так утверждаешь, — так что Он все равно не причинит вреда, но дьявола — судя по тому, что я о нем знаю, — надо умиротворять. Я думаю, самым разумным было бы сказать ему: «Дорогой дьявол, пожалуйста, не вводи меня в искушение. Пожалуйста, будь добр, оставь меня в покое». А? Ты не согласна?

— О, нет, нет, Мэри. Я уверена, молиться дьяволу — это совершенно неправильно. Да и пользы никакой от таких просьб не было бы, потому что он порочный. Они его только разозлили бы, и он стал бы еще больше вредить.

— Ну, что до этого вопроса насчет Бога, — сказала Мэри упрямо, — раз мы с тобой не можем его решить, нет смысла продолжать разговор, пока мы не выясним, как в действительности обстоит дело. А пока я буду как-нибудь сама разбираться.

— Если бы мама была жива, она бы нам все объяснила, — вздохнула Уна.

— Я тоже очень хотела бы, чтобы ваша мама была жива, — сказала Мэри. — Даже не знаю, что будет с вами, ребята, когда я от вас уйду. Во всяком случае, уж постарайтесь и держите дом мало-мальски в порядке. По округе ходят самые возмутительные истории о том, как у вас тут все запущено и не прибрано. А иначе оглянуться не успеете, как ваш отец возьмет да женится снова, и тогда уж вам совсем внимания уделять не будет.

Уна вздрогнула. Ей никогда раньше не приходило в голову, что отец может снова жениться. Мысль показалась ей неприятной, и она лежала молча, чувствуя, что на сердце стало тяжело.

— Мачехи — это кошмар, — продолжила Мэри. — У тебя бы от ужаса кровь в жилах застыла, если бы я тебе рассказала все, что о них знаю. Взять хоть Уилсонов — они жили через дорогу от Уайли. У них была мачеха. Она к ним так же плохо относилась, как миссис Уайли ко мне. Это будет жуть, если у вас появится мачеха.

— Я уверена, что не появится, — сказала Уна с дрожью в голосе. — Папа больше ни на ком не женится.

— Доведут его до этого, — мрачно предрекла Мэри. — Все старые девы в деревне хотят его на себе женить. С ними не совладаешь. А хуже всего насчет мачех то, что они всегда настраивают отца против его детей. Он вас уже не стал бы любить. Во всем принимал бы ее сторону и сторону ее детей. Понимаешь, она убедила бы его, что вы все плохие.

— Лучше бы ты мне этого не говорила, Мэри, — заплакала Уна. — Я чувствую себя такой несчастной.

— Я только хотела тебя предостеречь, — сказала Мэри, не без раскаяния в голосе. — Конечно, ваш отец такой рассеянный, что, может быть, и не задумается о том, чтобы снова жениться. Но лучше быть готовым к худшему.

Еще долгое время после того, как Мэри безмятежно уснула, маленькая Уна лежала рядом с ней без сна; глаза щипало от слез. О, как это было бы ужасно, если бы ее отец женился на ком-то, кто заставил бы его возненавидеть ее, и Джерри, и Фейт, и Карла! Она не вынесла бы этого… не вынесла бы!

Мэри не влила в души юных Мередитов того яда, какого опасалась мисс Корнелия. Тем не менее, она явно ухитрилась причинить им вред — действуя из самых лучших побуждений. Но она спала спокойно, без сновидений, в то время как Уна лежала без сна, а дождь поливал и ветер завывал вокруг старого серого дома на холме. А преподобный Джон Мередит совсем забыл, что пора ложиться в постель, — он был поглощен чтением жития святого Августина. Уже забрезжил серый рассвет, когда он наконец закончил читать и пошел наверх в спальню, продолжая ломать голову над проблемами двухтысячелетней давности. Дверь в комнату девочек была открыта, и он увидел спящую Фейт, румяную и красивую. Ему захотелось узнать, где Уна. Быть может, она ушла ночевать к дочкам доктора Блайта. Иногда она ночевала у них, считая подобное приглашение очень приятным. Джон Мередит вздохнул. Он чувствовал, что для отца не должно быть неразрешимой загадкой, где находится его маленькая дочка. Сесилия присматривала бы за ней лучше.

Если бы только Сесилия была по-прежнему с ним! Какой очаровательной и веселой она была! Как вторил эхом ее песням старый дом священника в Мэйуотере! И она ушла так неожиданно, унеся с собой смех и песни и оставив тишину… ушла так неожиданно, что он все еще не мог прийти в себя. Как могла она, такая красивая и живая, умереть?

Джон Мередит никогда серьезно не задумывался о повторном браке. Он любил свою жену так сильно, что был уверен в абсолютной невозможности вновь проникнуться нежным чувством к какой-либо женщине. У него мелькала порой смутная мысль, что довольно скоро Фейт станет достаточно взрослой, чтобы занять место матери. А пока он должен как-то справляться сам. Он вздохнул и прошел в свою комнату, где никто так и не перестелил для него постель. Тетушка Марта забыла, а Мэри не осмелилась, так как тетушка Марта запретила ей «хозяйничать» в спальне священника. Но мистер Мередит не заметил, что ее не перестилали. Его последние мысли перед сном были о святом Августине.

ГЛАВА 10

Большая уборка в доме священника

— Брр! — содрогнулась Фейт, садясь в постели. — Дождь идет. Терпеть не могу дождливые воскресенья. Воскресенье и так довольно скучный день, даже когда погода хорошая.

— Мы не должны считать воскресенья скучными, — сонно пробормотала Уна, пытаясь собраться с мыслями, — ей показалось, что они проспали.

— Но ведь считаем, и ты это знаешь, — сказала Фейт искренне. — Мэри Ванс говорит, по воскресеньям всегда такая скучища, что она повеситься готова.

— Нам воскресные дни должны были бы нравиться больше, чем ей, — возразила полная раскаяния Уна. — Мы дети священника.

— Уж лучше бы мы были детьми кузнеца, — заявила Фейт, разыскивая свои чулки. — Тогда никто не требовал бы от нас, чтобы мы были лучше других детей. Только посмотри, какие у меня дырки на пятках! Мэри все чулки заштопала, перед тем как уйти от нас, но они снова такие же дырявые, как прежде. Вставай, Уна. Я не могу одна приготовить завтрак. О-ох! Жалко, что папы и Джерри нет дома. Никогда бы не подумала, что нам будет очень не хватать папы… мы его почти не видим даже тогда, когда он дома. А вот его нет — и кажется, что все не так. Надо сбегать и посмотреть, как там тетушка Марта.

— Ей лучше? — спросила Уна, когда Фейт вернулась.

— Нет, не лучше. Она по-прежнему стонет от боли. Наверное, нам следовало бы позвать доктора Блайта. Но она говорит, что не хочет… говорит, никогда в жизни с докторами не связывалась и не собирается начинать под старость. Говорит, доктора живут с того, что отравляют людей. Как ты думаешь, это правда?

— Нет, конечно, нет, — сказала Уна возмущенно. — Я уверена, доктор Блайт никогда никого не отравит.

— Ну, нам придется снова растереть тетушке Марте спину после завтрака. Только лучше не мочить фланель в кипятке, как мы сделали это вчера.

Фейт хихикнула, вспомнив, как это было. Они едва не спустили кожу со спины бедной тетушки Марты. Уна вздохнула. Мэри Ванс наверняка знала бы, какой именно температуры должна быть фланель, которой вы собираетесь растирать больную спину. Мэри знала все. Они не знали ничего. А как могли они узнать, если не на собственном горьком опыте, за который в данном случае заплатила своими страданиями несчастная тетушка Марта?

В минувший понедельник мистер Мередит уехал в Новую Шотландию, чтобы провести там короткий отпуск, и взял с собой Джерри. А в среду тетушка Марта неожиданно слегла с приступом той таинственной болезни, которую обычно называла «рюматизм» и рецидивы которой почти всегда случались в самые неудобные моменты. Она не могла встать с постели, каждое движение причиняло ей мучительную боль. Вызвать доктора она наотрез отказалась. Фейт и Уна готовили еду и ухаживали за ней. Об их стряпне лучше и не говорить… впрочем, она была ненамного хуже, чем стряпня тетушки Марты. Немало женщин, живших в деревне, с радостью пришли бы и помогли, но тетушка Марта запретила детям говорить кому-либо о ее тяжелом состоянии.