Аня и Долина Радуг - Монтгомери Люси Мод. Страница 41

Ему нравился ее приятный, глубокий, звучный голос; ему нравился сердечный смех, которым она завершала какую-нибудь веселую и хорошо рассказанную историю. Она, в отличие от других деревенских женщин, никогда не делала язвительных намеков на поведение его детей, никогда не утомляла его местными сплетнями, в ней не было никакой злобы и никакой мелочности. Она всегда оставалась замечательно искренней. Мистер Мередит, перенявший у мисс Корнелии ее способ классификации людей, считал, что Эллен принадлежит к племени Иосифа. В целом, восхитительная женщина, из которой вышла бы завидная свояченица. Тем не менее, мужчине не хочется присутствия даже самой восхитительной из женщин в тот момент, когда он делает предложение другой женщине. А Эллен всегда была поблизости. Она не стремилась к тому, чтобы самой все время говорить с мистером Мередитом, и не лишала Розмари возможности общаться с ним. Было немало таких вечеров, когда Эллен держалась почти незаметно, молча сидя в углу с Сент-Джорджем на коленях, и позволяла мистеру Мередиту и Розмари беседовать, петь или читать вместе книги. Иногда они совершенно забывали о ее присутствии. Но если их разговор или выбор дуэтов указывал хоть на малейшую склонность к тому, что Эллен считала «ухаживанием», она немедленно пресекала ее в зародыше и, отодвинув Розмари на задний план, завладевала разговором на остаток вечера. Но даже самая суровая из любезных дуэний не может воспрепятствовать ни нежному обмену взглядами и улыбками, ни красноречивому молчанию, и таким образом священник постепенно добивался кое-каких успехов в своем ухаживании.

Но если этому ухаживанию предстояло в какой-то момент достичь высшей точки, это должно было произойти в отсутствие Эллен. А Эллен так редко отлучалась из дома, особенно зимой. Она находила кресло у своего собственного камелька самым приятным местом на свете — так она уверяла. У нее не было никакой склонности болтаться по гостям. Она любила приятное общество, но ей хотелось находить его в собственном доме. Мистер Мередит уже почти решил, что ему придется сделать предложение Розмари в письме, когда Эллен однажды вечером случайно объявила о своем намерении пойти в следующую субботу на серебряную свадьбу знакомых. Двадцать пять лет назад она была подружкой невесты. На юбилей пригласили только гостей, присутствовавших на свадьбе, так что Розмари не была включена в их число. Мистер Мередит слегка навострил уши, и его мечтательные темные глаза на миг вспыхнули. И Эллен, и Розмари заметили это, и обе затрепетали, предчувствуя, что мистер Мередит непременно появится в их доме в следующую субботу.

— Лучше уж сразу покончить с этим, Сент-Джордж, — сурово сказала Эллен черному коту, после того как мистер Мередит ушел домой, а Розмари молча поднялась к себе в спальню. — Он собирается сделать ей предложение, Сент-Джордж… я в этом совершенно уверена. Что ж, пусть воспользуется представившейся возможностью и узнает, что не может получить ее руку, Джордж. Она, пожалуй, была бы не прочь принять его предложение, Сент. Я это знаю… но она обещала, и она должна держать слово. Мне довольно грустно, Сент-Джордж. Не знаю ни одного другого мужчины, которого мне было бы приятнее видеть своим зятем, если бы речь могла идти о зяте. Я ничего не имею против него, Сент… абсолютно ничего, если не считать того, что он не видит и не желает видеть в германском кайзере угрозу мирной жизни в Европе. В этом вопросе он не разбирается. Но он хороший собеседник, и мне он нравится. Женщина может сказать что угодно мужчине с таким выражением лица, как у Джона Мередита, и быть уверена, что ее не поймут превратно. Такие мужчины драгоценнее рубинов, Сент… и гораздо реже встречаются, Джордж. Но он не может жениться на Розмари… и я полагаю, когда он узнает это, он покинет нас обеих. И нам будет не хватать его, Сент… нам будет его ужасно не хватать, Джордж. Но она обещала, и я настою на том, чтобы она сдержала слово!

Мрачная решимость, изобразившаяся на лице Эллен, сделала его почти отталкивающим. Наверху Розмари плакала в подушку.

Итак, мистер Мередит застал свою даму сердца в одиночестве и очень красивой. Она не добавила ничего особенного к своему туалету по случаю его визита; ей очень хотелось это сделать, но она подумала, что было бы нелепо наряжаться для встречи с мужчиной, которому собираешься отказать. Так что она надела будничное темное платье, но выглядела в нем королевой. С трудом сдерживаемое волнение окрасило ее лицо ярким румянцем, а большие голубые глаза были озерами света, не столь безмятежного, как обычно.

Ей хотелось, чтобы разговор, которого она ждала весь день с ужасом, поскорее остался позади. Она была совершенно уверена, что Джон Мередит в известной степени любит ее… но настолько же она была уверена и в том, что он не любит ее так, как любил свою первую жену. Она предчувствовала, что ее отказ станет для него большим разочарованием, но, как ей казалось, отнюдь не глубоким потрясением. Однако ей очень не хотелось отказывать ему… не хотелось, учитывая его чувства и — Розмари признавалась себе в этом совершенно откровенно — свои собственные. Она знала, что могла бы полюбить Джона Мередита, если бы… если бы это было ей позволено. Она знала, что ее жизнь станет пустой, если он, отвергнутый поклонник, откажется впредь довольствоваться чисто дружескими отношениями. Она знала, что могла бы быть очень счастлива с ним и сделать счастливым его самого. Но между ней и счастьем стояло, как ворота тюрьмы, обещание, которое она когда-то, очень давно дала Эллен. Розмари не помнила их отца. Он умер, когда ей исполнилось три года. Эллен, которой тогда было тринадцать, иногда вспоминала его, но без особой нежности. Он был суровым, сдержанным человеком, намного старше, чем его привлекательная, хорошенькая жена. Пять лет спустя после смерти отца умер также их двенадцатилетний брат, и с тех пор две девочки всегда жили одни с матерью. Сестры никогда не принимали особенно активного участия в светской жизни Глена или Лоубриджа, но, где бы они ни появлялись, остроумие и живость Эллен и очарование и красота Розмари делали их желанными гостьями. Обе прошли в первой молодости через то, что называется «разбитыми надеждами». Море не вернуло Розмари ее возлюбленного, а Норман Дуглас, в те годы красивый рыжеволосый молодой гигант, известный шальной ездой на лошадях и шумными, хотя безобидными выходками, жестоко поссорился с Эллен и в порыве раздражения бросил ее.

Недостатка в кандидатах на освободившиеся места Мартина и Нормана не было, но никто, казалось, не мог снискать расположения сестер Уэст, которые постепенно и без видимых сожалений расставались с юностью, красотой и вниманием поклонников. Обе были горячо преданы матери, страдавшей тяжелым хроническим недугом. Все три имели общий, не слишком широкий, круг домашних интересов; книги, домашние питомцы, цветы — все это помогало им чувствовать себя счастливыми и довольными жизнью.

Смерть миссис Уэст, скончавшейся в тот день, когда Розмари исполнилось двадцать пять, стала для ее дочерей тяжелой утратой. Сначала они чувствовали себя невыносимо одинокими. Особенно страдала Эллен. Она продолжала горевать и все думала, думала о чем-то. Ее долгие печальные размышления прерывались лишь приступами отчаянных, бурных рыданий. Старый доктор из Лоубриджа сказал Розмари, что опасается стойкой депрессии, а то и чего-нибудь похуже.

Однажды, когда Эллен просидела весь день в унынии, отказываясь и говорить, и есть, Розмари бросилась на колени рядом с сестрой.

— О Эллен, ведь у тебя еще осталась я, — сказала она умоляюще. — Разве я ничего для тебя не значу? Мы всегда так любили друг друга.

— Ты не всегда будешь со мной, — резко и страстно заговорила Эллен, прервав свое молчание. — Ты выйдешь замуж и покинешь меня. Я останусь совсем одна. Эта мысль невыносима для меня… невыносима. Уж лучше мне умереть.

— Я никогда не выйду замуж, Эллен, — сказала Розмари, — никогда.