Сиротская доля - Лукашевич Клавдия Владимировна. Страница 8

— Они движения имеют мало, — вставил свое словечко Николай Васильевич.

— Да, говорю ей: «Ходи больше и не кушай много…» Ты скоро и кончишь, Наташа, надо подумать о тебе.

Наташа сразу выросла во мнении подруг, когда они узнали, что у нее такой «важный» дядя. Он принес ей корзинку лакомств и подарил три рубля.

С этими тремя рублями вышла целая история. Когда оба дяди собрались уходить, то Наташа старалась незаметно сунуть в руку дяде Коле бумажку… Тот удивленно растопырил пальцы и уронил деньги.

— Что это, Наташечка?

— Это вам… Вам нужно, дядя Коля… Возьмите, — раскрасневшись до слез и переконфузившись, шептала девушка.

— Возьмите и купите другой шарф.

— Нет, Наташечка, тебе нужнее… Зачем ты мне даешь?! Что это, право?

Все трое стояли смешавшись, не зная, как поступить в таком затруднительном положении.

— Это я тебе, Наташа… Сбереги. Как у меня будут, я и Коле тоже дам.

Расстались они все весело. Дядя Петя обещал навещать Наташу, обещал прислать к ней тетю Машу и Липочку, обещал, что подумает и устроит ее после выпуска. Девушке казалась ее жизнь обновленной, ей представлялось будущее заманчивым: и у нее что-то было она не одинокая, о ней думают и заботятся.

Два воскресенья после этого никто не приходил к Наташе. Она опять затосковала. Наконец, неожиданно в будни явился Николай Васильевич. Он вошел, и у девушки, хорошо изучившей своего дядю, как говорится, упало сердце. Он сильно изменился, похудел, постарел; вид у него был растерянный и испуганный.

«С ним чтото случилось…» — мелькнуло в голове Наташи. «Уж не пьет ли опять?» — со страхом подумала она.

— Дядя Коля, отчего вы долго не были у меня? Здоровы ли вы?

— Здоров, Наташечка… Только одно было огорчение… Как ты? Что у тебя новенького? — Николай Васильевич едва выговаривал слова.

— У вас совсем больной вид, дядя Коля. Николай Васильевич закрыл лицо руками и заплакал.

— Дядя Коля, голубчик, миленький, что с вами? Отчего вы плачете? Скажите мне… — испугалась Наташа и обняла дядю Колю и стала гладить его руки.

— Наташечка, пройдет… Ты не огорчайся, милая… Со всяким бывает… Мне тяжело…

«Он, наверно, выпивши», — с горечью подумала девушка, и ей стало больно и обидно, досадно на него, дававшего ей обещания, и совестно всех кругом. Она замолчала, и некоторое время оба молчали. У Наташи был тоже убитый, огорченный вид. Николай Васильевич почувствовал это.

— Наташечка, ты не огорчайся, — снова заговорил он. — Все мы под Богом ходим. Воля Божья!.. Надо смиряться и не роптать.

Наташа вздрогнула.

— Дядя Коля, скажите, не мучьте меня… Что случилось?

Николай Васильевич опять заплакал.

— Братец Петенька приказали долго жить.

— Как? Что вы говорите? — удивилась Наташа.

— Вчера… Мария Ивановна очень убиваются… Наташа заплакала. К ним подошла учительница, расспросила, стала утешать, хотела увести Наташу и напоить ее водой.

— Нет, я посижу с дядей, — сквозь слезы сказала девушка.

— Если ты хочешь, Наташа Петрова, я попрошу начальницу, она тебя отпустит на похороны и попрощаться с дядей.

— Впервые за восемь лет Наташа Петрова вышла из приюта и по такому грустному поводу.

Каково же было удивление девушки, когда дядя Коля привел ее к тому же самому дому, из которого восемь лет тому назад ее, маленькую стриженую девочку, тетя Маша повела в приют. Как памятен ей этот дом! Кругом все изменилось: выросли новые дома, стала чище улица. Но девушка узнала тот домик, где она жила с дядей Петей и дядей Колей. Рой воспоминаний нахлынул в ее голову и кружился, как неотвязный рой мух. С сильно бьющимся сердцем, рыдая, вошла Наташа в памятную для нее квартиру. Все там было по-старому. Только в маленькой, узкой зале, завешенной по обычаю белым, I лежал на столе покойник. Наташа и Николай Васильевич горько поплакали, прощаясь с ним.

Тетка Мария Ивановна и ее дочь Липочка сначала не узнали своей родственницы. Обе они давно и думать забыли, что у них где-то в приюте есть маленькая племянница. Затем, узнав ее, удивились, как она выросла и изменилась, — они стали горько плакать, жаловаться на свою судьбу и вспоминать, рассказывать о покойном.

«Как они постарели… Липочка такая полная, неподвижная… Бедные, как они будут жить без дяди Пети…» — думала Наташа и от всего сердца жалела их.

Вернулась Наташа в приют совсем разбитая, измученная душой и с сознанием еще более глубокого одиночества. Так в жизни и всегда бывает: надежды разбиваются, радость сменяет горе и наоборот.

НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ

За год до выпуска, с которым оставляли приют Наташа Петрова, Соня Малкова, Анна Мухина, две Андреевы, Аня Ястребова и многие другие девушки, случилось некоторое событие в жизни приюта, оживившее ее тихое течение. У Наташи Петровой открыли сильный и красивый голос. Застенчивая, скромная девушка, всегда певшая в приютском хоре и ничем не выдававшаяся среди подруг, однажды в праздник разошлась, вспомнила старину и, сидя задумчиво в столовой у окна, запела про себя: «В селе малом Ванька жил».

— Наташа Петрова, что ты там мурлыкаешь? Спой погромче, — сказала Аня Ястребова.

— Спой, правда, Наташа… Что-то скучно сегодня! Скоро все мы расстанемся, разбредемся в разные стороны… развесели нас песней, — подхватило несколько голосов.

— Да что вы, девицы? Разве я умею петь?! Да и песен-то новых не знаю, — отвечала Наташа, покраснев.

— Ну вот, опять! Не знаю! Да не знаю! Опять хочешь, чтобы мы тебя «Незнайкой» звали, как маленькую… Без разговоров, изволь петь. Не спорь! У тебя, право, кажется, голос есть… — кричали и тормошили девушки подругу.

— Ну, хорошо. Я спою вам старую песню. Я только одну ее и знаю: «Среди долины ровныя». Только уж вы не осуждайте меня, если будет худо.

— Вот еще выдумала! Ведь мы свои… не на сцене ты будешь петь… И рады твоему пению — все-таки веселье.

Наташа встала и прислонилась к стене. При первых же звуках ее чистого, звонкого и сильного голоса все встрепенулись, замерли, затаили дыхание. С двух сторон в соседних комнатах приоткрылись двери: с одной стороны выглядывали головы учениц и прислуги, а с другой стороны — двух учительниц.

Наташа пела так трогательно-грустно, с таким чувством, точно она передавала не слова старинной, всем уже знакомой песни, а чью-то жизнь, чье-то горе. Да и действительно, ее жизнь одинокой девушки-сироты, была похожа на жизнь этого дуба, который стоял одинешенек среди долины и которого никто не мог защитить он непогодушки.

Наташа устремила вдаль большие задумчивые глаза и унеслась воспоминаниями в прошлое, которое будила эта песня. Голос ее звенел, как серебряный колокольчик, и, казалось, плакал и жаловался на что-то, и вся душа выливалась в чистых звуках. У всех почти подруг на глазах были слезы. Наташа кончила. Несколько мгновений длилось молчание — точно все были зачарованы.

Затем все кинулись к Наташе, стали ее тормошить, целовать, обнимать, говорить:

— Как ты хорошо поешь! Как ты поешь… И чего ты скрывалась, Наташа? Такой талант, такой голос. Спой, душечка, еще.

Наташа точно очнулась и раскраснелась, как зарево.

— Ну что вы, право, девицы, какая я певица? Не знаю я никаких песен хороших…

— Нет, Наташа, ты чудно поешь! И голос у тебя задушевный.

— А мыто не знали? И ты-то таилась. Ну правда, ты тихоня…

К девушкам подошла воспитательница и тоже похвалила Наташу.

— У тебя, Петрова очень развился голос… Право, жаль, если пропадет такой талант… Надо начальнице сказать… Учить бы тебя…

Застенчивая Наташа очень конфузилась, краснела и все время твердила:

— Нет, нет… Не говорите никому. Я ведь не умею петь. Ну какой у меня голос… Пожалуйста, не говорите начальнице. Мне так совестно.

Все-таки подруги упросили Наташу еще раз спеть «Среди долины ровныя». Кроме того она спела «В селе малом Ванька жил» и старинную песню «Гляжу, как безумный, на черную шаль».